Но, так и не устроившись на постоянную работу, спустя тридцать два года после трагедии, Юрий Степанович надеется через суд получить положенную ему по закону компенсацию за увечье в полном объеме
Открытая трансформаторная будка во дворе дома по улице Петровского в Киеве длительное время привлекала к себе внимание всех местных мальчишек. На многочисленные просьбы взрослых о том, чтобы будку наконец-то закрыли, представители «Киевэнерго» вежливо обещали принять меры. Но время шло, а меры не принимались. Позже на суде диспетчер Киевской городской электросети в свое оправдание предоставит справку о том, что она… плохо слышит. Поэтому всякий раз после очередного сигнала от жильцов отправляла бригаду электромонтеров по другим адресам.
Трансформатор закрыли лишь после того, как в нем едва не сгорел заживо любознательный шестилетний мальчишка…
Признаюсь честно, когда Юрий Степанович позвонил в «ФАКТЫ» и предложил встретиться, я опасался увидеть опустившегося человека с десятидневной щетиной, обозленного на весь мир. События, о которых он рассказал мне по телефону, обычно бесследно не проходят. Но в назначенное время в редакцию пришел приятный молодой человек, и лишь пустой рукав джинсовой куртки напоминал о том, что ему пришлось пережить за последние 32 года.
-- Не смотрите на мою одежду, это все из сэконд хэнда, -- смущенно говорит Юрий Федун, перехватив мой взгляд. -- Сейчас мы живем вдвоем с мамой, которой скоро исполнится семьдесят лет, на наши две пенсии.
Прошло уже более тридцати лет, а я хорошо помню тот день, когда со мной произошло несчастье. События начали развиваться еще накануне. 22 июня 1968 года по телевизору, как обычно, показывали фильмы про войну. Мне было шесть лет. На экране советские разведчики вели героическую борьбу против фашистских захватчиков. Я вышел на улицу и, воображая себя героем, с палочкой, заменявшей мне пистолет, отправился в чужой двор «на разведку». Вскоре меня заметили двое «вражеских» мальчишек, лет по двенадцать, и решили «взять в плен». Но мне удалось от них скрыться на своей территории -- возле мусорных контейнеров. Преследователи искали меня, но так и не смогли найти. А когда они уходили, то один из них заглянул в открытую трансформаторную будку, которую до того дня я даже не замечал.
На следующий день, посмотрев фильм «Живые и мертвые», я вышел со своим самодельным пистолетом погулять во двор и вспомнил про трансформатор. Меня туда тянуло, как магнитом. Убедившись, что за мной никто не наблюдает, я смело вошел в будку. Внутри были две сетчатые двери, одна из них открыта. А прямо передо мной -- что-то красивое, блестящее, на ножках-распорках. Я не знал назначение этого агрегата, но очень хотел потрогать его рукой. Правой ногой стоял на резиновом коврике, а левой -- на бетонном полу. Как мне объяснили потом, я полез в систему предохранителей этого трансформатора, и через меня прошел ток в полтора ампера и десять тысяч вольт.
Яркая вспышка и запах горелого мяса преследуют меня до сих пор. Еще помню горящую одежду и дымящиеся сандалии. Из неестественно скрюченной ладони тоже шел дым. Меня нашли соседи с первого этажа нашего дома. Потом они рассказывали, что очень испугались, когда увидели дымящегося ребенка. Но тем не менее, спасибо им, не растерялись. Во дворе стояла их машина, и меня за несколько минут доставили в больницу.
В ожоговом отделении, куда привезли Юру, его сначала даже не хотели принимать, считая, что он все равно не выживет. Но заведующий отделением Дмитрий Поботчий сказал врачам: «Что вы его хороните? Мы просто обязаны спасти мальчика».
Чтобы успокоить Юру после ампутации, врачи сказали ему, что спрятали руку под ребрами, до тех пор, пока она не заживет
Одежда прилипла к Юриному телу, и когда он узнал, что ее надо резать, заплакал. Но не от боли. «Пожалуйста, не режьте штанишки, а то мама будет ругаться». «Не бойся, мы их снимем аккуратно и постираем, так что твоя мама ничего не заметит», -- успокоили мальчика врачи.
