Бывшие диссиденты хотят, чтобы пьесы о жизни борцов писали с их согласия
Любите ли вы театр? То есть любите ли вы его так, чтобы искать в нем не изыски формы, а душевное потрясение. Когда после спектакля хочется не обсуждать огрехи постановок, а молча пережить свои впечатления? Если вы любите театр именно так, то и вас можно поздравить с показом в Киеве пьесы «У. Б. Н. », созданной сестрами Галиной и Лесей Тельнюк и поставленной Львовским театром им. М. Заньковецкой.
Премьера «У. Б. Н. » во Львове вызвала скандал. Что и неудивительно: Галичина всегда была оплотом национального движения, и большинство «убээнов» (украинско-буржуазных националистов -- термин, запущенный с тяжелой руки КГБ) жили и живут здесь. Но, как ни странно, многие из них спектакль и не восприняли. А те, кто воспринял и узнал себя, говорили об этом чуть ли не шепотом. Зато противников у «У. Б. Н. » -- хоть отбавляй. Сын Василия Стуса Дмитрий даже выступил в прессе с открытым письмом, в котором, настаивая на том, что он спектакль не смотрел и смотреть не будет, обвинил его авторов в выполнении заказа (чьего, интересно?). Тем, кто не по своей воле не сумел посмотреть «У. Б. Н. », расскажем все же, о чем пьеса.
Удалившись от мира, живет в своей халабуде прошедший лагеря и психушки старый диссидент Зенон (народный артист Украины Федор Стригун). У него квартируют «хорошие ребята» музыканты (группа «Всяк випадок»). После гибели любимой жены он не желает никого видеть. Но одиночество матерого волка нарушают врач-психиатр, любимый сын и любимый друг (Петр Бенюк), ныне народный депутат. Приезжая к нему под различными предлогами, все просят об одном: чтобы Зенон поддержал на выборах в Верховну Раду генерала-патриота. Все они называют бывшего кагэбиста, отправившего в свое время в лагеря и психушки не одного «нацика», единственным патриотом Украины, прославляют его интеллигентность, ум, любовь к украинской песне и умение играть на рояле. Искушает новоявленного св. Матфея-Зенона и жена, явившаяся ему с того света и умоляющая поддержать сына и помочь ему. Поддерживают же осознавшего безысходность своего одиночества диссидента только письма от далекой американки Синди, представительницы Международной амнистии. Спектакль, кстати, заявлен как поставленный по мотивам переписки известного украинского диссидента, отчима Тараса Чорновола, Зиновия Красивского с американкой Айрис Акагоши. В финале спектакля к герою приходят с обыском психиатр с подручными. Оказывается, что и авария, в которой погибла жена Зенона, была подстроена КГБ, и письма от имени Синди писали в тех же стенах, а сама американка умерла много лет назад в американской психиатрической лечебнице. «Мир поймал и тебя», -- кричит «убээну» маньяк-психиатр, принимая желаемое за действительное. Зенон, сжигая свою берлогу, уходит. Ко всему сказанному можно добавить, что действо сопровождается прекрасной музыкой Леси Тельнюк и песнями на стихи Евгения Маланюка, Ивана Козаченко, в исполнении Галины и Леси.
-- Но почему именно «У. Б. Н. »? Что вам, современным интеллектуалкам, до того поколения? -- спрашиваем у сестер Тельнюк.
-- Наш отец Станислав Тельнюк, украинский писатель, публицист, переводчик, поэт, литературовед, выпустивший около 30 собственных книжек и упорядочивший более 200 чужих, был человеком исключительных знаний, его называли в Союзе писателей ходячей энциклопедией, -- рассказывает Галина. -- Когда после института он приехал в Киев и начал работать в «Литературной Украине», его первой любовью и духовным учителем был Павло Тычина. Тычина был стареньким, умирал, осознавая, что наделал в жизни множество ошибок. Отец понимал его трагедию. Фактически отец и Гальченко спасли первый том его 12-томного издания. Сейчас из литераторов и поэтов сделали героев -- так хочет народ, который требует хлеба, зрелищ и впечатлений, хочет видеть кого-то распятым, не осознавая его подлинной стоимости. Может, в наших руках изменение сложившейся ситуации. После премьерных показов «У. Б. Н. » некоторые стали писать, что отец не был диссидентом, что он якобы подписывал какие-то протоколы КГБ. Все это ложь! Но в связи с нашей пьесой я увидела своего отца совсем другими глазами. Открыла для себя его дневниковые записи -- пять толстенных тетрадей, которые велись и во время процесса над Стусом. Отец был на этом процессе свидетелем как один из рецензентов «Феномена доби» (произведение В. Стуса, посвященное трагедии Тычины). Отец, кстати, не во всем был согласен со Стусом. Глубокое исследование творчества Тычины 30-40-х годов, когда, как считалось, тот изменил себе, отрекся (будучи бывшим семинаристом) от Мадонны, стал партийным певцом при кровавом троне, дало отцу основание понять Павла Григорьевича как фигуру трагическую. За полгода до смерти Тычина сказал отцу: «Пошло мое творчество с водой». И отец записал в дневнике: «Не понимает Стус Тычину. А Тычину нужно спасать. Для Украины и для того же Стуса».
