Анатолия Фирсова часто называли хоккейным Пеле. Однако король футбола может позавидовать количеству медалей, завоеванных самым титулованным советским хоккеистом. Трижды Фирсов выигрывал Олимпиаду (три олимпийских «золота» еще находятся в коллекции Третьяка, Давыдова и Рагулина), 8 раз — чемпионат мира, 7 — чемпионат Европы. В составе ЦСКА хоккеист стал девятикратным чемпионом СССР. Трижды Фирсова признавали лучшим нападающим чемпионата мира и лучшим спортсменом СССР, шесть раз — лучшим хоккеистом СССР. Добиться таких результатов пока не удавалось никому, и не исключено, что не удастся и впредь.
По завершении хоккейной карьеры Фирсов чем только не занимался: был тренером, депутатом Верховного Совета СССР, возглавлял фонд помощи детям-инвалидам. На этой неделе прославленный хоккеист отметил свой 59-й день рождения.
- Анатолий Васильевич, каким был ваш путь в большой хоккей?
- Родился и вырос я в Москве, жил возле стадиона «Алмаз», там и проводил свое свободное время. Летом мы играли в футбол, баскетбол, зимой — в русский хоккей. Именно хоккеем с мячом я и стал поначалу заниматься. В 11 лет я играл за юношеские команды, а года через два соревновался уже со взрослыми.
- А как состоялся переход из одного хоккея в другой?
- Дело в том, что в хоккей с шайбой сначала перешел мой тренер Александр Николаевич Игумнов. Видимо, он увидел во мне талант к маленькому хоккею (как его тогда называли) и переманил меня к себе в команду.
- И сколько вам тогда было лет?
- Если мерять по сегодняшним возрастным меркам, когда в хоккейную секцию приходят еще дошкольниками, я тогда был уж чуть ли не стариком — мне исполнилось 16 лет.
- Наверное, догонять сверстников в мастерстве было нелегко?
- Вы знаете, ведь тогда многие в хоккей с шайбой пришли, как и я, из русского хоккея. Судите сами: с хоккея с мячом начинали такие мастера, как Виктор Куськин, Виктор Якушев, Вячеслав Старшинов, Борис Майоров, с именами которых связаны победы сборной СССР на девяти чемпионатах мира подряд. Русский хоккей очень здорово меня закалил. Ведь в него играют на площадке длиной в сто метров. Приходится много перемещаться, находиться в постоянном движении. Благодаря этому мне не сложно было, когда я перешел в хоккей с шайбой, не меняясь, играть по 3--4 минуты, сохраняя при этом высокий темп.
- Но ведь между двумя хоккеями довольно большая разница, совсем другие навыки…
- Определенные навыки хоккея с шайбой у меня тогда уже были. Хотя я всерьез и занимался русским хоккеем, но по вечерам часто выходил во двор, где в свое удовольствие играл в хоккей с шайбой. Тогда в магазинах даже клюшек еще не было, ведь после войны хоккей с шайбой у нас только стал развиваться. Поэтому я брал простую палку, прибивал к ней фанерку и на лед.
- А какие тогда были коньки?
- Таких коньков, на которых я начинал играть в хоккей, сейчас даже в музеях не встречал. Они прикручивались прямо к валенкам.
- Расскажите, а как вы попали в ЦСКА?
- Все произошло довольно просто. Мне было 19 лет, и я играл за «Спартак». Пришло время служить в армии, а тренеры ЦСКА как раз положили на меня глаз. Я тогда очень не хотел идти в ЦСКА, три дня прятался у своего тренера Александра Новокрещенного. Но когда пришел домой, там меня уже ждали военком и начальник отделения милиции. Мы поехали в военкомат, мне оформили все документы, и в этот же день я уехал в Ригу играть за свою новую команду. В матче с рижанами, кстати, я забросил две шайбы, благодаря которым ЦСКА и победил — 4:2.
- Нагрузки Тарасова вам не показались неимоверно большими?
- Поначалу, не скрою, было очень тяжело. Когда я пришел в ЦСКА, весил 68 кг. Тарасов сразу сказал, что такая комплекция для хоккея не подходит. Через полгода я набрал больше пяти килограммов мышечной массы и мог уже вести силовую борьбу против любого соперника. За всем этим стояли изматывающие трехразовые тренировки. Однако я никогда не жаловался, наоборот, часто приходил на тренировки за час до начала, а уходил позже всех. Порой, Тарасов даже выгонял меня из зала.
- О Тарасове говорят по-разному. Одни называют его величайшим тренером, другие — едва ли не тираном. Расскажите о нем поподробнее.
