100 лет назад в Киеве родился конструктор советского шаттла
Многие «секретные» ученые, работавшие на оборону и космонавтику Советского Союза, до сих пор остаются малоизвестными широкой публике. К сожалению, это относится и к нашему земляку Глебу Лозино-Лозинскому, Герою Социалистического Труда, лауреату двух Сталинских и Ленинской премий.
Самым выдающимся его делом стало создание советского шаттла — космического корабля многоразового использования «Буран»…
— Моя бабушка Елизавета Исаевна была свято убеждена, что ее сын, мой отец, — человек исключительный, — рассказала «ФАКТАМ» дочь создателя советского шаттла «Буран» Глеба Лозино-Лозинского Ирина. Она приехала из Москвы в Киев — в Национальный университет «КПИ» на празднование 100-летнего юбилея отца. — Такая вера бабушки, безусловно, помогала папе добиваться впечатляющих успехов. Он был соратником легендарного авиаконструктора Микояна, в КБ которого создавались истребители МиГ.
За МиГ-31, один из лучших в мире истребителей, отца удостоили звания Героя Социалистического Труда. Он руководил разработкой космического самолета (программа «Спираль», которая, к сожалению, была свернута).
К созданию «Бурана» папа приступил в 67 лет. Когда осенью 1988-го этот корабль вышел на орбиту и благополучно вернулся на Землю, отцу было уже 79, но он сохранял высокую работоспособность, жил в сумасшедшем ритме. Если бы не умение моей мамы обеспечить ему нормальный быт, то организм отца, думаю, не выдержал бы перегрузок.
Папа дожил почти до 92 лет, умер в ноябре 2001-го, а всего за полгода до этого без посторонней помощи взобрался на Великую Китайскую стену — обожал путешествия! Это даже для молодого человека задача не из легких.
Никто в нашем роду так долго, как папа, не прожил. Причем до последних дней сохранил хорошую память и ясность мысли. Правда, зрение подводило — оно заметно ухудшилось после кровоизлияния в глаз. Поэтому в последние годы читал, пользуясь огромным увеличительным стеклом.
Особых секретов долголетия у него не было. Впрочем, очень много ходил пешком — на работу, с работы. И меня пристрастил к этой привычке. Хотя, если честно, в детстве я приходила порой в бешенство, когда отец решал: на метро не поедем, пойдем пешком. А еще он мало ел. Это вообще-то весьма полезно — вставать из-за стола с легким чувством голода. Когда я вышла замуж, узнала, что мужская порция обычно раза в три больше, чем съедал отец.
— Глеб Евгеньевич родился в Киеве…
— Да, но детских воспоминаний о Киеве у него не осталось, ведь семья переехала на Полтавщину — в Кременчуг, когда папе было всего пять лет. Любил вспоминать, как в детстве с мальчишками прыгал по льдинам на Днепре возле Кременчуга.
Его родители были интеллигентами — мой дедушка (он был старше жены на 25 лет) занимался юриспруденцией, бабушка, выросшая в зажиточной еврейской семье, получила хорошее образование. В Харьковский механико-машиностроительный институт папа поехал поступать потому, что в этом городе жила его тетка. Из студенческих воспоминаний самым, пожалуй, ярким было для него восхождение с ребятами на высочайшую гору Европы Эльбрус.
В Киев он вновь попал перед войной, когда уже занимался конструированием авиационных двигателей. Отсюда его направили в эвакуацию.
— С вашей мамой он познакомился в студенческие годы?
— Нет, позже, — когда ему было 28 или 29 лет. Мама работала бухгалтером в Харьковском авиационном институте, в котором папа занимался созданием двигателя для тяжелого бомбардировщика. Так что у них случился служебный роман.
Моих родителей называли идеальной парой — им было хорошо вместе, они никогда не ссорились. Когда мы уезжали на дачу, папа с мамой, бывало, уходили на полдня на прогулки. Многим нравится устраивать на даче огород или цветы высаживать. А родителям это было неинтересно. Они, повторюсь, гуляли, мама восторгалась красотами природы, а папа с удовольствием ее слушал — человеком он был немногословным.
Кстати, бабушка считала, что ее сын достоин гораздо более интересной женщины. Дело вот в чем: мой отец, как я уже говорила, из зажиточной интеллигентной семьи. А мама — из бедной многодетной. Я видела украинскую хату-мазанку, в которой она выросла с четырьмя братьями и сестрами: две маленькие комнатушки, рядом сарайчик для кур. Уже с апреля старшие дети жили на улице, в хате только ночевали.
Мама посвятила себя семье — когда мне было семь лет, ушла с работы и стала домохозяйкой.
— Я бы этого не сказала. Сталинские премии достатка нам не прибавили. Может быть, позволили поехать на курорт или родителям купить что-нибудь из одежды? Не помню. Как жили в коммуналке с двумя соседями, так и продолжали там жить. Вообще, по нынешним меркам, мы были очень бедными — в комнате из мебели — только железные койки и какой-то кошмарный стол и стул. Бабушка работала учительницей математики, снимала угол в другом доме.