-- Но советско-кагэбистская машина работала и била и отца, и нас, -- продолжает Леся Тельнюк. -- Мы с детства знали, что украинский язык, на котором мы говорили везде -- и дома, и во дворе, -- неуместный, какой-то демонстративный, хоть отцу об этом не говорили. Мы понимали, что такое наше ощущение -- это слабость, с которой надо бороться. И когда во Львове во время спектакля «У. Б. Н. » на сцену выскочила Ирина Калинец и стала кричать: «Не клевещите на детей диссидентов», я вспомнила себя и подумала, что у этих детей нет иного выхода, как стать крепкими волками или быть, как все, и колебаться в зависимости от ситуации. Рано им и их отцам еще «бронзоветь». Жизнь продолжается и борьба продолжается. Наш отец не сидел, но писал в дневниках: «Почему меня не сажают. Я хочу сидеть». Он прекрасно понимал, что его закрытый рот -- это его литературная, человеческая и мужская смерть, это отсутствие смысла в жизни. Его фамилия наряду с фамилиями Драча, Костенко, Симоненко, Винграновского были в кагэбистских списках Маланчука. Этих людей официально было запрещено печатать.
Поэтому мы и хотели показать спектакль в Киеве. И в Нью-Йорк хотим повезти пьесу, она не должна оставаться исключительно галицким скандалом. Проблемы, возникшие во Львове, могут оказаться смешными на фоне проблем, которые поднимутся в Киеве. Против партийности не попрешь, похоже. Фурцева, конечно, переписывала за ночь не устраивающие ее места в пьесах советских драматургов. Может, и Калинец хотела бы того же, но мы не знали, что ей надо было нести на подпись.
-- Вас упрекали в том, что имя Красивского вы использовали для получения гранта на постановку спектакля от фонда «Вiдродження». Что вы можете возразить, ведь ваш Зенон действительно далек от Красивского?
-- Для фонда «Вiдродження» основными условиями выдачи гранта были полистилистика спектакля и образ сильного украинского лидера, -- говорит продюсер сестер Тельнюк Андрей Батьковский. -- Когда Мирослав Гринишин увидел видеозапись вечера Галины и Леси памяти В. Стуса и ему понравилось, он предложил сестрам делать музыкальную драму, мистерию вроде той, о которой мечтал Тычина (в постановке Леся Курбаса). Текст заказали сыну поэта Дмитрию Стусу. Он должен был написать сценарий, а музыку -- Тельнюк. Желающие финансировать постановку были даже в Канаде. Но Дима Стус все никак не мог закончить свою часть работы.
-- Все ждали-ждали, и я, наконец, спросила его: «Дима, меня просят написать эту пьесу», -- вступает в разговор Галина Тельнюк. -- «Пиши, Галюня, ты сможешь и ты должна», -- он заверил меня, что это не нарушит нашей дружбы, и я поверила. Увы. После премьеры спектакля он запретил исполнять песни на слова отца. Конечно, спектакль от этого не выиграл, но выиграл ли Стус? Я уверена, что на львовский скандал вокруг «У. Б. Н. » таки был спецзаказ. Кто этих людей, бывших политзэков, подбил на провокации, это, конечно, вопрос. Шухевич, который был на спектакле, лично мне сказал, что ему пьеса понравилась, что он узнал себя, хоть у него и были какие-то мелкие творческие замечания. Федору Стригуну написал письмо друг Зиновия Красивского, бывший боец УПА, который с семьей приезжал из Славска на спектакль. Он пишет, что трем поколениям его семьи «У. Б. Н. » очень понравился, они поняли пьесу и приняли ее.
