Дверь квартиры открыла невысокая щупленькая девушка, на вид лет 25, с годовалой малышкой на руках. Глядя на нее, невозможно было поверить, что она -- мать пятерых детей. Правда, где и с кем живут четыре старших дочери, Люба не знает. В этом праве ей отказано. Даже если родная мать через суд добьется отмены опекунства, оформленного над ее детьми в трудное для нее время, смогут ли они жить вместе одной любящей семьей? Ведь уже два года дети Любы называют мамой другую женщину.
Четыре девочки остались одни в запертой квартире, когда их 26-летнюю мать арестовали за то, что в ее сумочке нашли шприц с наркотиками. Шприц был не ее, а человека, с которым она жила. Спустя несколько месяцев, когда это доказали, Любу освободили прямо из зала суда. Но, вернувшись домой, она обнаружила, что детей нет. Десятилетнюю Таню, восьмилетнюю Машу и семилетнюю Настю отправили в приют, а младшую, трехлетнюю Яночку -- в больницу (все имена в материале изменены). Прошло полтора года, пока Люба отошла от пережитого в СИЗО и немного стала на ноги. За это время она нашла себе нового гражданского мужа, родила пятую дочку. Настало время собрать всех детей.
Люба отправилась в приют за дочерьми, но там ей сказали, что над ее детьми оформлено опекунство и они находятся за границей. Тогда-то женщина впервые по-настоящему испугалась. А вдруг дочек продали на органы или в рабство -- газеты-то всякое пишут? Она бросилась на поиски детей.
Оказалось, что дочки по-прежнему живут в Киеве. Но опекунский совет Харьковской райадминистрации столицы отказал матери в ее желании увидеться с детьми, аргументируя тем, что своим аморальным поведением и безалаберным отношением к детям она довела их до психического и физического истощения. По словам заместителя главы Харьковской райадминистрации Киева Жанны Лесовой, возглавляющей опекунский совет, девочки были попросту брошены матерью.
-- В мае 1998 года к нам обратился начальник жэка и соседи этой семьи, которые рассказали, что почти месяц четверо детей одни находятся в закрытой квартире, -- рассказала Жанна Лесовая. -- Мы вынуждены были открыть квартиру в присутствии милиции и медработников. Квартира явно служила притоном для наркоманов и была в ужасном состоянии. Вместо обоев на стенах были расклеены порнографические картинки. Мать к тому времени уже стояла на учете в наркодиспансере, скрывалась от следствия, поэтому днем она закрывала детей на ключ, а ночью иногда приносила им еду. Подкармливали и соседи: дети на веревочке спускали кулек, те клали в него пищу. Когда мы вошли в квартиру, увидели страшную картину: дети глодали сырую картошку, а рядом стоял тазик с позеленевшей от времени водой.
-- Почему же тогда вы не лишили ее родительских прав?
-- Мы всегда стараемся дать человеку шанс одуматься и родительских прав лишаем только в самом крайнем случае. К этому делу тоже подошли не формально, а по-человечески. Нашлась женщина, которая захотела взять девочек под свою опеку. Дети за это время привязались к ней, отогрелись, стали учиться в школе. Когда они приехали к нам, мы увидели явные перемены к лучшему.
-- А что же делать законной, родной матери?
-- Действительно, год назад мать пришла к нам, попросив вернуть ей детей. Мы сказали, что вернем их тогда, когда она убедит опекунский совет в том, что может содержать и обучать детей, положительно влиять на них. Она не стала спорить и ушла.
… Люба остепенилась и теперь мечтает лишь об одном -- вернуть дочерей. С третьей попытки она добилась встречи с ними. В конце октября нынешнего года вместе с мужем и младшенькой Лизочкой женщина пришла в райадминистрацию, где и повидала дочек в присутствии опекунши, школьных учителей, воспитателей приюта и сотрудников опекунского совета. Девочки жались к опекунше и отказались не только возвращаться к матери, но и видеться с ней.
-- Во время встречи с детьми мать плакала, -- продолжает Жанна Лесовая. -- Очень тяжело слышать от собственных детей: «Мы к тебе не вернемся». Мы поговорили с женщиной и разъяснили ей, что настаивать и торопиться не стоит. Девочки ее помнят и, если она пойдет по пути добра, со временем забудут все плохое. И может быть, сами вернутся к матери. Пусть у детей будет две матери. Мы думали, что убедили ее, но ситуация, похоже, дойдет до суда. В этом случае опекунский совет будет на стороне опекуна. Не потому, что она нам чем-то нравится, а законная мать нет. Слава Богу, мать сделала для себя выводы. И для ее пятого ребенка, и для этих четверых это хорошо. Девочки живут сейчас в хорошей семье, нормально развиваются, благодаря церкви ежегодно ездят во время каникул за границу. Старшие девочки учатся в музыкальной школе. Все дети называют опекуншу мамой.