Но, знаете, ощущения безысходности не было, наоборот, вплоть до начала 1960-х острым оставалось ощущение того, что наш народ — победитель в грандиозной войне. Этим обусловливался всеобщий душевный подъем.
Как раз в 1960-е отцу дали небольшую двухкомнатную квартиру. Думаю, он мог бы получить большую жилплощадь, но этого нужно было добиваться. А папа не хотел никому быть обязанным. Когда у нас появилась отдельная квартира, бабушка переехала к нам. И хотя они с мамой были людьми, так сказать, несовместимыми, тем не менее уживались мирно.
Впервые я узнала, что у папы довольно высокая зарплата, когда после первой сессии в Московском авиационном институте оформляла стипендию. Претендовала на нее потому, что оценки у меня были хорошие. Принесла в деканат справку о доходах семьи и услыхала: «Ваш отец много зарабатывает, поэтому стипендия вам не положена».
Родители не увлекались покупками мебели, разной домашней утвари, одежды. А вот бытовые технические новинки приобретали сразу после их появления в магазинах. Скажем, начала отечественная промышленность выпускать первый советский телевизор «КВН», и мы его незамедлительно купили. В продаже появился автомобиль «Москвич», похожий на немецкий «Опель», и отец тут же его приобрел. Мы ездили на нем на дачу.
А самой крупной покупкой стала двухкомнатная квартира, которую папа купил, когда я вышла замуж.
— Мама баловала вас блюдами украинской кухни?
— Она превосходно и, что очень важно, быстро готовила. Самым, пожалуй, любимым нашим блюдом были вареники с вишнями. Ели их, сняв верхнюю одежду, чтобы не забрызгаться вишневым соком.
Папа к кухонной плите даже не прикасался, полагал, что приготовление еды — не мужское дело. Кстати, он считал, что женщины не должны заниматься техникой. Поэтому когда Светлана Савицкая заявила, что станет космонавткой, отговаривал ее. А я пошла учиться на инженера. Папа не возражал, но прямо говорил: мол, вряд ли добьюсь на этом поприще успехов. Однако я доказала, что он неправ — участвовала в создании двигателей для ракеты «Энергия», которая вывела космический корабль многоразового использования «Буран» на околоземную орбиту. Так что в этом проекте мы оказались с отцом в одной упряжке.
— Было ли у вашего отца хобби?
— Нет. Он увлекался только любимой работой. В достижении поставленных целей проявлял настойчивость и даже жесткость. Сотрудники научно-производственного объединения «Молния», где создавался «Буран» и на котором отец был генеральным конструктором, рассказывали мне, что, когда папа распекал подчиненных, некоторые даже падали в обморок.
Подчеркну, что «начинкой» «Бурана» отец не занимался. Возглавляемый им коллектив создал планер шаттла. Это неимоверно сложно. Ведь, возвращаясь на Землю, корабль подвергается колоссальнейшим перегрузкам, его поверхность ужасно раскаляется. Поэтому пришлось создать сотни технологий, десятки новых материалов, чтобы решить поставленную задачу.
— Отмечали ли успехи Глеба Евгеньевича дома — государственные награды, запуск «Бурана»?
— Специально застолий по этим поводам не устраивали. Отец вообще не был любителем такого рода мероприятий. Гости нашей семьи собирались пообщаться. Одним из самых близких отцу людей был его двоюродный брат, главный инженер космодрома «Плесецк». После выхода на пенсию этот брат поселился в Москве, приходил к нам с женой, участвовавшей в создании противоракетной обороны вокруг Белокаменной. Говорили они недомолвками, ведь обсуждались секретные темы, но все равно я с удовольствием просиживала с ними часами — мне было интересно их слушать.
— Отца выпускали за рубеж?
— Да, он стал ездить в загранкомандировки с 1960-х. Помнится, мама тогда бегала по Москве в поисках для папы новой одежды.
— А что он привозил в подарок?
— Ни-че-го! Он об этом просто не думал. А просить его я не могла — у нас в семье обращаться с такого рода просьбами к отцу было не принято. Хотя, конечно, хотелось получить модные заграничные вещи. Впрочем, иногда он все же привозил подарки. Но, как потом выяснялось, покупали их другие члены советской делегации, а отец возвращал им деньги.
— Как Глеб Евгеньевич пережил закрытие проекта «Энергия- Буран»?
— Не опускал руки, в отчаяние не впадал — выступил с идеей запуска космического корабля многоразового использования со «спины» самого большого в мире самолета «Мрiя». В Киеве на Авиационном научно-техническом комплексе имени Олега Антонова создали группу по воплощению этого проекта. К сожалению, пока он не реализован.
— «Буран», летавший на орбиту Земли, сгорел на космодроме «Байконур» во время пожара в 2001 году, а какова судьба остальных советских шаттлов?
— Один стоит в Москве, в парке имени Горького. А тот, на котором космонавт Игорь Волк выполнял тренировочные полеты, продан в Германию одному из тамошних музеев.