-- Как выяснилось, я абсолютно не переношу наркоза, -- продолжает Юрий Степанович. -- И поэтому все операции и перевязки делались по живому. Мама поседела возле меня в 36 лет. Наверное, я понимал, что ей больнее, чем мне, и старался не плакать. Когда было особенно плохо -- терпел, сцепив зубы. За три месяца, что я провел в ожоговом отделении, в моей палате, кроме меня, выжили только трое.
В первые дни после трагедии Юрина правая рука постоянно висела перед ним на растяжке -- до тех пор, пока врачи не поняли, что спасти ее не удастся. Ампутировать руку пришлось все же под наркозом. После этого Юра приходил в себя очень долго, бредил, переживая перипетии фильма про разведчиков, который смотрел накануне. А когда очнулся, то первым делом спросил: «Куда делась моя ручка?» «Не бойся, мы ее на время свернули и спрятали под ребра. Когда заживет, мы вернем руку на место», -- ответили ребенку врачи.
И все же медики, сначала ожогового отделения больницы имени Калинина, а потом Киевского института ортопедии и травматологии сотворили настоящее чудо. После того, что произошло с шестилетним Юрой, действительно, выживают очень редко. Правда, без правой руки, и фактически без обеих ступней (во время операции пришлось удалить большую их часть), мальчику в будущем было уготовано немало жизненных испытаний. Увы, очень многие из попавших в подобную ситуацию, если не в детстве, то позже, став взрослыми, теряют смысл жизни. К тому же вскоре после случившегося, сначала запил, а потом ушел из семьи отец мальчика.
-- Я хорошо помню, как меня спасали киевские врачи. Особенно мне запомнился одноногий профессор из Института ортопедии и травматологии Олег Бухтияров, -- говорит Юрий Федун. -- Когда мне было больно, он всегда говорил: «Ну что ты хнычешь? У меня тоже не все конечности на месте. Но я же не плачу». Как же я после всего этого мог позволить себе превратиться в пьяницу? Разве для этого меня спасали?
Юра хотел жить так, как живут его сверстники, и ничем от них не отличаться. На мой вопрос, не дразнили ли его в школе, он гордо отвечает:
-- Я себя в детстве ущербным не ощущал. Может быть, до класса шестого ребята всерьез меня и не воспринимали. Но потом все различия между нами стерлись.
Юра старался везде успеть. Как мог, играл после уроков с мальчишками в футбол. Одноклассники его не отталкивали, а наоборот, старались поддержать. А однажды он даже записался в секцию каратэ и тренировался с такой самоотдачей, что смог выполнить норматив на желтый пояс.
В четырнадцать лет Юра серьезно увлекся… альпинизмом. С группой одноклассников он побывал на многих вершинах Советского Союза, даже на «Приюте-11», который находится на Эльбрусе на высоте 4 тысячи 200 метров над уровнем моря. Пешком, с рюкзаком за спиной, подросток прошел почти весь Кавказ. Шел со своими сверстниками, как равный, без всякой подстраховки.
Можно сказать, что несмотря на трудности, обусловленные увечьем, его детство было счастливым. Вхождение же во взрослую жизнь оказалось драматичным.
Свою первую зарплату -- 50 рублей -- Юрий получил, работая при районном Дворце пионеров инструктором по туризму. А когда должность сократили, больше ничего подходящего найти так и не смог. Вот тогда-то он и почувствовал себя инвалидом. И вспомнил о том, что в 1969 году в Зализнычном районном суде состоялось слушание гражданского дела по иску Татьяны Федун (мамы Юрия) к Киевской городской электросети «Киевэнерго». В решении суда тогда говорилось о том, что «иск считается обоснованным и подлежит полному удовлетворению». Согласно документу, с «Киевэнерго» в пользу семьи Федун на лечение мальчика должны были взыскать почти 790 рублей. Также за Юрой было признано «право на возмещение вреда, связанного с утратой трудоспособности, по достижении им 15 лет». То есть, с определенного возраста «Киевэнерго» должно было ежемесячно выплачивать Юрию Степановичу 70 рублей -- минимальную по тем временам зарплату неквалифицированного рабочего. Обещанного пришлось ждать отнюдь не три года.
