Завтра телеканал «Интер» покажет двухсерийный фильм Леонида Парфенова «Семнадцать мгновений весны. 25 лет спустя». За несколько дней до этого Парфенов приезжал в Киев, чтобы вместе с Марком Гресем записать подводки (предисловие) к этому фильму и к циклу «Намедни 1991--1999», который тоже будет показан на «Интере» в ближайшее время.
За один съемочный день Парфенов сумел сделать многое -- раздать советы украинским коллегам, продиктовать пару текстов для Москвы, записаться в студии и посетить Центральный столичный гастроном. Будучи гурманом, Парфенов на этот раз не покупал деликатесы, а лишь комментировал 1992 год и всеобщую «купонизацию» в Украине. Отовариваться времени не было, да и незачем, поскольку все это можно делать в Нью-Йорке, Хельсинки или, на худой конец, в Москве, где Парфенов, кстати, бывает редко. История -- дело хлопотное.
-- Но никто ж, в конце концов, спасибо-то не скажет.
-- Интересно, за что?
-- За то, что устраняете белые пятна в нашей истории.
-- Так я не ради этого работаю. И вообще не историк. Не нужно нагружать телевидение научными задачами, мы ведь не истину выясняем. Телевидение -- штука поверхностная. В лучшем случае мы можем насаждать новые стереотипы взамен старых.
-- А потом придет какой-нибудь новый Парфенов и скажет, что все до него -- глупости и чепуха.
-- И пусть приходит. Ведь и я не был первым. Мне тоже довелось переписывать историю после циклов «Наша биография» и «Летопись полувека». Кстати, делались они самыми лучшими телевизионными мастерами, к этому приложил руку сам Сагалаев. Это его нужно спрашивать, как ему.
-- Вот и спросили бы.
-- Кстати, это мысль. Мы сидим иногда с Сагалаевым на заседаниях телевизионной академии… Хм-м-м, попробую узнать. Хотя… знаете, ведь каждый по-разному осмысливает историю. И потом, она уж не такая скучная штука. Есть такой постулат в эстетике: в каждом существенном противоречии заложен, пусть не развитый, элемент комичного. Что-то смешно, трагично, нелепо, глупо. Но это родное, это было с нами. Вот сейчас мы снимаем большой сериал, посвященный 300-летию Российской империи и Санкт-Петербурга…
-- Понятно, не без государственной поддержки, событие все-таки.
-- Вот только не надо приплетать государство. Чем меньше на него надежд, тем лучше.
-- Кому?
-- Например, мне. Я распрощался с государством 10 лет тому назад. Теперь я в частном секторе. С чего кто-то решил, что для того, чтобы любить Родину, обязательно нужно быть на государственной службе? Профессиональный патриотизм. Зачем он? Пусть лучше его нам оплатит «Procter and Gembal». И никакого противоречия в этом нет.
-- Ну это ВАМ так кажется. Правда, теперь становится понятно, почему телевизионные начальники в начале 90-х не любили Парфенова. Боялись, сболтнете не то?
-- В том-то и дело, что сболтнул. Это было в декабре 90-го, когда закрыли «Взгляд» и одно из первых «Намедни», выходившее на ATV. В вину мне ставилась одна фраза: «В 1945 году русский Егоров и грузин Кантария водрузили знамя победы над Рейхстагом. Через 45 лет другому русскому и другому грузину не простили, что это знамя не позволили спустить. 28 декабря Эдуард Шеварднадзе подал в отставку». Тогдашний председатель Гостелерадио Кравченко сказал, что это уже чересчур. И было понятно, что чересчур тот тон, каким я это сказал.
-- То, что потом назовут стилем Парфенова?
-- Вот-вот. На телевидении сплошь и рядом важнее КАК, чем ЧТО. Потому что в смысле темы мы говорим практически одно и то же. А в стиле нет ничего неважного -- как ты говоришь, в чем ходишь, как стоишь, какой техникой тебя снимают.
-- Даже какой на тебе галстук?
-- А как же! Вот сейчас, например, на мне галстук, который был надет для Дмитрия Набокова для фильма «Век Набокова». На нем множество мелких бабочек, но Дмитрий Владимирович, приглядевшись к одной, сказал, что вот эта настоящая, а все остальное фуфель. Даже вид ее назвал. Набоков галстук оценил.
-- И заколочка с бриллиантом на вас тоже тогда была?
