Двадцать один год назад, 15 февраля 1989 года, последний советский солдат покинул территорию Афганистана
Лейтенант Деревянко стал известен благодаря тому, что его группа обнаружила и ликвидировала один из самых больших за все время афганской кампании караванов с оружием. Тот бой длился более шести часов, причем с советской стороны не погиб ни один солдат. После этого в Москву пошло представление о награждении лейтенанта Деревянко орденом Ленина и званием Героя Советского Союза. Да только заслуженную награду он так и не получил…
— Почему же вы так и не стали Героем Советского Союза?
— Это нужно спросить у начальства. Позже я узнал, что мой орден получил кто-то вверху — то ли начальник разведки армии, то ли еще кто. В конце концов за эту операцию меня наградили орденом Красной Звезды. За Афганистан я был награжден орденом Красного Знамени и тремя — Красной Звезды.
— Наверное, ту операцию запомнили на всю жизнь?
— До мельчайших подробностей! Это было 3 июня 1987 года. Нам удалось задержать огромный караван с оружием — более 200 верблюдов. Впоследствии оказалось, что это был один из самых крупных ликвидированных караванов за всю историю афганской войны. Признаться честно, напоролись мы на него почти случайно. А дело было так. Одним из видов боевых действий были так называемые досмотровые полеты на вертолетах — для исследования того или иного участка местности, досмотра автомобилей и мирных караванов, движущихся днем. И вот как раз пролетая перед выходом из ущелья группой вертолетов Ми-8, которые называли «пчелками», и двумя вертолетами прикрытия Ми-24, прозванными «крокодилами», мы засекли движущийся караван.
Я отдал приказ сажать вертолет, чтобы произвести досмотр каравана. Один вертолет сел возле головы каравана, а мой — ближе к середине. Когда мы с бойцами вплотную приблизились к каравану, сразу увидели, что он нагружен оружием. К верблюдам были приторочены безоткатные орудия, зенитные горные установки, минометы и реактивные снаряды (РСы)… Представьте себе: идет вереница верблюдов, и ни одного человека. Все погонщики-душманы, едва завидев наши вертолеты, бросились врассыпную. Ну а верблюды продолжали идти. И вот передо мной стоит задача — как остановить верблюдов, не дать им уйти с оружием… Ответ один — ликвидировать. Причем быстро, пока «духи» не опомнились и не бросились отбивать караван. Я отдал приказ уничтожать верблюдов. Конечно, на первый взгляд это может показаться жестоким, но нужно понимать, что мы просто не имели права оставлять душманам оружие и животных: они опять использовали бы их для перевозки оружия, а само оружие было бы обращено против нас. В это время наши вертолеты улетают на базу за помощью. И как только «пчелки» и «крокодилы» скрылись из виду, «духи» ринулись в атаку. Ситуация патовая: нас всего 17 человек, и никакого прикрытия с воздуха. Заняв круговую оборону, мы начали отстреливаться.
Пока я с биноклем осматривал одну часть территории, со стороны «зеленки», как мы называли зеленые насаждения, в меня из-за укрытия прицелились два душмана. Разумеется, я не мог их видеть. А вот Володя Бондарь, заместитель старшины роты, их заметил. Он меня оттолкнул, а сам упал: автоматной очередью ему прошило обе ноги, перебило кости. Так что, если бы не Володя, тот бой стал бы для меня последним. А Володю потом списали, и, к сожалению, он стал инвалидом второй группы. Сейчас живет под Нежином.
Но вернусь к тому памятному дню. Едва мы успели перевязать Володю — и начался, что называется, кромешный ад. Дело в том, что рядом находился кишлак, в котором как раз и ожидали этот караван с оружием. И там поняли, что караван захватили «шурави» (советские воины, от персидского «шура» — совет. — Авт. ). Поэтому, когда наши вертолеты улетели, «духи» из кишлака двинулись отбивать караван. С другой стороны, со стороны перевала, подошла группа душманов, которые охраняли караван. В общем, зажали нас с обеих сторон. В двух словах передать то состояние невозможно, скажу только, что мы едва успевали перезаряжать оружие. Когда наши вертолеты прилетали с группой поддержки, чтобы забрать оружие с каравана и передать нам боеприпасы, душманы утихали и мы слегка переводили дух. Как только вертушки улетали, опять начиналась стрельба…
— Сколько продолжался бой?