- Тарасов — человек, которого я всегда ставил в пример. Да, Тарасов был строг, подчас даже жесток. Я бы даже назвал его в какой-то степени диктатором. Даже когда мы выигрывали по несколько чемпионатов мира, Олимпиад, Тарасов продолжал держать нас в ежовых рукавицах. Он был фанатично предан хоккею и ради достижения поставленной цели он не жалел ни себя, ни других. Никогда не забуду матч ЦСКА со «Спартаком», когда судьи ошиблись и засчитали в наши ворота гол, забитый не по правилам. Тарасов на полчаса увел команду со льда и не подчинялся ни начальнику клуба, ни министру обороны, ни председателю спорткомитета, которые требовали продолжения матча. Сдался только тогда, когда ему передали личную просьбу самого Брежнева о возвращении команды на лед. Тарасов жил хоккеем. Ему не нужны были ни деньги, ни другие материальные блага. Получив двухкомнатную квартиру, он прожил в ней всю жизнь.
Помню, после победы на Олимпийских играх 64-го мы должны были ехать на игру в Горький. Не было билетов ни в купе, ни в плацкарте. Тарасов решил, что его команда может поехать и в общем вагоне, несмотря на заслуги и популярность. К тому же иногда стоит, считал наш тренер, вернуться в ту жизнь, которой жили простые граждане. И никто из нас не возмущался: если тренер сказал, значит так и надо.
- Говорят, вы у Тарасова были любимцем.
- Не буду этого отрицать. В войну я потерял отца, поэтому Тарасов относился ко мне чуть помягче, чем к другим. Он не только научил меня играть в хоккей, но и заставил учиться. Сначала я закончил десятилетку, поскольку до прихода в ЦСКА у меня за спиной было всего семь классов (с 15 лет я уже работал то подсобным рабочим, то слесарем, то упаковщиком), потом институт, затем высшую школу тренеров. За многое я благодарен ему. И никогда я не пользовался у Тарасова льготами на тренировках. Тем более, что с меня он требовал больше, чем с других.
- Наверное, свободного времени у вас практически не было…
- По сути, мы были настоящими профессионалами. 11 месяцев в году мы жили на сборах, проводя по три тренировки в день. Выходные случались крайне редко. Канадские же хоккеисты, например, жили дома, у них не было жестких рамок. Зато разница в зарплате советского хоккеиста и канадского была очень большой.
- Это правда, что в ЦСКА очередное воинское звание присваивалось за победы на крупных турнирах?
- Абсолютно верно! За победы на чемпионатах мира, Олимпиадах нам присваивали как очередные, так и внеочередные звания, вручали награды. Раз в году на две недели нас вывозили за город, где учили стрелять, читали какие-то лекции. Однако, по большому счету офицерами мы были, как говорится, для зарплаты. К ставке хоккеиста нам прибавляли до 220 рублей офицерских, выдавали специальные пайки. Так что зарабатывали мы куда больше, чем представители других клубов.
- Как относился Тарасов к нарушителям режима?
- С нарушителями Тарасов поступал очень жестко, применяя к ним целый ряд наказаний. Во-первых, штрафовал. Ставка у нас по тем временам была высокая — 380 рублей. За выкуренную сигарету или выпитую рюмку водки зарплата урезалась до 160 рублей. Кроме этого, нарушитель лишался выходных, получал порцию дополнительных упражнений.
- А вы не нарушали режим?
- До 28 лет — нет. Тарасов это прекрасно знал, поэтому и доверял мне. Он довольно часто отпускал меня в кино, в театры.
- А какому театру вы отдавали предпочтение?
- В свое время я просмотрел почти весь репертуар Театра на Таганке, посещал также театры Вахтангова, Сатиры и другие. Был близко знаком с Володей Высоцким. Любопытно, что после смерти Высоцкого многие говорили, что он много пил. Я знал его 10 лет, но о пристрастиях к алкоголю и не догадывался. При мне он ни разу не выпил даже шампанского. Может, он стеснялся меня, а может, просто был уверен, что я не составлю ему компанию. Вообще, друзья-актеры давали мне блестящие уроки театрального мастерства. У них я научился быть актером на льду. Бывало, в единоборстве с соперником я мог так красиво упасть, сделав при этом соответствующую гримасу на лице, что судья, не раздумывая, отправлял моего визави на скамейку штрафников.
- Анатолий Васильевич, знаю, что женились вы рано. Как произошла встреча с вашей будущей женой?
- Познакомились мы случайно. Мне тогда было 18 лет, и работал я в артели. Однажды туда пришла навестить своего отца симпатичная девушка. Звали ее Надей. А через несколько дней я пригласил ее покататься на пароходе. Там я немного выпил — тогда о карьере хоккеиста я еще и не мечтал — и пообещал своей спутнице, что через месяц она непременно станет моей женой. Через полтора месяца мы расписались.
- Супружеская жизнь не мешала вашей карьере?
- Наоборот, во многом благодаря женитьбе я и достиг того, чего достиг. Не исключено, что если бы я остался холостым, то мог бы и растранжирить свое мастерство. Когда у тебя семья — спешишь домой к жене, к детям. Когда же ты один, то, как правило, попадаешь в компанию таких же холостяков, с ними идешь в ресторан, выпиваешь…
- А чем занималась ваша супруга?
- Надежда окончила педагогический институт, работала в ГОРОНО, в МГУ. Воспитывала детей и внуков.
