Похоже, в московской кино и шоу-тусовке не осталось ни одного мало-мальски популярного лица, которое бы не имело украинских корней. Не исключение -- и актер Сергей Маковецкий, который родился и вырос в Киеве, а его мать всю жизнь проработала на киевском заводе «Вулкан». Даже жену свою, Лену, Сергей впервые встретил на Одесской киностудии. А вот сын Денис родился уже в Москве и нынче учится у знаменитого Юрия Грымова.
Сергей Маковецкий, которого в Москве считают секс-символом, далек от самовосхваления. Он обожает жену, сына и шикарного кота Мусика. А еще подводное плавание. Причем желательно где-нибудь на Мальдивских островах…
-- Вы можете сейчас, спустя много лет после того, как уехали из Киева, сказать, что он по-прежнему для вас родной город?
-- Конечно. Несмотря на то, что с 1976 года живу в Москве, Москва -- это только мое новое место жительства. Я не претендую на звание москвича, и никогда не претендовал. Я киевлянин. И очень люблю приезжать домой. В Киеве мне никому не нужно ничего объяснять. Мне созвучны здешний темперамент, здешняя неторопливость. Это мое.
-- У вас, провинциального мальчика, не было страха перед Москвой?
-- Я в 17 лет уехал в Москву. Но страха… Нет, не было. Я был молодым, азартным, уверенным в себе и не чувствовал себя провинциалом. Я мог бы оказаться и на Луне, если бы там принимали в театральный институт.
-- Когда человек вспоминает о родном городе, в его воображении прежде всего возникает какая-то картинка -- место, которое ему наиболее дорого. Что видите вы, вспоминая Киев?
-- Дом на Харьковском шоссе номер 13, построенный в форме буквы П. Двор и детский садик, отделенный от двора забором. Вокруг очень много зелени. Рядом желтый дом, поляночка. Гастроном, который назывался «наш гастроном». Это часть самых дорогих моих воспоминаний.
-- К киевской публике вы относитесь как-то по-другому, чем к московской?
-- Да. Более трепетно. На гастролях я вообще чувствую себя по-другому. Когда часто играешь какой-то спектакль в Москве, ловишь себя на том, что уже не так волнуешься, выходя на сцену. А на гастролях в родном городе у меня другое настроение. Хотя огромной разницы между публикой, диаметральных отличий нет. Различие только в деталях, в нюансах. В общем, я не акцентирую внимание на том, как меня воспринимают. Как правило, все нормально. Это видно по тому, как с тобой здороваются на улице, как встречают, когда выходишь на сцену.
-- Мне кажется, вам нравится слегка менять свою внешность, играть с ней. Вам очень идут очки, но, по-моему, вы надеваете их не из-за плохого зрения.
-- Это действительно такая «фенечка», аксессуар. Зрение у меня стопроцентное. Был период, когда я обожал очки. Я их надеваю -- и как будто глаза закрыты от всех. Я вроде спрятался за неким забралом. Такой, знаете, «эффект страуса».
-- Просто мистификация. Хотя после того, как вы однажды совершенно убедили меня в том, что будете играть в фильме роль Ленина, что было розыгрышем, вам сложно стало верить.
-- Очки, мистификации -- это развлечения, которые я сам себе придумываю для настроения. Смотрю на себя в зеркало: интеллигентное, умное лицо в очках. Оно и без очков ничего, но в очках чуть-чуть интереснее. Мне интересно мистифицировать. Но когда я что-то придумываю, у меня моментально возникает желание признаться. Правда, иногда «бросаешь» какую-то байку, а она уже успела попасть на страницы печати. Тут уж поздно разгребать обратно, поздно кричать, что я все это придумал. Я вообще уверен, что все истории из жизни звезд на две трети придуманы. Особенно о том, где звезды отдыхают, как они общаются. И в этой придумке есть своя логика.
