16 февраля исполнилось ровно 20 лет со дня смерти первого секретаря ЦК КПУ Владимира Щербицкого
С уходом Владимира Щербицкого в 1989 году с должности первого секретаря ЦК КПУ в истории советской Украины, без сомнения, закончилась эпоха правления партийной номенклатуры. Наступили новые времена. Но бесспорно и другое: в памяти многих Владимир Васильевич остался не просто выдающимся партийным деятелем, членом Политбюро ЦК КПСС, дважды Героем Социалистического Труда и обладателем множества других званий и регалий. В первую очередь, его запомнили как порядочного, тонкого и душевного человека. Причем многолетняя партийная работа не изжила в нем, как это случилось со многими его коллегами, столь ценных человеческих качеств.
Одним из тех, кто в немалой степени обязан своей карьерой Владимиру Щербицкому, был и Валентин Згурский — бывший генеральный директор Киевского производственного объединения имени Королева, а затем — глава киевского горисполкома. Своими воспоминаниями о Владимире Щербицком Валентин Арсентьевич поделился с «ФАКТАМИ».
— Валентин Арсентьевич, свою первую встречу с Владимиром Щербицким можете вспомнить?
— Это сложно. Я ведь был членом ЦК КПУ и не раз — депутатом горсовета. Трудился на многих руководящих должностях, в том числе и генеральным директором Производственного объединения имени Королева, поэтому мы с Владимиром Васильевичем неоднократно встречались на различных заседаниях, совещаниях и пленумах ЦК. К слову, и мое назначение на должность гендиректора ПО им. Королева (до того я был главным инженером на этом заводе) проходило при непосредственном участии Щербицкого: именно он внес мою кандидатуру на рассмотрение Политбюро ЦК КПСС.
— Знаю, что Владимир Щербицкий в свое время был также инициатором вашего назначения на пост главы горисполкома столицы. Как вы думаете: почему выбор пал именно на вас?
— Думаю, ему нравился порядок на возглавляемом мной предприятии. И он, видимо, надеялся, что такой же порядок я наведу и в столице Украины. История же моего назначения мэром Киева такова.
В 1979 году Щербицкий приехал к нам в объединение на партийную конференцию, на которой присутствовало начальство из Москвы (завод подчинялся союзному руководству). К слову, Владимиру Васильевичу очень понравилось у нас. После окончания конференции он долго что-то обсуждал с министром промышленности средств связи СССР Эрленом Первышиным, который нас курировал. А спустя некоторое время тот вызвал меня в Москву: «Щербицкий хочет забрать тебя на более высокую и ответственную работу». На какую именно — Первышин не объяснил. Интрига была в том, что незадолго до этой встречи меня хотели назначить заместителем министра промышленности средств связи СССР. Правда, переезжать в Москву я тогда отказался. Уговаривал всех, даже в ЦК КПСС, чтобы меня оставили в Киеве. Просил об этом и министра обороны Дмитрия Федоровича Устинова.
— И как же вам сообщили о переводе на другую работу?
— Щербицкий позвонил по «сотке» (правительственная связь. — Авт. ) и пригласил к себе. Прихожу. Он вышел из-за стола, улыбается, жмет мою руку. Поинтересовался, как дела, как сыновья, где и как учатся. «В военном училище», — отвечаю. А потом Владимир Васильевич спросил: «Ну, сколько ты лет на своем заводе? Двадцать пять? Не надоело еще? Есть мнение забрать тебя на город. Но пока ты об этом не распространяйся. С тобой еще будут говорить на эту тему в Москве». Ведь я, генеральный директор, был номенклатурой Политбюро ЦК КПСС, и без согласия Политбюро никто не мог перевести меня на другую должность. Я буквально умолял оставить меня на заводе, но Щербицкий был непреклонен.
Через три месяца меня вызвал к себе первый секретарь Киевского горкома партии Александр Ботвин и сказал, что я должен выступить в Москве на всесоюзном совещании по трудовым резервам.
Я выступал на совещании третьим. Очень волновался, рассказывал не о Киеве, а о своем объединении. Только сел на место, как ко мне подошел инструктор ЦК КПСС и пригласил прибыть на Старую площадь, в кабинет к члену Политбюро ЦК КПСС Михаилу Суслову. По дороге я все время думал: что же не так сказал во время выступления?..