-- С чего вы решили что это бриллиант?
-- Чтобы вам приятнее было. А что, не угадала?
-- Заколка, действительно, дорогая. Она золотая, но со стразом. Ее мне подарила жена на 40-летие. Хотя, конечно, могла и с бриллиантом подарить… Столько лет вместе…
-- Полюбопытствовать можно?
-- Уже четырнадцать. Мы познакомились, когда она работала в газете. Но в конце концов с карьерой журналиста ей пришлось расстаться, поскольку надо было кому-то воспитывать детей. При моей занятости мне это трудно делать. Конечно, мне хочется верить, что я воспитываю их собственным примером. Когда я дома, стараюсь уделять внимание детям. С Ваней играю в футбол, а с Машей, иногда случается, ездим на велосипедах. Правда, к сожалению, уже не получается семейный отдых, но… что поделаешь.
-- Вы бы хотели, что бы ваши дети связали свою жизнь с телевидением?
-- Не думаю, что им захочется это сделать. Хотя у дочки явно есть театральные наклонности. В ней рано проснулось желание что-то изображать. А вообще, наши поколения очень отличаются. Вот мой Ваня, ему 12 лет, с компьютером «на ты». У него даже до сих пор не выработался почерк. А мне компьютер нужен только как справочник. Я и на печатной машинке никогда не работал. Все, что мне нужно, -- это листы бумаги, на которых я мог бы черкать, рисовать какие-то схемы, кружочки. в общем, не современный я в этом смысле человек.
-- А как у вас с более сложной техникой, например, с машинами?
-- Тоже не сложилось. Водительского азарта у меня нет и больше нравится ездить на заднем сидении. Тем более это время можно очень рационально использовать, чтобы просмотреть газеты, подумать. Да вот я в Киеве только день, а уже получил 17 страниц факса.
-- Зачем же так себя изнурять, отдохнули бы…
-- Некогда отдыхать. Вот три предыдущих поколения никуда не торопились, а теперь приходится наверстывать. Отсюда и темп, желание наездиться за три невыезжавших поколения, наесться устриц. Я не о себе говорю…
-- Ну-ну, вы известный гурман. Да и сейчас чаек не просто так пьете, а с медом…
-- Хорошо поесть -- одна из радостей моей жизни. Но ем я мало, а мясу предпочитаю рыбу. Очень люблю фрукты, а вот к спиртному равнодушен. Правда, с удовольствием могу выпить хорошего французского красного вина.
-- В общем, запросы явно не для сына металлурга из Череповца.
-- Заметьте, сына заслуженного металлурга. Но запросы здесь совсем ни при чем. И вкус, как и стиль, вырабатывался уже позже, когда я учился в Питере. А до этого был просто мальчиком, который ничего не умел делать, и которого отправлять учиться в сферу материального производства было просто бессмысленно. Папа сам, будучи кандидатом технических наук, не мог мне объяснить, что такое электрический ток. Я этого до сих пор не знаю. Ну и что? Ландау тоже не знал.
-- Действительно, ну зачем знать, что такое электрический ток, телесекс-символу России?
-- Это вы, наверное, меня с Хангой перепутали?
-- Во-первых, не я, а ваши российские эксперты. А во-вторых, вы ведь Хангу в Нью-Йорке нашли, значит, теперь делите славу.
-- Я частный человек, занятый своим делом. Как говорится, сижу в углу примус починяю. Просто в силу публичности процесса, этот починяемый примус становится достоянием всеобщего внимания. Но к этому привыкаешь.
-- Легко отделались, а как народу? Вон, после вашего с Хангой «Про это» вопрос о нравственности программы поднимался в самой Государственной думе!
-- Ну и что? По поводу любого явления существуют разные мнения. А Хангу я, действительно, сам нашел в Нью-Йорке. И идея программы с названием у меня уже тогда была готова. Я хотел, чтобы наша нормальная тридцатилетняя современница могла объяснить, испытывает она оргазм или нет, как это происходит и почему. Степень свободы в России уже такова, что гости программы к этому готовы, а аудиторию можно и опережать. И, честно говоря, мне не особенно нужны чьи-либо оценки. Я всегда ощущал себя независимым человеком. Одному нравится это, другому -- то, а белым медведям не нравится, что нет айсберга…
P. S. «ТелеФАКТЫ» выражают благодарность пресс-службе телеканала «Интер» за помощь в подготовке этого интервью.