Родная мать считает, что детей настроили против нее: «У старшей Танечки слезки потекли, она глаза вниз опустила, когда говорила, что не хочет ко мне возвращаться. Но материнское чувство подсказывало мне, что она говорит это под давлением. Остальные с такой же неохотой сказали «нет». Я спросила: «Почему?» Они ответили: «Мама, ты нас не кормила». Опекунша не дала мне поговорить с детьми наедине. Как можно? Мне кажется, в райисполкоме прекрасно понимают, что мне с детьми придется выделить квартиру и предоставить льготы, а им это невыгодно.
-- Вы будете обращаться в суд?
-- Конечно! И если придется, буду судиться пожизненно. Я не хочу, чтобы моих детей воспитывала чужая женщина. Я их выносила, родила и имею право их воспитывать, ведь меня никто не лишал родительских прав. Опекунский совет обвинил меня в том, что я довела детей до психического срыва. Но разве им сейчас не ломают психику, если они у родной матери яблоко из рук могут взять только после разрешения опекунши. Я понимаю, что мне придется судиться с государством, пользующимся моей юридической неграмотностью. Когда я спросила в опекунском совете, где находятся мои дети, мне ответили: «Вам этого знать не надо. Вы за своих детей не переживайте: они одеты, обуты и накормлены. » И все.
При этом я постоянно слышу упреки в свой адрес по поводу сомнительного прошлого. Хотя меня уже оправдали и я действительно сожалею, что так обошлась с детьми. А как же пресловутое стремление дать человеку шанс исправиться?
Глядя на белокурую малышку Лизочку, невольно забываешь о конфликте между взрослыми. Девчушке год и три месяца, она счастливо улыбается и тянется ручонками к маме. По всему видно, что маленькой Лизочке дома хорошо. Она здесь королева.
-- Мы ее в честь Елизаветы Второй назвали, -- улыбается с нежностью Люба. -- Только вот скучно ей без сестренок. Я уже не могу иметь детей. А нам с мужем одного ребенка мало. Мы себе собаку завели (юную ротвейлершу Гретту из-за буйного темперамента на время моего визита заперли в ванной. -- Авт. ). Хотим забрать к себе моего отца -- после инсульта ему нужен уход. Когда-то моих родителей лишили родительских прав, но я хотела остаться с отцом. Меня тогда никто не слушал, поэтому воспитывалась в интернате и всю жизнь мечтала о большой дружной семье. Сейчас отобрали моих детей. У меня ведь из родных остались только отец и они.
Директор юридического агентства «Интерюр» Виктор Николаев, представляющий интересы Любы, прокомментировал «ФАКТАМ» сложившуюся ситуацию с точки зрения закона:
-- В данном случае опека над детьми была действительно установлена совершенно правильно. Однако на наш запрос в опекунский совет Харьковского района столицы о том, кто является опекуном и где находятся дети, мы получили фактически незаконный отказ. Получается, мать не имеет права знать, где и с кем живут ее дети, что с ними происходит. Как мы помним, никто не лишал ее родительских прав. И это главное. По закону мать имеет право ознакомиться с любыми документами, касающимися ее детей. Заключение о том, что мать ведет аморальный образ жизни, опекунский совет делает на основании двух справок от участкового, где указывается, что за такой-то период соседи гражданки такой-то дважды вызывали милицию из-за шума в ее квартире.
Что самое странное, в действующем законодательстве и правилах опеки не существует механизма ее снятия. Суд признал мать невиновной, следовательно, основания для опеки отпали. Если есть другие основания для этого, решение о лишении родительских прав должен принять суд. Нигде не сказано, что можно устанавливать опеку раз и на всю жизнь. К сожалению, в нашем законодательстве это не единственный пробел.
В этой ситуации, в принципе, можно обращаться в суд с иском об отобрании детей. В судебном заседании должно быть заслушано мнение органа опеки, который в данном случае явно против того, чтобы вернуть детей матери. По сути, мнение органа опеки базируется на справке из милиции. На месте этой женщины может оказаться любой оклеветанный или невинно осужденный человек. Таким образом законные родители могут лишиться своих детей.
