Сын известного режиссера Петра Тодоровского благодарен отцу, что он его не воспитывал
Валерий Тодоровский -- режиссер не одной картины. Так получилось, что молодой сценарист, закончив ВГИК, стал одной из главных фигур современного российского кинематографа. За короткое время он снял несколько картин: «Катафалк», «Любовь», «Подмосковные вечера» и, конечно же, знаменитый фильм «Страна глухих». Ныне Тодоровский продюсирует новый сериал «Закон», хотя многие ему прочили актерскую карьеру. Как бы то ни было, молодой режиссер уже получил несколько «пальмовых листьев», и в Каннах тоже.
-- Валерий, в последнее время многие маститые режиссеры, киноведы стали делить кино на «мужское» и «женское». Вы себя к какой группе причисляете?
-- Ну, наверное, так четко делить я все же не буду. Хотя… Один очень серьезный киновед Владимир Юрьевич Дмитриев, из руководства Госфильмофонда России, который все видел, все знает, все помнит, (поэтому его все боятся), сказал мне несколько лет назад: «Валерий, я думаю, что вы женский режиссер». Я не знал, как на это реагировать, хорошо это или плохо. Три дня думал, мучался. Потом встретил его и спросил, что он имел в виду. Он ответил: «Мне кажется, у вас все время будут какие-то женские истории, будут хорошие роли для женщин». Я подумал, ну что ж, дай Бог. И действительно, как-то само собой получалось, что у меня главные герои -- всегда женщины. Или еще смешная штука. Мне один критик сказал, что в каждой моей картине есть какая-нибудь женщина бальзаковского возраста. И правда, у меня снимались Вия Артмане, Алиса Фрейндлих. Женщины, которые правят всем. Но я далек от анализа этих вещей.
-- Как вы думаете, среди ваших зрителей больше мужчин или женщин?
-- Я не делю зрителей по половому признаку. Я просто помню о них. Мне важно, чтобы мой фильм досмотрели до конца. Да, есть замечательные режиссеры, которым искренне плевать, посмотрит их работу три человека или миллион. Я же хочу, чтобы зрители что-то испытали, почувствовали, чтобы им было интересно, чем все кончится. И когда я начинаю, а особенно когда заканчиваю съемки, то иду на уступки, отношусь к фильму и как к зрелищу. У меня сейчас большие проблемы с театром. Потому что, за редким исключением, все спектакли мне кажутся слишком длинными. Хочется их сократить… Если спектакль идет четыре часа, значит, автор верит, что ему есть что сказать.
-- Кого конкретно вы имеете в виду?
--Да кого угодно!.. Сходите на любой четырехчасовой спектакль. Кино гораздо раньше стало существовать как бизнес. И появились продюсеры, которые говорят: «Так скучно, тут длинно… » Хотя в театре действительно есть творчество. Когда человек свободен, он думает, что четыре часа -- это нормально. А я прихожу, и мне через час уже неинтересно, я уже все понял. Понял, что режиссер хотел сказать, его стилистику.
-- Но вы же не обычный зритель. Вы смотрите с профессиональной «колокольни».
-- Ничего подобного, зрителю еще хуже -- его не интересует ни стилистика, ни жанр, ни что режиссер хотел сказать. Зрителю нужно, чтобы происходящее на сцене его «держало». Я боюсь театра. Смотрю спектакли и думаю, что здесь можно быстрее сделать, а тут вообще лишняя сцена. Или какая-нибудь пауза затянутая.
-- Вы и ваш папа Петр Тодоровский -- два совершенно разных режиссера. Два талантливых человека в одной семье. Не много ли?
-- Талант дает Господь Бог или природа. Я знаю бездарных людей, которые родились в потрясающих семьях. Другое дело, если человек с талантом режиссера родился в плохое время, не в том месте, то, возможно, он сам в себе этот талант не откроет. Как-то же догадался Василий Макарович Шукшин, живя в деревне, притащиться в Москву, к Михаилу Ильичу Ромму, и сказать: «Я хочу быть режиссером». В хорошей среде есть шанс раньше созреть. Или что-то самому себе объяснить. Я везучий человек, у хорошего папы родился, он меня не учил, не воспитывал, никак не толкал в эту область, но у меня была возможность наблюдать, слушать. В детстве, еще в Одессе, где я родился, я близко видел Хуциева, Ташкова. Были рядом Окуджава, Высоцкий. И это действительно здорово, хотя талант тут ни при чем.
-- У вас с отцом много общего?
-- Общее у нас одно -- каждый старается снимать свое и не суетиться. У отца картины очень разные, были и победы, и поражения. Если он снимал «Военно-полевой роман», то это его воспоминания. «Анкор, еще Анкор» -- это армия, в которой он служил в те времена. А в фильме «Любовь» я тоже снимал про свое. Только это свое надо воспринимать не буквально, а душевно. Но мы с отцом относимся к разным поколениям, у нас иной ритм, иные ощущения жизни.
-- Для вас имеет значение место съемки?
-- В «Стране глухих» мы снимали мастерскую скульптора. Первый съемочный день, только туда приехали. Полдня -- какие-то грязные одеяла на кровати. А потом первая съемка в мастерской, ее до этого никто не видел. И место четко мне диктовало, что надо забраться наверх, поставить камеру под самым потолком и выключить свет -- перед тем, как откроется дверь. В фильме есть такой кадр: открывается дверь, полоска света в темноте, мы не видим, куда героини вошли, потом их голоса, одна говорит другой: «Сейчас подожди». Стук шагов и свет, и мы видим сразу масштаб, высоту с десяти метров. Зритель ошарашен. А если бы мы сняли все это снизу, то зрители увидели бы только торчащий кусок глины (восьмиметровая статуя в центре зала) и какую-то деревянную стену.
-- Вы предпочли настоящую мастерскую бутафорной?
-- Мы пришли в реальную мастерскую, а потом построили второй этаж, его не было. Мне хотелось, чтобы они спали на разных этажах, чтобы героиня ходила по лестнице вниз -- вверх, чтобы она ездила на лифте. Построили второй этаж, на котором спала Дина Корзун, а на первом -- Чулпан Хаматова.
-- «Страна глухих» -- такая странная, почти нереальная история.
-- Мне нравилась история, в которой были две девочки, одна из которых глухая, она болтается по городу в поисках счастья и по пути встречает какие-то испытания, в частности, испытания деньгами, любовью, криминалом. Посмотрите, как живут люди. Человек сегодня в огромном городе, если он один, одинок и неустроен, обязательно пройдет через какое-то столкновение с окружающим миром. Он встретит по пути бандитов, любовь -- удачную или неудачную. Это просто жизнь.
-- Жизнь… Неужели вы через это прошли?
-- Я никогда не болтался одинокий по городу, как мои героини. Но в каком-то смысле я это прошел. Мы живем в таком мире, что если от него не прятаться, обязательно придется через что-то пройти. Через опасность, одиночество, страшные разочарования, когда жить не хочется из-за предательства любимого человека. Это жизнь, имеющая отношение к любому нормальному человеку.
«Facty i kommentarii «. 03-Август-2000. Культура.