— Много людей вы в том бою потеряли?
— У меня за все время моей службы не погиб ни один солдат. Один раз ребята подорвались на бэтээре (бронетранспортере. — Авт. ), подрывались на минах, но все живы. Это показатель, которым я как командир группы могу гордиться. Мои солдаты говорили, что я везучий, фартовый.
— А вы помните день, когда прибыли в Афганистан?
— Я пересек границу с Афганистаном 12 декабря 1986 года. Сначала попал в Кабул на пересыльный пункт, оттуда меня переправили в Джелалабад, а потом перевели в часть, расположенную недалеко от города Газни. Помню, как я прилетел туда. Кстати, в то время вертолеты еще летали днем, а с начала 1987-го все полеты транспортных вертолетов осуществлялись уже исключительно по ночам: чтобы не сбили.
Так вот, когда мы подлетали к нашему батальону, я думал, что увижу множество подразделений и большой аэродром, как в Кабуле. Увидел же посадочную площадку размером 40 на 40 метров, куда одновременно могли сесть не более двух вертолетов. Рядом стояла неказистая полосатая будочка, а в ней — одна койка, один стульчик и телефон. И гордая надпись: «Аэропорт Газни-2». А когда мы приземлились, из этой будки вышел наш солдатик и на чистом украинском языке говорит: «Дивись, ще прилетіли». Я как-то сразу успокоился: все нормально, свои есть и здесь.
Наша часть и соседствующий с нами 191-й мотострелковый полк располагались на плоскогорье. Рядом были два кишлака, один из которых почему-то назывался Комсомольским. Над ним висел красный флаг, однако в действительности это был чисто душманский кишлак. А сам город Газни, где стояла наша вертолетная эскадрилья, находился в 14 километрах от нас.
Когда прибыли в расположение нашего батальона, увидел там два модуля — это легкое сборное жилье. В одном располагался штаб, а в другом жили офицеры и прапорщики, работающие в штабе. Все остальные офицеры и солдаты жили в больших палатках УСБ-56 на 30 человек. Я сразу был назначен командиром четвертого взвода тяжелого оружия АГС-17 (автоматический гранатомет станковый. — Авт. ). Единственная разница между мной и солдатами заключалась в том, что моя кровать стояла отдельно и возле нее стоял стол.
— И как вас встретили бойцы?
— Настороженно встретили. Испугались, наверное, что прибыл молодой офицер, как говорится, и не нюхавший пороха. Мне тогда было 22 года, а им по 20, но большинство из них уже имели солидный опыт ведения боевых действий, были награждены медалями и орденами. Вначале они даже меня проверяли: как молодой офицер покажет себя в сложной ситуации. Неделе на третьей моего пребывания там меня взяли на боевой выход. Нам следовало выдвинуться в район горного перевала, где возможен проход каравана с оружием, устроить там засаду и, если появится караван, — уничтожить его.
Для меня это был первый самостоятельный боевой выход, и накануне я интересовался у своих старослужащих солдат и сержантов: как лучше приготовиться, что с собой брать — сколько магазинов к автомату, патронов, еды, воды? И мне объясняют: «Вот видите, у нас есть такой «лифчик», куда можно шесть магазинов вставить. Но этого маловато будет — лучше сшить побольше, чтобы вошло не шесть, а 16 магазинов». А эти «лифчики» делались из прилагавшихся в комплекте к каждому бронетранспортеру жилетов для спасения на воде. «Начинку» из него вытягивали, и в простроченные под нее «секции» складывали магазины к автомату — по восемь штук спереди и сзади. И удобно, и как бы дополнительная защита от пуль. Одного моего товарища, когда он подорвался на мине, спас от смерти именно такой «лифчик».