Я встретилась с девочками и их теперешней мамой Анной. Перед встречей Анна сказала, что делает для «ФАКТОВ» исключение и больше ни с кем из представителей масс-медиа встречаться не будет: «Получается, что я оправдываюсь. »
Из подъехавшей к закусочной «Макдональдс» красной машины выпрыгнули девчушки, окружив улыбающуюся женщину, как цыплята наседку. Необыкновенно красивые и нежные, девочки уверенно чувствовали себя в знакомой обстановке ресторанчика, периодически подбегая к маме, обнимая ее и радостно щебеча. Одним словом, нормальная семья, только немножко большая. Посторонний человек и не заподозрил бы, что вместе они только два года.
Впервые Анну свела судьба с этими детьми весной 1998 года. Ее, как адвоката, сотрудничающего с благотворительными и религиозными организациями, попросили помочь четырем девочкам, оставшимся без присмотра матери. Записав фамилию детей и сделав несколько телефонных звонков, Анна перепоручила это дело своей помощнице.
Через пару месяцев в одной из киевских больниц, куда Анна пришла навестить племянницу, к ней неожиданно подошла малышка лет трех, чумазая, плохо одетая, но с очаровательной улыбкой и распахнутыми голубыми глазенками. «А можно я посижу у тебя на руках?» -- спросила девчушка и взобралась к Анне на колени. Малышка обняла женщину и доверчиво к ней прижалась. Это была Яна. На следующий день Анна принесла девочке одежку, гостинцы и детскую зубную щетку -- малышка даже не знала, что это такое. В больницу Яна поступила в истощенном состоянии, с запущенным заболеванием кожи, нуждалась в оздоровлении. Анна решила взять ее с собой на море. Для этого пришлось оформить разрешение в Харьковской райадминистрации, где выяснилось, что у Яночки есть еще три сестрички, которых отправили в детский приют.
Тогда-то женщина выяснила, что помогала этим детям еще весной, правда, отнеслась к этому формально. На море Яна скучала по сестрам и под конец поездки начала называть Анну мамой. И если раньше Анна не могла даже представить, что решится взять под опеку одного ребенка, когда пришла в опекунский совет, сказала, что берет всех четверых.
«Помню, я вышла на улицу с мыслью: что я делаю? Ведь я даже не видела старших девочек, -- вспоминает Анна. -- Я поехала за советом к родителям, и они сказали мне, что чужих детей не бывает. После этого я уже не сомневалась в том, что поступила правильно.
2 ноября исполнилось ровно два года, как я забрала девочек. Меня поразила встреча сестер с Яной. Они стояли как вкопанные и смотрели друг на друга абсолютно без эмоций. Позже дети рассказывали, что очень скучали в приюте по малышке, но в момент встречи не смогли проявить своих чувств. Когда мы сели ужинать, меня потрясло, как дети ели… Они были похожи на затравленных зверьков. Но когда Яна обратилась ко мне «мама», Настя переспросила: «Как ты ее назвала? Мама? Я тоже хочу ее так называть. » «И мы!» -- подхватили Таня и Маша. Тогда я поняла, что у детей само понятие «папа-мама» довольно размытое. Ведь они каждого нового мужчину, появлявшегося в доме, называли папой и, очевидно, считали, что раз может быть много пап, то может быть и несколько мам?!»
Потом началось самое трудное -- адаптация детей к новой жизни. Во-первых, по словам Анны, у всех детей имелись нарушения функции поджелудочной железы, а также нарушения психики, были у них и кожные заболевания. Во-вторых, они ни дня не учились в школе. Даже 10-летнюю Таню пришлось учить писать и считать. За два года Таня прошла программу начальной школы и перешла в пятый класс, вместе с Машей занимается музыкой (благо, нашелся добрый человек, подаривший детям пианино).
-- Дети столько всего прошли впервые,-- вспоминает она. -- Скажем, они не знали, что такое сыр или фотография. А сколько было радости, когда Таня или Маша привозили из поездок альбомы снимков. Только мы почувствовали нормальную жизнь, как нас снова начали дергать. Я уверена, что, даже если девочек принудительно вернут матери, они убегут.
Как юрист я понимаю, что эта сложная ситуация требует решения. Если дело дойдет до суда и государство в очередной раз пойдет на эксперимент, это не принесет детям ничего хорошего. Пока же мы все вместе учимся, растем потихоньку и надеемся на лучшее. Скажу вам по секрету, у меня есть мечта -- дать всем девочкам высшее образование. Но заботиться о ее осуществлении надо уже сейчас.