Один из основателей Института электросварки, сподвижник Евгения Оскаровича Патона недавно отметил свой вековой юбилей
-- … Войдите! -- услышала я бодрый голос и с трудом поверила, что это ответил сам Платон Иванович, столетний обитатель Дома ветеранов. Он прогуливался по большому балкону. На вид -- не больше восьмидесяти. Я вложила ладонь в его руку, и Платон Иванович поднес ее к губам. Так же приветственно поцеловал обе руки своей дочери Ирины. Интеллигент, он и в столетнем возрасте интеллигент.
Я знала, что ученый практически не видит (профессиональная болезнь конструкторов), и не удивилась, обнаружив на столе магнитофон.
-- Отец слушает книжки в записи, которые я беру в библиотеке для слепых, прослушал уже почти всю русскую классику, -- объяснила мне Ирина Платоновна.
-- Платон Иванович, расскажите, как людям жилось в начале века?
-- Я был сыном сельского священника. Село начала века было малограмотным и патриархальным, но жили люди несравненно лучше. Читали в книжках о натуральном хозяйстве? Все делалось своими руками. Одежда была из льна и шерсти. На деревянных станках ткали, в том числе довольно сложные ткани. Это был абсолютно независимый от города способ жизни. Единственно, что там покупали -- иголки и дешевые стеклянные украшения.
-- А какие самые яркие впечатления детства?
-- Когда учился в бурсе, то я и мои товарищи ждали праздников, чтобы увидеть омнибусы -- трехэтажные бельгийские автобусы. Перед Пасхой в бурсе нам готовили только постную пищу, и мы друг другу рассказывали, какие у нас на праздник будут колбасы и ветчины. Из города везли домой, в села, ракеты для фейерверка, которые запускали после Всенощной. Дома заготавливали до полусотни крашанок, готовили окорока, молочного поросенка. Особенным деликатесом считался тетерев… Я закончил бурсу, потом поступил в Минскую духовную семинарию. Но священником так и не стал: началась революция, и семинарию преобразовали в школу второй ступени.
-- Помните революцию?
-- Еще в начале 1917 года мы стали нарушать порядок и дисциплину. Только благодаря воле инспектора занятия продолжались. Мы частенько из любопытства бегали на митинги, где провозглашалось: «Долой самодержавие! Да здравствует спаситель Отечества Родзянко!» Родзянко был председателем Госдумы, но никто не мог объяснить, почему он считается спасителем Отечества. Наконец последовало отречение Николая II, появление Временного правительства во главе с Керенским. В Госдуме сенсационными были выступления Пуришкевича, который несусветно ругался с трибуны. Я и большинство моих товарищей приняли приход большевиков резко отрицательно. Оно и понятно: как сын священника мог относится к воинствующему атеизму? Мы с большим негодованием восприняли весть о расстреле царской семьи. В нашем доме, кстати, на видном месте висели дешевенькие цветные портреты их императорских величеств. Мы относились с любовью и уважением к царю и возносили за него молитвы во время богослужения. Мы не понимали, в чем провинились перед новой властью царевич Алексей, пятеро женщин царской семьи.
Потом начались гонения на духовенство. Отца выселили из его дома, и он жил в чужой избе. Из церкви сделали овощехранилище. В 1936 году отца арестовали и отправили в лагерь, где он и умер. Это породило во мне страшную неприязнь к этой власти, и я сохранил это чувство до сих пор.
-- Как потом сложилась ваша судьба?
-- Скрыв, что мой отец -- священник, на заре НЭПа я поступил в Киевский политехнический институт. Во время одной из своих практик попал в Херсон. Ехать туда никто не хотел, там был страшный голод. У меня положение было безвыходное -- я сам голодал. А в Херсоне стал техником-осмотрщиком судовых механизмов, какой-то паек мне выдавали. Помню нашумевший случай, когда несколько ребят на Карантинном острове убили товарища, чтобы его съесть. В то время в городе появилось множество частных кафе. Я часто проходил мимо одного, где продавались дешевые и аппетитные пирожки. Там всегда было полно людей. И вот в один прекрасный день вижу, как милиционеры арестовывают хозяев этого кафе. Оказалось, что эти люди отлавливали ночью детей, убивали и из их мяса делали пирожки. Потом я вернулся в Киев.
-- Расскажите о работе с Евгением Оскаровичем Патоном.