Вообще-то, у нас были бронежилеты, но ими, как и касками, мы практически не пользовались: они очень тяжелые, однако от прямого попадания все равно не спасают. А вместо касок надевали шапочки, наподобие душманских. На ногах, в зависимости от боевой задачи и погоды, носили кто кроссовки, а кто ботинки-берцы. Кроссовки иногда покупали в магазине на территории части, а иногда нам присылали из Союза. Однажды московские комсомольцы передали в нашу часть три мешка кроссовок «Адидас», и нас ими даже награждали за успешные показатели в боевой подготовке.
Так вот, перед своим первым боевым выходом я сделал «лифчик» на 16 магазинов. Признаюсь честно, хоть я и был спортсменом, подъем на перевал дался мне нелегко. Помимо «лифчика», на мне был еще вещмешок сотнями с тремя патронов, гранаты, сухой паек, вода — всего «добра» больше 20 килограммов! А когда остановились на привал, я случайно задел ногой рюкзак одного своего бойца и почувствовал, что он какой-то подозрительно легкий… Оказалось, мои солдаты меня так проверяли. Позже они мне признались: «Мы этот район знаем, «духи» там появляются редко, поэтому патронов туда берем немного». Но зато я с честью прошел эту проверку. Когда уже спали на дневке (остановка на отдых во время длительного похода, марша. — Авт. ), я случайно услышал чей-то разговор: «А летеха (лейтенант. — Авт. ) наш ничего, выдержал, не уделался».
— В те годы ходили слухи, что в Афганистане дедовщина намного жестче, чем в Советском Союзе?
— Да, дедовщина действительно была. Но не сильнее, чем в Союзе. Ведь любой старослужащий понимал, что завтра молодой солдат может спасти ему жизнь. И такое действительно случалось. А о дедовщине в Афгане могу вам рассказать: все это я видел, ведь всегда спал с солдатами в одной палатке. Когда я заходил в палатку, все прекращалось, но можно было догадаться, что там происходило до моего прихода. Могли, например, заставить пришить «деду» воротничок или постирать одежду — ночью, пока никто не видит. Еще был «кандагарский мостик» — такое себе упражнение, которое молодых солдат заставляли делать за какую-либо провинность. Это когда солдат упирается руками и ногами в спинки кровати, при этом выгнув спину, но не ложась на нее. Я пробовал делать это упражнение — и, скажу вам, оно очень тяжелое. Зато качаются мышцы спины, живота, рук…
Приходилось молодым и под кроватями ползать — за то, что плохо убрали палатку, но это тоже могло в бою пригодиться, когда нужно ползти по-пластунски. Старослужащие так и говорили «зеленым»: «Мы вас сейчас учим, чтобы вам потом в бою было легче». Еще одним наказанием у нас был бег в ОЗК (общевойсковой защитный комплект против отравляющих веществ, биологических средств и радиационной пыли. — Авт. ) и еще двух-трех бронежилетах сверху. И ты в противогазе и во всем этом бежишь метров двести — от каптерки до бани. Тяжело, но тренировка отличная. У нас был солдат, который усиленно занимался спортом, так он сам попросился на такую экзекуцию — для улучшения физической формы и проверки себя! Вот такое было, а явных издевательств над солдатами — их не было никогда.
— И что, пригодились бойцам все эти тренировки?
— Сложных ситуаций у нас хватало. Как-то, например, поступает информация, что через перевал возле Сардех-бандского водохранилища должен пройти караван с оружием — несколько десятков грузовых автомобилей. Душманы ведь не только на верблюдах и ишаках через горные перевалы возили оружие, но и транспортными средствами, по дорогам. Операция прошла не совсем успешно — машины не пошли, а автобус с 20 душманами уничтожили и даже захватили некоторое количество легкого стрелкового оружия. Но в том автобусе вместе с «духами» ехала в соседний кишлак 15-летняя девушка. Она ехала на свадьбу (в тюках даже был ее свадебный наряд) и, к сожалению, погибла. Так потом душманы возили ее тело по всем близлежащим кишлакам, рассказывая о «зверствах шурави», которые убивают молодых женщин и девушек. Нам было бесконечно жалко девочку, но скажите: как можно ночью, да еще и во время боя увидеть, что в автобусе, заполненном вооруженными душманами, есть еще кто-то?! Зато 15 февраля 1989 года, когда из Афганистана выводили последних наших солдат, не прозвучало ни единого выстрела.