Меня провели к секретарю ЦК по кадровой политике Капитонову и он повел к Суслову. В приемной Михаила Андреевича сидел помощник. Говорит мне: «Здравствуйте, Валентин Арсентьевич!» — «А откуда вы меня знаете?» — «Как откуда? Вот лежит на вас «объективка». Тогда я все понял.
И вот я в кабинете Суслова. Раньше Михаила Андреевича видел только издалека. Такой высокий, худой человек, в круглых очках, седовласый. Поднимает голову и говорит: «Ага, вот вы какой, Згурский! Присаживайтесь». А я все в голове прокручиваю, как ему сказать, что не хочу и не готов возглавить Киевский горисполком, хочу остаться на заводе. Суслов после каких-то общих фраз обмолвился, что вопрос о моем переводе согласован с членами Политбюро ЦК КПСС: мол, будем рекомендовать сессии городского совета избрать вас председателем горисполкома. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что я не успел ни возразить, ни попрощаться. Опешивший, спрашиваю Капитонова: «Как же теперь быть?» А в ответ: «Вопрос уже решен. Езжайте в Киев и приступайте к работе. Решение Политбюро мы пришлем Щербицкому и Первышину».
— Да в первый же день после моего возвращения в Киев! Первого ноября как раз проходила сессия горсовета, на которой меня избрали мэром. Она длилась целый день, поэтому я не видел, какой сильный снег идет на улице. Вечером мы с моим предшественником Владимиром Гусевым вошли в кабинет мэра. В это время раздается звонок «сотки». И Гусев мне говорит: «Я уже не мэр, так что бери трубку». Беру. Звонит Щербицкий: «Поздравляю. Я был уверен, что тебя изберут. Начинай работать». Я в ответ признаюсь: «Владимир Васильевич, честно говоря, стою в кабинете и думаю, с чего начать, на заводе я знал, что мне надо делать с утра и до ночи, а здесь — ума не приложу». Секунду в трубке тишина, а потом Щербицкий вдруг спрашивает: «Ты далеко от окна стоишь? Что видишь за окном?» Отвечаю: «Снегопад». Он мне: «Вот и начинай с организации уборки снега, а то до утра весь Киев заметет, люди на работу опоздают из-за снега»…
Еще был такой интересный момент. Владимир Васильевич лично следил за тем, чтобы Киев хорошо снабжался продуктами и чтобы цены на них не повышались. Ориентиром у него была Бессарабка. Я это знал. К слову, когда я уходил с завода на город, сотрудники предприятия преподнесли мне в подарок вычислительную машину, сделанную на нашем заводе. И мой помощник каждый день вводил туда сведения о ценах на продовольствие. Щербицкий любил мне позвонить и как бы невзначай спросить: «Ты давно был на рынке?» Говорю: «Недавно». Хотя этим занималась жена. И вот Щербицкий произносит: «Мне Погребняк (член Политбюро ЦК КПУ, курировавший это направление. — Авт. ) говорит, что повысились цены на яйца и молоко». А я, пока его слушал, нашел в своей «машине» данные по ценам и отвечаю: «Нет, не повысились, я это четко отслеживаю, молоко стоит, как и месяц назад, столько-то». Щербицкий: «Заставлю Погребняка лично ходить на рынок и смотреть на цены!» Даже такие, казалось бы, мелочи Владимира Васильевича интересовали…
— Доводилось вам общаться с ним в неформальной обстановке?
— Обычно 1 мая и 7 ноября после торжественного парада на Крещатике всех нас с супругами приглашали в Залесье — в государственную резиденцию. Причем, хотя мы и так знали, что приглашены туда, Владимир Васильевич подходил и каждого приглашал лично. Просил, чтобы не опаздывали. И вот 7 ноября мы опять в Залесье. А у моей жены, Веры Семеновны, как раз седьмого — день рождения. Сели за стол; я, как всегда, рядом с Борисом Патоном. Только Щербицкий произнес первый тост за праздник, к нему тихонечко подошел Виталий Масол, с которым мы по сей день дружны, и что-то шепнул ему. После этого Владимир Васильевич встает и говорит: «Как же мы так?! Ой, мужчины, мужчины, у нас же здесь именинница. Давайте ее поздравим. А где ж подарок?» На стене висела большая украинская тарель — так он снял ее и вручил моей жене, извинившись, что не поздравили сразу.