-- Я слышал о нем, еще будучи студентом КПИ. Знал, что он -- профессор, преподает мостостроение и строго спрашивает на экзаменах. Потом, когда я работал в Управлении внутренних водных путей, Патон предложил мне возглавить проектно-конструкторское бюро. При этом сказал, что берет меня на месяц испытательного срока, но если я не подойду, то уволит меня раньше -- чтобы без обид. На что я сказал: «Хорошо, однако если вы мне не подойдете, то я уйду раньше -- чтобы тоже без обид». Через месяц я прихожу к Патону, говорю, мол, месяц прошел. А он в ответ: «Ну и что? Разве есть какие-то проблемы?.. »
На моей памяти Патон -- единственный человек, который к государственному добру относился так же бережно, как к своей собственности. Карандаши и ватман у нас были импортные, Евгений Оскарович хранил их у себя и выдавал по одному под расписку. Когда я возглавил бюро, то пришел и сказал ему: «Евгений Оскарович, выпрашивать у вас по листу ватмана каждый раз -- это унизительно и хлопотно. Будьте добры: или вы мне доверяете -- или нет. Ватман и карандаши должны быть у меня». Патон удивленно посмотрел и… согласился.
А вот еще один маленький штрих. Проходя мимо его кабинета, я услышал, как Евгений Оскарович распекал начальника мастерской: «Карл Иосифович, это гвозди, которые я нашел по дороге в мастерскую. Гвозди, за которые мы платим валютой. И вы их теряете во дворе? Это разгильдяйство, которое граничит с воровством! Уходите!! И чтобы больше этого не было!» Патон -- потомок прибалтийских дворян, барон. У него в генах было заложена порядочность, отвращение к воровству.
-- Во время войны Институт электросварки был эвакуирован в Нижний Тагил. Как вы жили в эвакуации?
-- Евгений Оскарович жил в малометражной трехкомнатной квартире с двумя сыновьями, женой и ее сестрой. В 1942 году в Нижний Тагил приехал министр танковой промышленности Малышев. Он справедливо считал, что мы сыграли громадную роль в танкостроении, благодаря чему танки Т-34 стали почти неуязвимыми. Увидев, где живет Патон, Малышев устроил разнос директору завода и вытребовал отдельную квартиру для Евгения Оскаровича, по отдельной комнате для каждого из сотрудников института. Мы жили впроголодь, а после того визита нам дали заводские пайки, и раз в день мы могли питаться в директорской столовой. Там был обед из трех блюд, можно было взять с собой немного хлеба для детей.
-- А вы знали семью Патона?
-- Конечно. Его жена Наталья Викторовна была очень тихая женщина, глубоко преданная своему суровому мужу. А к детям Патон относился, как старый князь Болконский из «Войны и мира»: он был весьма суров к сыновьям и вместе безумно, почти болезненно любил их.
-- Сыновья Патона пошли в отца, как вы считаете?
-- Вот что я вам расскажу. Вызывает меня как-то Евгений Оскарович и говорит: «У моего старшего сына Владимира не складывается с работой в Нижнем Новгороде. Я хочу забрать его к себе в Нижний Тагил и определить в ваше бюро. Он -- талантливый парень, но избалован, мамин любимец. Возьмите его на любую должность, какую сочтете нужным». Я согласился, но сказал, что для начала дам Владимиру очень сложное задание, чтобы он провалился и понял, что шапками тут не никого не закидает.
Приехал Владимир, заявил, что хочет работать без присмотра. И я дал ему задание: спроектировать аппарат для полной автоматической сварки танковых башен. Всех предупредил -- к кульману Владимира Евгеньевича не подходить, ничего советовать. На следующее утро во время обхода вижу у него в проекте кучу ошибок, которые допускает сначала любой молодой конструктор. Но были и весьма оригинальные идеи. Владимир подготовил проект, мы сделали рабочие чертежи, опытный образец -- и при первом же испытании обнаружилась куча нелепостей. Владимир был весь в холодном поту. А я спрашиваю: «Владимир Евгеньевич, вы видите, как необходима помощь опытного конструктора?» Теперь мы уже работали с ним вместе, я подходил к его кульману, исправлял ошибки и с удовлетворением отмечал, что парень трудится с удовольствием, увлеченно. Через год в моем бюро работал умный, опытный, думающий конструктор Владимир Патон. Однажды меня вызывает Евгений Оскарович и говорит, что они с женой очень благодарны мне: Владимир, даже придя домой, раскладывает миллиметровку и начинает чертить. Я ответил: «Теперь понятно, почему он, придя на работу, делает окончательный чертеж, даже не воспользовавшись резинкой».
-- Платон Иванович, мы сейчас находимся, как говорят, на рубеже веков. Что вас больше всего радует в сегодняшнем времени?
-- Радует возрождение христианства.
-- Как надо жить, чтобы прожить до ста лет?
-- В шестидесятых годах у меня появились проблемы со здоровьем. Я обратился к врачу, и он сказал: живите, как вам нравится. Я всегда занимался спортом. Сначала увлекался яхтами, до 85 лет ходил на байдарках. С удовольствием работал. Позже психологи сказали, что когда работаешь в охоту, то бодрость сохраняется вдвое дольше.