-- В детстве мне делали различные операции почти каждый год, -- продолжает Юрий. -- Извините за такие подробности, но когда человек растет, растут и его кости. Поэтому мне постоянно делали подтяжки кожи на ампутированной конечности -- чтобы кости не вылезали наружу. Но на лечение денег нам так тогда никто и не выделил, хотя в 462-й статье Гражданского кодекса говорится о том, что мне обязаны возмещать все затраты, связанные с «ухудшением здоровья потерпевшего (лечение, протезирование и т. д. ). Правда, четыре раза меня отправляли от «Киевэнерго» в санаторий. Вот и вся помощь. И тогда мы подали повторный иск 12 лет спустя. Ведь уже пришло время, когда мне полагалось получать ежемесячное пособие.
Повторный суд в 1981 году подтвердил правомочность требований семьи Федун, и «Киевэнерго» выплатило Юрию Степановичу 805 рублей. Это была компенсация по утере трудоспособности за три года (15 лет мальчику исполнилось в 1979 году). Больше никаких денег за все последующие годы Федуну не выплачивали. А в ответ на его просьбы оказать помощь, Юрию несколько раз… давали путевки в санаторий. О деньгах не было и разговора. Юристы «Киевэнерго» на вопрос корреспондента «ФАКТОВ» объяснили, что их предприятие было согласно выплачивать компенсацию, да вот незадача, Юрий попросту не обращался к ним с подобной просьбой. И лишь только сейчас, девятнадцать лет спустя, он вспомнил о том, что ему положены какие-то деньги.
-- Мы помним Юру еще мальчиком и всегда хорошо к нему относились, -- сказали в юридическом департаменте «Киевэнерго». -- Мы готовы помочь ему в рамках закона.
Сложилась довольно парадоксальная ситуация. Выходит, что Юрий Степанович виноват сам в том, что не получал положенную ему компенсацию. Честно говоря, это плохо укладывается в голове и поэтому я спросил Федуна, где же он был все эти девятнадцать лет.
-- Дело в том, что я просто не был знаком с тонкостями Гражданского кодекса, -- говорит Юрий. -- Я был уверен в том, что, раз мне что-то положено, то мне должны это выплатить. И не было возле меня такого человека, который бы мне разъяснил мои права. Сейчас же я стал более грамотным и буду добиваться своего через суд. А что мне остается делать? Состояние маминого здоровья ухудшается, ведь ей уже почти 70 лет, поэтому все домашнее хозяйство лежит на мне. Я убираюсь в квартире, стираю, готовлю кушать, и все это одной левой рукой. Видя мое бедственное положение, разные странные личности предлагали мне заняться попрошайничеством -- у них спрос на инвалидов, вроде меня. Но я всякий раз отказывался. Не мое все это.
На ближайшее время назначено очередное судебное заседание, по делу, которое длится уже не один десяток лет. Оно должно (Юрий все же на это надеется) расставить все точки над «i». Есть ли у него хоть какие-то шансы? В юридическом департаменте Акционерной компании «Киевэнерго» заверяют, что они подчинятся любому решению суда. Но в настоящее время Юрий документально, через медкомиссии, должен подтвердить свою инвалидность…
… В доме на улице Петровского Юрий живет с матерью всю свою жизнь. Каждый день он проходит мимо той злополучной трансформаторной будки, но за все это время решился заглянуть внутрь ее лишь один раз, когда электромонтеры проводили там какие-то работы. После этого он пролежал в постели, не расставаясь с корвалолом, два дня. «Накатили воспоминания», -- с грустью говорит он. Воспоминаний действительно много. Вот совсем недавно он встретил своего старого знакомого, который в детстве отказывался играть с ним в футбол, называя мальчика инвалидом. Парень пришел из армии на одной ноге. Молодые люди посидели вместе на лавочке в родном дворе, вспомнили детство и забыли все обиды.