… Я раньше жил на улице Максима Кривоноса. В небольшой квартирке за кладбищем обитали мы с женой, три наших сына и их няня (супруга работала на заводе, в моем подчинении, поэтому без няни было не обойтись). И вот Щербицкий говорит: «Мне тут рассказали, в каких условиях живет наш мэр. Неужели он не заслужил лучшего жилья? Сейчас я дам соответствующее поручение… » Тут моя жена, Вера Семеновна, поднимается и говорит: дескать, это, наверное, будет неправильно, ведь мне Валентин Арсентьевич все время рассказывает, какая сложная обстановка с квартирами в городе, и что 67 тысяч людей стоят в очереди, и что люди не поймут, если мэр получит квартиру вне очереди. «Мы лучше подождем еще», — подытожила моя супруга. Щербицкий подошел, поцеловал ее и говорит: «Я впервые слышу, чтобы мать троих детей и жена руководителя проявила такое благородство». А квартиру мы получили только через несколько лет после смерти Щербицкого…
Вообще, Владимир Васильевич предпочитал знать абсолютно все, быть в курсе даже того, как ведут себя жены ответственных работников — и моя жена, и жены секретарей обкомов… Был один в Днепропетровске секретарь обкома, так его жена имела влияние на склады с тканями Укоопсоюза. Однажды она туда пришла, выбрала себе импортный материал на платье, после чего распорядилась: остальная партия ткани ни в коем случае не должна попасть в продажу, чтобы больше ни у кого не было такой ткани. Об этом стало известно Щербицкому: ему все докладывали. И вскоре на одном из заседаний Политбюро ЦК КПУ он затронул этот вопрос. Сказал: мол, если руководитель не способен управлять даже собственной женой, то как он может управлять целой областью: «Такой секретарь обкома нам не нужен!» И того сняли с работы. Вот так!
— А вы, Валентин Арсентьевич, свою супругу инструктировали, как себя нужно вести?
— Моя жена старалась не пользоваться вообще никакими льготами, даже положенными мне по рангу. Вера Семеновна работала начальником лаборатории на ПО им. Королева, где я был гендиректором. И когда в конце квартала мне заносили на подпись список сотрудников, достойных премии, я всегда вычеркивал фамилию жены из этого списка. Не хотел, чтобы даже разговоры какие-нибудь по этому поводу возникали на заводе! Супруга много лет там проработала, и сотрудники любили ее именно за скромность.
— Наслышана об интересной интриге, связанной с вашим уходом из кресла мэра. Расскажите, как Владимир Щербицкий это воспринял?
— Я сам подал в отставку! Для того времени это был беспрецедентный случай. Всесоюзная газета «Известия» даже посвятила целую статью моему уходу, назвав ее «ЧП далеко не местного масштаба». А дело было в том, что после отставки Щербицкого (осенью 1989 года В. В. Щербицкий по настоянию М. С. Горбачева оставил деятельность первого секретаря ЦК Компартии Украины. — Авт. ) плести интриги начали и против меня. Видимо, некоторым руководителям из Совмина и ЦК не очень нравилась моя самостоятельность. К тому же я не нашел общего языка со Станиславом Гуренко (с июня 1990 года по август 1991-го — первый секретарь ЦК КПУ. — Авт. ). Он часто звонил мне и давал указание: выделить квартиру то академику, то профессору. Я отвечал, что квартиры не раздаю, в Киеве на квартиры очередь… В общем, не заладилось. Но депутаты отправлять меня в отставку не хотели ну ни в какую. А однажды позвонил Владимир Васильевич — прямо из больницы в Феофании (после вынужденной отставки его здоровье сильно пошатнулось). Спрашивает: «Что это за слухи ходят, будто ты собрался уходить? Почему мне не позвонил, не посоветовался?» В общем, Владимир Васильевич стал меня уговаривать остаться. Но я к тому времени уже так вымотался, что даже уговоры Щербицкого помочь не могли. К тому же набирало обороты «руховское» движение, участвовать в котором мне не хотелось, ЦК партии как бы отошел в сторону… В итоге мне присвоили звание почетного гражданина города Киева и отпустили.
А с Владимиром Васильевичем мы, уже не будучи связанными по работе, продолжали и дальше общаться. К сожалению, довольно скоро его не стало. Но память о нем я сохранил на всю жизнь.