Я обычно говорю своим младшим коллегам или студентам, с которыми часто общаюсь: вокруг актера должен быть выдуманный ореол успеха и благополучия. Если актер приедет на шикарной машине, в окружении кавалькады мотоциклистов, никто не скажет: жулик приехал. Все скажут: Артист! Пусть публика сворачивает голову, пусть будет уверена, что артисты «деньги гребут лопатой». Я всегда говорю начинающим: нет бриллиантов -- одолжи. Нет шикарного платья, чтобы пойти на банкет или на премьеру, -- одолжи. Лучше скрип зубов за твоей спиной, нежели жалость: бедненькая. Существует странная закономерность, которой я понять не могу: у бедного хочется забрать, а богатому -- отдать. Богатому хочется сделать одолжение, сделать приятное. Поэтому пусть ходят слухи, где мы гуляем и загораем.
-- Не вспомните свою самую удачную публичную мистификацию?
-- Однажды на «Кинотавре» я показал за столом свою фотографию как будто бы со съемок нового фильма. И объяснил, что снимаюсь у Тарантино. Моментально придумал, что в главной роли -- Траволта. Он едет автостопом и встречается с разными людьми. А я играю бывшего эмигранта, француза. Рассказал, что роль выучил на французском языке. К тому же, я, мол, им так понравился, что они дали мне личного переводчика.
Я попросил всех, кто был за столом, в том числе и журналистов, чтобы это осталось пока между нами. Но я же знал, кого просил. На другой день ко мне подошли два журналиста, сказали, что дали информацию в свои журналы, и попросили рассказать подробности. Я говорю: ребята, всему свое время. Решил так: выйдет похожая картина, скажу, что меня вырезали.
-- Может, в вас говорит тщательно скрываемое желание сниматься в Голливуде?
-- На самом деле мне предлагали роли «там». Но я отказывался. Во-первых, я не совсем владею языком, так, как мне бы хотелось. Во-вторых, то, что предлагают, неинтересно: какой-то русский офицер говорит о боеголовках. Правда, может, и зря отказывался…
-- А вдруг «Оскара» получите, представляете? Как «Красота по-американски»? Видели, кстати, этот фильм?
-- Да, это изящная история о том, как мужчина в 42 года, увидев и почувствовав красоту, умирает именно в этот момент. В эту секунду что-то к нему пришло. Ощущение себя, жизни, семьи. Он взял фотографию своей жены, дочки. Казалось, вот сейчас все перевернется. Нет, вытащили пистолет и нажали курок. Но он перед смертью увидел настоящую красоту. Можно подумать, что они читали Чехова.
«Красота по-американски» -- прелестная картина. При легкости и театральности формы в ней есть очень серьезные размышления. И о том, что такое семья вообще, женское несчастье и мужское несчастье в семье, и мужское счастье обретения самого себя. А для мужчины среднего возраста это имеет огромное значение.
-- Почему вы считаете, что именно в этом возрасте мужчине так важно обрести себя?
-- Доказано, в том числе и астрологами, что для мужчины очень опасен возраст от 38 до 45. Объясняется это тем, что точка рождения и точка этого возраста слишком близко друг от друга. Для мужчины это мостик. Для него очень важно его дело. Женщина может раствориться -- в мужчине, в доме, в любви. Мужчина имеет свою собственную нишу свободы, в которую он никого не пускает. Она заполнена его делом. Вот на этом мостике происходит переоценка того, что сделано. Многие меняют семью, профессию, самого себя. И через это проходит каждый. В этом возрасте, кстати, я в нем тоже нахожусь, нужно беречь мужчин: это контрольная точка. До этого мостика ты только накапливаешь опыт, а после -- уже им живешь, он уже тобой движет до конца.
-- Что вам видно сейчас с вашего мостика?
-- Видно то, что сделано. А сделано много хорошего. И не стоит бояться об этом говорить. Не стоит плевать через плечо и стучать по столу. Это семья, это дети, это работа, это ты сам. Ты сам, какой ты есть. То, что ты сумел себя сохранить. Со своими недостатками, с леностью, нежеланием садиться за учебники. Но я вижу то, что сделано. И это нормально. И чувствую то, что еще хочется сделать. Это замечательное состояние. Я вообще люблю находиться в том месте, откуда открывается хороший вид, простор. На любой возвышенности лучше, чем выглядывать из-за чьей-то головы.
«Facty i kommentarii «. 20 апреля 2000. Культура