30 ноября исполняется 100 лет со дня смерти великого английского писателя
Через каких-то полгода после блистательного триумфа -- премьеры комедии «Как важно быть серьезным» -- знаменитый писатель, великий эстет, законодатель мод Оскар Уайльд, всегда окруженный толпой почитателей, находящийся на вершине успеха, оказался низвергнут. Состоятельный денди, чей ежегодный доход был колоссальным -- 8000 фунтов, в одночасье стал банкротом. Любимец английского общества, непревзойденный рассказчик, которого принимали в любом салоне, превратился в отверженного, от него отвернулись почти все бывшие друзья. Писатель, чьи театральные премьеры становились поистине событием, чьи книги расходились, как сдобные булочки, был предан литературному забвению: книготорговцы сожгли экземпляры его книг, а театральные дирекции мгновенно избавились от его пьес. Имя Уайльда было уничтожено, до конца жизни ему было запрещено видеться с собственными детьми. Приговоренный к двум годам тюрьмы, после освобождения он прожил всего два года -- в нищете, в чужой стране.
Уайльд родился в Дублине в семье известного хирурга-офтальмолога и экзальтированной поэтессы, богемной дамы, известной своей эксцентричностью и увлеченностью литературой. Оба родителя были патриотами Ирландии: с юности они увлекались фольклором, позже стали публиковать этнографические работы. Отца Оскара Уильяма Уайльда называли самым грязным человеком в Ирландии. Этот вертлявый, живой человек успевал не только причудливо орудовать хирургическими инструментами, но и соблазнять дам направо и налево, оставляя незаконнорожденных детей. Жена смотрела на все похождения Уайльда-старшего сквозь пальцы, всецело отдаваясь литературе и мыслям о революции: последним, кстати, она занималась пылко и не только теоретически. Она призывала ирландцев наточить против английских тиранов ножи -- в то время как сама была англичанкой! Маленький Уайльд рос в богемной атмосфере: в атмосфере измен и эксцентричных поступков, театральных поз и театральных восторгов. В конце концов карьера отца закончилась бесславно: одна из пациенток подала на него в суд, обвиняя в том, что хирург соблазнил ее, когда та была под наркозом. Несмотря на символическую сатисфакцию (одно пенни), репутация врача была погублена. Из светского льва он превратился в эдакого местного сумасшедшего, от которого все шарахались.
Оскар переехал в Лондон. Возможно, для того, чтобы убежать от собственного отца, от его падения. Для ирландца этот отъезд был равносилен измене. Тем не менее по сути своей Уайльд был истинным ирландцем. Только ирландцы могут так самозабвенно воевать со злом.
Современники называли Оскара Уайльда великим эстетом, апостолом эстетизма. Он превозносил красоту, физически не вынося несовершенства. О его эстетизме ходили легенды. Однажды, находясь в гостях, он внезапно вскочил и выбежал вон со стоном: «Если я останусь здесь хоть на секунду, я заболею!» Оказалось, ему сделалось «дурно» от неизящного интерьера гостиной. Уайльд был также возмущен неэстетичными лохмотьями нищего, которого постоянно видел из своего окна: в конце концов он отвел его к своему портному, чтобы тот соорудил ему идеальное рубище с симметричными пятнами и прорехами. Таким образом Уайльд искоренял все негармоничное в природе и обществе, дабы его взор не так страдал.
Уайльд был знаменит не только как писатель, но и как главный лондонский денди. Его статьи об истории и теории костюма заслуживают внимания специалистов: именно Уайльд предугадал, что короткая женская юбка победит длинную c пышными кринолинами, что одежда будет держаться на плечах, а не на неудобном корсете и многое другое. «Только пустые, ограниченные люди не судят по внешности», -- эта фраза стал девизом всех денди. Придуманный им костюм стал униформой, образцом стиля: он первый сменил неудобные облегающие брюки на широкие, стал носить отложной воротничок вместо «стойки». Часами он просиживал у парикмахера, в петлице носил зеленую гвоздику, на тросточках Уайльда всегда красовались золотые набалдашники. Тщательно выбранная бутоньерка была важнее для него, чем внешняя, природная красота, а изящно завязанный галстук он считал первым серьезным шагом в жизни.
Уайльд удачно женился на Констанции Ллойд, в следующие два года у них родились сыновья. Вскоре он познакомился с семнадцатилетним студентом Робертом Россом, который соблазнил его. Гомосексуальный Лондон с радостью принял в свои объятия молодого писателя. С этого момента Уайльд раздваивается, живет в двух мирах, тщательно отгораживая свою тайную жизнь от официальной: по воскресеньям он идеальный муж и любящий отец, в будни -- ведущий богемный образ жизни гомосексуалист, проматывающий на своих любовников огромные суммы в ресторанах Сохо, неразборчивый в связях, вечно окруженный толпой поклонников. Он все больше отдаляется от респектабельных друзей жены и втягивается в круг молодых геев. Именно этому человеку было суждено стать мучеником за идею: недаром сегодняшние геи считают Уайльда своим символом, божеством, мифом. Приняв страдание за любовь и «убеждения», он стал Христом гомосексуализма.