Киевская театральная богема отреагировала на пьесу более сдержанно, делая акцент на самой театральной постановке, а не на соответствии исторической правде. К тому же спектакль -- не историческая драма. А даже если и историческая -- что из того? Даже в мемуарах остается место эмоциям, личному, с которым согласны не все. В исторических драмах всегда должно оставаться пространство для вымысла и осмысления. Иначе это будет учебником истории, но не произведением. Киев больше критиковал форму -- мол, ну не вечный это театр, много в нем от политагитки, митинга, актеры в своем классическом психологизме местами перебарщивают, спектакль больше берет злободневностью, нежели артистичностью. Все это упреки к технологии, но не к идеологии пьесы, как и должно быть в нормальной критике. Киевскую публику не волнует, что образ Зенона мало соответствует образу реального диссидента Красивского. Скандал вокруг пьесы раздут несогласными с «оскверненным» священным образом. Из уст реальных, а не вымышленных борцов с коммунизмом в адрес спектакля звучит непрерывное вечное «ганьба».
Сын Василия Стуса Дмитро, еще недавний соратник по проекту за тот же грант, после осуждения со стороны Ирины Калинец тут же от опасных друзей отмежевался -- дескать, не понимают, что творят. И в открытом письме стал давать странные советы: мол, надо было текст пьесы, перед тем как ставить, показать друзьям Красивского. Это очень сродни коммунистической цензурной механике -- пьесы о Сталине давать Сталину, чтобы сразу вычеркнул все идеологически неверное. Фейхтвангеру вообще неплохо было бы поговорить с родственниками Гойи, а те, в свою очередь, могли бы ему запретить описывать картины испанского художника.
Ирина и Игорь Калинцы пишут: «Как же искажен образ сына политзэка -- ныне активного депутата Верховной Рады, кристальной чистоты человека, у которого нет ни иномарки, ни бизнеса… » Имеется в виду Тарас Чорновил. Но ведь литературный герой -- существо вымышленное. Если Зенон еще имеет сходство (хотя бы в имени и переписке) с реальным Красивским, то уж ни малейшего намека на Чорновола-младшего в пьесе нет. Друзья диссидентов пишут о вульгарности образа, о том, что Зенон был работящий, не пьющий, что дети никогда не обвиняли родителей в том, что те их бросили и в тюрьму сели и т. д. Есть такая штука в искусстве -- условность называется. И Ричард III у Шекспира далек от реального, и Пугачев у Пушкина. Хотя это пьесы исторические, а «У. Б. Н. » -- нет. Просто авторам нужно было оторваться еще дальше, чтобы этих глупых обвинений в несоответствии представлениям диссидентов попросту не было. Избежать имен, вывернуть наизнанку сюжет, заданный жизнью. Подняться над реальностью. Но этого не произошло.
Судя по реакции зала, пьеса действительно берет больше актуальностью -- по сути, это первая политическая пьеса в независимой Украине. И опыт удался -- на народ подействовало. При упоминании имен политиков зал волновался от смелости авторов. Все-таки социальная сатира -- прекрасная вещь. Это еще в ХIХ веке заметили. И неизвестно, почему мы должны от нее отказываться в угоду исторической правде, которая, кстати, у каждого из участников событий будет своя.
Украина вообще становится страной литературной нетерпимости -- о Шевченко нельзя, о Лесе Украинке -- ни-ни, теперь -- о диссидентах ни слова. Тиражи идут под нож, потому что родственникам не понравился мемуарный взгляд на известного (ныне покойного) человека. И такие случаи не единичны. На роль бунтаря Салмана Рушди претендует любой инакомыслящий -- а молодежь вся таковой и является. Потому что молодежь закостенелыми мифами не питается, а все норовит их очеловечить. Чтобы люди, которые что-то сделали для Украины, не торчали в виде гипсовых надгробий, а оставались в памяти живыми людьми, с их грехами и талантами. Нам же, потомкам, лучше.
P. S. Василь Овсиенко, политзэк с 13-летним стажем:
-- Я сам отношусь к тем, кто был дважды в судебном порядке назван этим штампом -- У. Б. Н. Действительно, диссиденты были другими. Но ведь герои драмы -- художественные образы. Это и понятно. А после пьесы мне было приятно узнать от молодых, что благодаря пьесе появился позитивный реальный образ диссидента, сильной личности -- той путеводной звезды, вокруг которой можно объединиться. Это мы глазами молодых…