21 мая известному режиссеру, актеру и педагогу исполнилось бы 95 лет
В украинском кинематографе всего три воспитанника Сергея Герасимова — Кира Муратова в Одессе, Александр Муратов и Василий Ильяшенко в Киеве. С одним из них — режиссером Александром Муратовым — мы и говорим о Герасимове, человеке-легенде: каким он был в реальности?
- Советская пресса в свое время взахлеб рассказывала о том, как по-отечески любит Сергей Аполлинариевич всех своих учеников. Но можно ли любить всех одинаково?
- Конечно же, нельзя. И Герасимов нежно относился к тем, кому повезло… с родителями. Но не подумайте, что нуждался в чьей-то поддержке: он был вхож в самые высокие сферы власти, и сам мог кому угодно составить протекцию. Просто Сергей Аполлинариевич предпочитал общаться с равными: поговаривали, что он из «бывших», отсюда и снобизм.
- А как вы попали к нему на курс?
- Поступив в 1952 году на операторский факультет ВГИКа, я старался бывать на лекциях Сергея Аполлинариевича. А когда снимал на фото дипломный спектакль его выпускного курса «Юность Петра», подружился с учениками Герасимова — Львом Кулиджановым, Яковом Сегелем, Василием Ордынским, Эдуардом Бочаровым. Мне очень нравилась атмосфера этой мастерской: здесь люди прямо заряжались верой в свои силы. И как-то так случилось, что я плавно «перетек» на режиссерский курс.
С Герасимовым отношения складывались нормально, а вот с Тамарой Макаровой, его женой, которая преподавала у нас актерское мастерство, не клеились. Она была так величественна, что я то смущался в ее присутствии, то не в меру раскрепощался. Так, когда мне поручили роль Максима Максимыча в отрывке из лермонтовской повести «Бэла», я решил поразить воображение Макаровой: ввел в речь русского офицера легкий кавказский акцент, придумал своеобразную походку, жесты, интонацию. Зал содрогался от хохота. Смеялась и Тамара Федоровна. А Сергей Аполлинариевич после спектакля сказал мне: «За то, что развеселил зал, спасибо, а за то, что поиздевался над Лермонтовым, ставлю тебе „два“. Нет, „один“!»
Ну, что мне было делать? Возвращаться на операторский? Хотел к Ромму перейти, но Герасимов не отпустил. К сожалению, с актерским мастерством во ВГИКе у меня так и не сложилось (из-за чего я не получил красный диплом), но я не только учился у Герасимова и Макаровой, а даже стал вхож в их дом, приглашаем на дачу и допущен к знаменитым пельменям, который мэтр лепил виртуозно и с сумасшедшей скоростью. (Так не умел никто другой, поэтому в тех его фильмах, где нужно было показать священнодействие на кухне, снимали руки Герасимова.) Позже я понял, почему они приблизили меня к себе: мой отец — известный украинский поэт, лауреат Сталинской премии. К сонму избранных были приобщены и моя тогдашняя жена Кира Муратова (ее мать была министром кинематографии Румынии), Юрий и Ренита Григорьевы (мать Рениты — Нина Попова, председатель союза женских организаций, член ЦК КПСС), Лана Гогоберидзе (ее отца, партийного лидера Закавказья Левона Гогоберидзе, репрессировали, а когда реабилитировали, судьбой Ланы занимался сам Анастас Микоян).
- Но в любимчиках у мэтра ходили и Василий Шукшин, и Василий Ильяшенко — они-то, что называется, из народа…
- Их Сергей Аполлинариевич считал «самородками»…
- В обществе сложилось мнение, что самые талантливые режиссеры и актеры — выученики Герасимова.
- Отар Иоселиани, Лариса Шепитько, Георгий Шенгелая, Джемма Фирсова — чьими учениками были эти всемирно известные режиссеры? Александра Довженко! А наш знаменитый поэт и актер Микола Винграновский? Тоже учился у Довженко! Да и мы с Кирой на практику попросились к Довженко — в его «Поэму о море». Почему? Знали, что ко вгиковским украинцам он особенно внимателен: один из немногих, мог остановить студента в коридоре, расспросить о делах, о доме, что-то посоветовать. Довженко любили, восхищаясь им, а Герасимова боготворили, побаиваясь его.
- Отчего же?
- Думаю, прежде всего, дело в масштабности его личности. Она делала его даже физически крупнее. При росте менее 170 см Герасимов производил впечатление высокого человека. Он вызывал уважение и как профессионал. Так, на очень сильном курсе Михаила Ромма действующими режиссерами становились всего четыре человека, а у Герасимова — все. Показательно, что во времена хрущевской оттепели, когда студенты устраивали обструкцию Михаилу Чиаурели, знаменитому постановщику фильмов о Сталине, и оглушительно свистели на просмотрах картин Ивана Пырьева, Герасимова это не коснулось. Его авторитет оставался незыблемым. И Сталин его любил, и Хрущев уважал, и Брежнев…
- Говорили, что Герасимов — человек энциклопедических знаний.