Дремавшая в нем доселе склонность выплескивается наружу и становится катализатором творчества. Это время оказалось для писателя чрезвычайно плодотворным. Но вскоре он знакомится с человеком, который станет его злым гением -- двадцатидвухлетним лордом Альфредом Дугласом. Уайльд был поражен красотой юноши, ему льстило то, что этот образованный очаровательный лорд обожает его творчество. При знакомстве Дуглас признается, что девять раз прочитал знаменитую повесть «Портрет Дориана Грея». Ослепленный красотой Бози (таково было прозвище Дугласа), он пишет нежные вдохновенные письма, где иногда в закодированном стиле, а подчас и открыто боготворит своего любовника. В письме к Россу, своему проводнику в мир однополой любви, самому преданному другу, Уайльд пишет: «Бози подобен цветку нарцисса -- такой ослепительно-бело-золотой: когда он возлегает на диване, он словно Гиацинт, и я преклоняюсь перед его красотой».
Последствия этой дружбы, как называл ее сам Уайльд, оказались ужасающими. В своем письме -- тюремной исповеди, адресованной Дугласу, Уайльд пишет, что винит себя за то, что позволил довести себя до полного нравственного падения и разорения. «Твое настойчивое желание вести безудержно роскошную жизнь, непрестанные требования денег привели меня к серьезным затруднениям: с осени 1892 года до моего ареста я истратил на тебя более пяти тысяч фунтов наличными, не говоря уже о счетах. После одного обеда с Робби я написал первый и самый лучший из моих диалогов. После наших с тобой лукулловых обедов ничего не оставалось, кроме ощущения, что съедено и выпито слишком много. Мое банкротство приобретает оттенок вульгарной распущенности, и я стыжусь того, как безрассудно тратил на тебя деньги и позволял тебе швыряться ими как попало». Может показаться, что, сидя в тюремной камере, Уайльд как последний крохобор жалеет потраченные деньги. Но на самом деле это было далеко не так: он просто с ужасом осознал, в какую бездну упал из-за человека, который его даже не любил.
Дуглас был из странной семьи, семьи, где, как поговаривали в Лондоне, у всех в роду были «не все дома». Взбалмошный молодой лорд ненавидел своего отца, лорда Куинсберри, а тот, в свою очередь, ненавидел сына, выслеживал его -- гомосексуальные похождения сына стали своеобразной манией отца. Сын подогревал его нездоровый интерес, посылая ему вульгарно-скабрезные письма, обзывая лорда Куинсберри и тем самым провоцируя на ответные выпады. Уайльд стал заложником их взаимной вражды.
Надо сказать, что нравственное падение, о котором пишет гениальный писатель, -- не образное выражение. Их связь была пропитана трагизмом и не предполагала моногамии. Любовники не были верны друг другу в физическом смысле: Дуглас приобщил Уайльда к особого рода развлечениям, познакомил с новыми друзьями. Они занимались любовью с простолюдинами, которые были готовы отдаться за пару фунтов и обед. Бози именовал эти оргии «обедами в клетке с пантерой». При этом в обществе Дуглас вел себя вызывающе открыто, да и Уайльд не скрывал, что он гомосексуалист. Он подписывал свои произведения словом «уранист», что на сленге геев конца ХIХ века обозначало приверженца гомосексуальной любви. Но все-таки рамки приличия необходимо было соблюдать. Дуглас, отличавшийся бешеным нравом, вспыльчивостью, доходившей до эпилептических припадков ярости, злорадно унижал Уайльда перед его друзьями, открыто хвастаясь их связью. Он любил Уайльда только после его бурных успешных премьер, удачных выступлений, когда тот был в зените славы. Ему, молодому никчемному человечку, доставляло удовольствие находиться рядом со знаменитостью, купаться в лучах его славы. Когда же Уайльд заболел во время одного из их бесконечных шикарных выездов в Монте-Карло, где любезный Бози проматывал состояние писателя, вероломный любовник просто бросил его в номере отеля, а сам пошел развлекаться. Дуглас зашел к Оскару, бредившему в горячке, только чтобы взять деньги для казино, и написал ему жестокое письмо: «Когда вы не на пьедестале, вы никому не интересны. В следующий раз, как только вы заболеете, я немедленно уеду!» Уальйд сотни раз давал себе клятву, что порвет с Бози, но вновь и вновь прощал его выходки.