- Будущих спортсменов?
- Я хотел, чтобы сын тоже был хоккеистом, но стать выдающимся мастером у него не получилось. Быть заурядным игроком я ему не разрешил. Он закончил институт физкультуры, работал детским тренером в ЦСКА, пока его (как и меня в свое время) не выгнали из армии. Так что с хоккеем у него не сложилось. Вот может, внук пойдет по моим стопам. Сейчас Толе шесть лет, он только начинает кататься. Старший внук занимался каратэ, получил даже черный пояс. Сейчас поступил в Академию МВД. Внучка Надя занимается фигурным катанием. В общем, у меня спортивная семья.
- Вернемся к вашей карьере. Когда вы стали игроком сборной СССР?
- В 63-м вся Федерация хоккея была за то, чтобы я уже играл в сборной. Но Тарасов меня не взял, сыграв тогда на моем самолюбии: он был уверен, что я буду тренироваться с еще большим усердием, чтобы позже попасть в сборную. Лишь через год я дебютировал в ее составе и выступал в ней до 1972-го года.
- В 1972 году на Олимпийских играх в Саппоро в символическую пятерку турнира включили первую пятерку сборной СССР…
- Да, такое случилось впервые в истории и, думаю, больше никогда не повторится.
- Расскажите о ваших партнерах.
- С Володей Викуловым и Виктором Полупановым я стал играть еще с 66-го. У нас было великолепное взаимопонимание, и все думали, что мы всегда будем играть вместе. Но через некоторое время Полупанов, возможно, не выдержав испытания славой, стал регулярно нарушать режим, и Тарасов вскоре отчислил его из команды. Третьим к нам с Викуловым стали ставить разных хоккеистов. В 72-м нашим партнером стал Валерий Харламов — замечательный нападающий! Жаль, что с ним мне удалось поиграть всего один сезон…
- А какие команды в то время были вашими основными соперниками?
- Сборные Канады, Чехословакии, Швеции, Финляндии. Тяжелее всего нам приходилось с командой Чехословакии. В 68-м мы играли счехами и, в связи с обострением политической обстановки в этой стране, наше правительство дало нам соответствующие указание: «Выиграйте, но ни в коем случае не трогайте их и пальцем». А как можно играть в хоккей, не применяя силовых приемов?! Однажды поступило указание проиграть чехам для того, чтобы они завоевали бронзовые медали — наша команда уже досрочно стали чемпионами. Но мы не подчинились и выиграли. В результате премий, нас лишили положенных за победу на чемпионате.
- Почему вас отчислили из команды?
- Потому что для нашего правительства я стал чуть ли не врагом номер один. Я был тогда гораздо популярнее многих правительственных чинов. Нас знали в Чехословакии, Швеции. В любой хоккейной стране официальные лица в первую очередь подходили к нам, хоккеистам, и только потом — к членам Политбюро. Естественно, руководителей нашей страны это сильно задевало. Они прилагали все усилия для того, чтобы нас поставить на место. И вот однажды, буквально через час после того как в Кремле Леонид Ильич Брежнев вручил мне очередную правительственную награду за победу на Олимпиаде, я узнал, что меня не включили в сборную, которая через месяц должна была выступать на чемпионате мира в Праге.
- Что же было дальше?
- На следующий год я с молодежью съездил в Канаду, там на меня вышли представители сразу нескольких клубов НХЛ: «Монреаля», «Бостона», «Ванкувера». Я дал согласие выступать за одну из команд в том случае, если канадцам удастся получить разрешение у советского правительства на мой отъезд. Когда хоккейное руководство узнало о моих планах, сразу же направило письма Косыгину и Павлову. В результате, мне запретили выезжать за рубеж, играть за ЦСКА.
- Чем вы занимались после завершения хоккейной карьеры?
- В своем Кировском районе я организовал детско-юношескую спортивную школу. Там было свыше 20 секций, занималось около двух тысяч мальчишек и девчонок. В 1989 году меня выдвинули в народные депутаты. Так я стал заниматься политикой.
- Вы часто ходите на хоккей?
- Практически, не хожу. На тот хоккей, который я видел три года назад, мне было стыдно смотреть.
- Чем вы занимаетесь сейчас?
- Совсем недавно я баллотировался в народные депутаты, но меня полностью «задавила» партия «Отечество — вся Россия». Сейчас я являюсь членом комитета здравоохранения и спорта, а также вхожу в комитет по культуре и туризму. Это общественная работа. За нее я денег не получаю.
- А какой у вас источник доходов?
- В основном — пенсия. Правда, я часто выезжаю в Чехию, Испанию, Швейцарию, Германию, Францию, где консультирую, провожу тренировки. Однако большого удовольствия это мне не приносит. Я хотел бы работать с российскими хоккеистами. Планировал открыть свою школу, но идти навстречу мне пока не хотят. Я не прошу денег — хочу только, чтобы открыли школу Анатолия Фирсова. Пока в ответ — тишина…
«Facty i kommentarii «. 4 февраля 2000. Спорт