- Он действительно обладал недюжинными знаниями — в литературе, философии, психологии. Но для него важно было не только передавать свои «запасы», но и демонстрировать их, чтобы произвести впечатление. Не будучи авангардистом, он с энтузиазмом цитировал только входящих у нас в моду Ионеску, Беккета, Джойса, Кьеркьегора, Сартра и даже предлагал поставить на курсе «Хулио Хуренито» Эренбурга. Но когда я заикнулся, что хочу снять «Санаторную зону» опального Миколы Хвылевого, Герасимов сник и ничего определенного мне не ответил (свою мечту я осуществил только после перестройки, поставив трилогию этого автора: «Танго смерти», «Долой стыд» и «Вальдшнепы»). Вообще, Герасимов был очень смелым в разговорах, но осторожным в творчестве. Его принцип — показ жизни в формах самой жизни — не совмещался с идеями цитируемых авторов и формами выражения. Заметив это противоречие, Кира Муратова однажды прервала вдохновенный монолог мэтра об отражательной роли искусства, выкрикнув «Надоело отражать, пора искажать!» Он ничего не ответил, но, похоже, обиделся.
- Это как-то отразилось на Кире?
- С одной стороны, нет. Почувствовав, что в недрах его мастерской вырос художник совершенно другого направления, Сергей Аполлинариевич не мешал ей развиваться, и Кира стала всемирно известным кинорежиссером. С другой стороны, Герасимов написал об этом в «Известиях» — правда, не назвав фамилии «сотрясательницы устоев». Не заступился учитель за свою ученицу и когда отправили на полку ее фильм «Долгие проводы». Жена крупного партийного босса возмутилась взаимоотношениями сына и матери в картине, и этого было достаточно, чтобы в Москве, а затем и в Киеве начались гонения на режиссера. Помню также его реакцию и на первый мой совместный с Кирой фильм «Наш честный хлеб», который мы сдавали более двух лет. Нас все ругали. Хорошую рецензию написал только Сергей Аполлинариевич — правда, когда картину уже сдали, но прокат ей все равно не «светил». Впрочем, в то время мэтр уже вряд ли мог чем-нибудь помочь, хотя, наверное, желал этого.
- В народе была популярна легенда о верной любви Герасимова и Макаровой. Но в киношном мире судачили, будто красотки ВГИКа получали у него роли только «через постель». Смаковали историю с Татьяной Гавриловой, которая, снявшись в фильме «Люди и звери», любовницей быть отказалась и тихо… выпала из обоймы снимающихся актрис.
- Подобных слухов действительно ходило много. Говорили, что у Сергея Аполлинариевича был роман с Нонной Мордюковой, что он был влюблен в красавицу Зину Кириенко… Но я знаю лишь о его увлечении киевлянкой Оксаной Руденко. Это тип Симоны Синьоре, чье лицо в то время считалось эталоном женской красоты. Оксана была архитектором, а познакомил их Сергей Параджанов. Об этом тайном романе знали лишь посвященные.
- А непосвященные злословили о связи супруги Герасимова с Лаврентием Берия и сочувствовали Сергею Аполлинариевичу. Не понимали, почему же он не развяжет этот узел. Ведь Герасимова считали супердипломатом — настолько элегантно он умел решать проблемы…
- Не все было ему подвластно. Например, когда над Параджановым нависла угроза тюремного заключения, Герасимов первым бросился к Брежневу с просьбой не судить режиссера, которого весь мир признал гением. Но генеральный секретарь прислушался не к нему, а к «своему» Щербицкому. Один из помощников Брежнева позже говорил мне: «А кого должен был послушать Леонид Ильич — Герасимова или Щербицкого?» Сергей Аполлинариевич был очень подавлен своим бессилием. Только когда к делу подключились более влиятельные люди — известная французская писательница Эльза Триоле и ее муж писатель-коммунист Луи Арагон, состоялось досрочное освобождение Сергея.
- Жаркие дискуссии разгорались по поводу особого «советизма» Герасимова. В чем он выражался?
- Сергей Аполлинариевич никогда не прикасался к культовым фигурам — ни в одном кадре у него нет ни Ленина, ни Сталина. Не снял он ничего откровенно верноподданнического и во времена последующих правителей. Проповедовал лишь общечеловеческие ценности, но умело
«вставлял» их в советские рамки, а тончайший вкус позволял ему делать это довольно художественно. Герасимов находил такие типажи и предлагал героям такую интонацию общения, что сконструированные им ситуации воспринимались как откровения. Зрителю казалось, что на экране он видит саму жизнь, но в тех ее формах, которые ему самому недоступны.
- Героиня герасимовского фильма «Любить человека» говорит мужу: «Не гневайся». В этом весь Сергей Аполлинариевич. В картинах других режиссеров герои «злятся», «сердятся», «ругаются», а у него — «гневаются». Видимо, людям не хватало такой вот рафинированности в жизни, и они подсознательно тянулись к ней в кино. Потому и шли на фильмы Герасимова, а интеллигенция ими просто «болела». Потому те же «У озера», «Любить человека» не просто воспитывали, а служили катализатором, который ускорял в обществе процесс осмысления действительности. Но мне кажется, вы испытываете к своему учителю противоречивые чувства.
- Я с годами стал сомневаться: стоило ли моему учителю делать профессионалов даже из не самых одаренных людей? Ведь одной «техничности» им оказалось мало. К примеру, в фильмах его учеников Анатолия Бобровского, Виктора Соколова, да и Рениты с Юрием Григорьевых есть все, кроме отпечатка индивидуальности. Их фильмы похожи друг на друга. Но Герасимов обучал не только профессии — он учил думать. И те, в ком он развил эту жажду, шагнули за пределы, ограничивающие творческое пространство посредственности. Яркие примеры — Татьяна Лиознова, Кира Муратова, Лана Гогоберидзе. А успехи учеников как раз и определяют высоту пьедестала, на котором стоит Учитель.