Во вражде с собственным отцом Бози использовал Уайльда, который слушался его, казалось, во всем. Когда разъяренный Куинсберри, спровоцированный сыном, поначалу преследовал Уайльда, поносил его в обществе, а затем бросил писателю письмо с вызовом -- «Оскару Уайльду -- позеру и содомиту», Дуглас стал подстрекать Уайльда к мести. Он требовал подать на отца в суд, уверял, что все родственники оплатят судебные издержки, только бы Уайльд, благодетель, избавил их от чудовища, которое терроризирует и мать, и Бози, и всех близких. Уайльд пошел и на это, подав в суд на обидчика. Дуглас оставался в стороне, при этом дергая марионетку за нити. Но лорд Куинсберри нашел двенадцать свидетелей в суде, которые подтвердили, что Уайльд приставал к ним с содомитскими предложениями. Было и еще одно доказательство.
Дуглас мало осознавал, что живет с великим художником, он не дорожил ни посвящениями, ни письмами, которые посылал ему Уайльд. В конце концов одно из писем попало в руки любовника Дугласа -- человека беспринципного и непорядочного. В письме Уайльд сравнивал своего любимого с Ганимедом и Нарциссом, нанизывал метафоры, использовал античную стилистику, не подозревая, что копии этого интимного послания прочитает весь Лондон. «Из твоих рук оно переходит в руки твоего отвратительного приятеля: от него -- к шайке шантажистов; копии рассылаются по всему Лондону моим друзьям, попадают и к директору театра, где ставится моя пьеса: письмо толкуется как угодно, только не так, как надо. Общество возбуждено: пошел слух, что мне пришлось заплатить огромную сумму за то, что я написал тебе непристойное письмо, и это впоследствии послужило основанием для безобразнейшего выпада, сделанного против меня твоим отцом. Я предъявляю на суде оригинал письма, чтобы доказать его истинный смысл, но адвокат твоего отца объявляет письмо гнусной и преступной попыткой развратить Невинность, и в конце концов оно становится частью уголовного обвинения. » Как только лорда Куинсберри оправдали, было возбуждено дело против Уайльда -- за принуждение к содомии и безнравственное поведение.
Друзья Оскара умоляли его скрыться за границей, чтобы избежать судилища. Но им распоряжался Бози, точнее, пагубная любовь к нему, и Уайльд, как парализованный, ждал суда. Писателя приговорили к двум годам тюрьмы, где в качестве трудотерапии (по насмешке судьбы) он заворачивал книги в коричневую оберточную бумагу. Банкрот, он был лишен права видеться с собственными детьми, уничтожен в глазах общества. Викторианская чопорная Англия не простила своему гению открытого признания. От него отвернулись даже друзья. Все, кроме Росса: он единственный встал и снял перед ним шляпу, когда Оскара уводили из зала суда. За два года в тюрьме Уайльд получил от своего любовника Бози лишь письмецо с просьбой опубликовать его личные письма. Дуглас ни разу не пришел к нему на свидание.
Через три года после освобождения Уайльд умер от менингита во Франции -- в жуткой нищете, позабытый всеми. Рядом с ним был только преданный Роберт Росс -- Святой Робби, как называл писатель своего первого любовника из-за его набожности. Возможно, именно он настоял на обращении Оскара Уайльда в католичество. И на смертном одре писатель принимает католическую веру, что и стало причиной прощения его грехов. Недавно информацию об этом опубликовал один из влиятельных иезуитских журналов.
Трагедия Уайльда -- это трагедия человека, чувствующего себя свободным в несвободном обществе. Пытаясь оправдать свое «антиморальное» поведение, он шаг за шагом открывал новую мораль, которая шла вразрез с викторианской. Он создал мир, в котором порочное и ужасное расценивалось как Прекрасное, потому что было эстетично. Царевна Саломея, которая за божественный танец требует от Ирода вожделенную голову пророка Иоанна, -- ключевая фигура в эстетизме Уайльда. Не так давно Роман Виктюк поставил эту пьесу: Саломею сыграл мужчина, актер Дмитрий Бозин. Саломея для Виктюка -- тот же Бози, пленительный, жестокий Альфред Дуглас, к ногам которого упала голова Оскара Уайльда. У жертвы было два года в Редингской тюрьме, чтобы обдумать их странную связь. В конце концов Уайльд пришел к смирению. «Неужели ты думаешь, что за все время нашей с тобой дружбы ты был достоин той любви, которую я проявлял к тебе. Я знал, что ты ее недостоин. Но Любовь не выводят на торжище, не бросают на весы торгаша. Цель любви -- любить и только. Я отдал тебе жизнь, а ты, в угоду самым низменным страстям -- Ненависти, Тщеславию и Корысти, выбросил ее. Ради себя самого мне оставалось только одно -- любить тебя. »
«Facty i kommentarii «. 30-Ноябрь-2000. Жизнь.