Десятый день проводят на газоне около Министерства топлива и энергетики восемь шахтерских вдов из Горловки. Днем сидят под своими плакатами, дожидаются встречи с министром. Ночью спят тут же на расстеленных клеенках. Прохожие кидают мелкие монеты в картонную коробку -- за день накапливается на три-четыре буханки хлеба. Денег на обратную дорогу нет. Впрочем, домой они пока и не собираются. Женщины настроены решительно: «Будем сидеть здесь, пока наше дело не решится. Из Горловки нас посылают в столицу. А здесь говорят: все деньги на шахте, поезжайте обратно».
-- Моего мужа завалило обрушившимся пластом породы семь лет назад, -- рассказывает Инна Дробышева. -- Осталась я одна, с двухлетним малышом на руках. Очень тяжело в одиночку воспитывать сына. Единовременное пособие в связи со смертью кормильца мне выплатили. А потом началось: пенсию в 49 гривен выдают раз в три-четыре месяца, регресс (ежемесячную выплату, положенную горняку или его семье за травму или смерть на рабочем месте) лишь частично -- по 15--20 гривен каждый месяц. Мы с сынишкой голодаем. Сейчас ребенок со мной, потому что его не с кем оставить. Спит здесь с нами на сырой земле.
Маргарита Чугунова и Ольга Склянкина, чьи мужья погибли в шахтах три года назад, не получили даже единовременного пособия по потере кормильца. Маргарите Чугуновой, у которой двое детей, государство задолжало 48 тысяч гривен, Ольге Склянкиной -- 6,5 тысяч.
-- Шахта «Кочегарка» уже закрыта, ее имущество распродают, но о нас, видимо, никто и не вспомнит, -- скорбно говорят женщины. -- Мужья жизнь отдали, а мы теперь никому не нужны.
Среди группки женщин -- один мужчина, бывший горняк горловской шахты им. Гагарина Дмитрий Бойко. Ему 26 лет, но назвать его молодым, судя по внешним признакам, трудно: живым у него осталось только лицо. Шея, грудь, руки -- сплошь покрыты стянутыми рубцами от ожогов. Разговаривая, он пытается жестикулировать скрюченными пальцами:
-- Восемь лет назад на шахте произошел взрыв метана. Вместе со мной в забое работал отец -- он через три дня умер. Ему тогда было 54 года. Меня с ожогом 80-ти процентов поверхности кожи доставили в Донецк, где я шесть месяцев провел на больничной койке. С каждым днем мне становилось хуже. Уже умирающего, меня увидел профессор из Австрии, заинтересовался сложным случаем и забрал к себе в клинику. Там меня вроде подлечили, но когда вернулся домой, -- кожа вновь отслоилась. Еще 2,5 месяца я спал сидя. Теперь вы меня видите -- калека, инвалид первой группы, не могу иметь своих детей. Мне нужно лечиться -- но уже четыре года мне не дают путевки в санаторий. На шахте мне должны ежемесячно выплачивать 356 гривен регрессивного пособия. Но каждый раз мне приходится их выбивать у руководства шахты угрозами, что пойду в суд.
Требований у шахтерских вдов много: выплата и индексация пособий, пенсий, бесплатное оздоровление на курортах и даже поступление детей-сирот в вузы без экзаменов. Возможно, некоторым гражданам (например пенсионерам -- эта категория населения в Украине по-настоящему нищенствует) их требования покажутся чересчур высокими. Но, с другой стороны, нельзя не признать, что они требуют только выполнения государством взятых на себя обязательств. Ведь государство им все перечисленное действительно обещало.
Дело в том, что долгие десятилетия советской власти шахтерский труд был в необыкновенном почете: огромные зарплаты, отсутствие квартирных проблем, богатый ассортимент (по сравнению с остальным Союзом) продовольственной и промтоварной продукции в магазинах. И горняки привыкли к тому, что им за их тяжелую, связанную с риском для жизни, работу в угольном забое положена сытая беспроблемная жизнь. Теперь времена изменились: труд в шахте остался по-прежнему тяжелым и сделался еще более рискованным. А сытой жизни не получается, потому что государство не в состоянии расплачиваться с работниками давно нерентабельной отрасли. Многие подземные выработки уже не окупают себя, зато каждые сто тонн угля оплачиваются одной шахтерской жизнью.
Но по-прежнему горняки не хотят понять, что та, прежняя жизнь не возобновится. В надежде, что все как-нибудь наладится, они, как и раньше, связывают свою жизнь с матушкой-шахтой. Сыновья горняков сразу после школы спускаются в забой. Даже для дочек шахтерские вдовы добиваются внеконкурсного поступления … именно в Институт угольной промышленности.
Поэтому до тех пор, пока украинские горняки не смирятся с мыслью о том, что зарабатывать на жизнь можно иным способом, а государство не поможет им, создав в регионе условия для развития других отраслей экономики, -- так и будут взрослые мужики стучать касками о столичный асфальт, а вдовы с детьми сутками сидеть на сырой земле перед министерством.
Прокомментировать ситуацию с безопасностью труда в угольной отрасли «ФАКТЫ» попросили первого заместителя председателя Госдепартамента по охране труда Украины Дмитрия Герасимчука:
-- Профессия шахтера была и остается одной из самых опасных в нашей стране. Особенно в последнее время, когда устарело оборудование шахт, усложнились горно-геологические условия, в которых приходится работать горнякам. Если раньше шахтеры добывали уголь в основном на глубинах до 600 метров, то сегодня более 60% шахт работают на глубине свыше 700 метров. А это -- повышенная температура, горные удары, внезапные выбросы, обильное газовыделение… Необходимо учесть и тот фактор, что нашим людям зачастую приходится работать в очень стесненных условиях. Если, к примеру, за рубежом угольные пласты менее метра не разрабатываются, то у нас в работе находятся и полуметровые. Это даже сложно себе представить… Шахтеру необходимо работать лежа. Мало того, в таком положении он еще и отбойным молотком орудует. И это в то время, когда в цивилизованных странах такие инструменты вообще не применяются. Там все полностью механизировано.
Тяжелое финансовое состояние предприятий угольной промышленности тоже очень больно бьет по людям. Деньги на охрану труда выделяются по остаточному принципу. Отсюда и все трагедии, которые случаются на наших шахтах. А откуда взять деньги, если не идут средства от реализации, недостаточная государственная поддержка…
Отвечает за безопасность труда на шахте собственник -- в данном случае Министерство топлива и энергетики. Я прямо скажу: сегодня собственник данным вопросом не занимается. Мне пришлось еще раз убедиться в этом недавно, когда я участвовал в расследовании одной из последних аварий. Там я увидел целый букет нарушений, которые привели к трагедии.
Ситуация, сложившая в угольной отрасли, требует усиления государственного надзора за охраной труда на ее предприятиях. И такая работа сейчас проводится. За каждой шахтой закрепляется инспектор по охране труда, а на особо крупных и опасных шахтах -- даже два.
Каждый смертельный случай в отрасли для нас ЧП, которое скрупулезно расследуется. Дело в том, что существуют правила и инструкции работ в шахтах. Если их придерживаться, то подобных чрезвычайных происшествий будет намного меньше. Однако, помимо трудовой дисциплины, нужны и деньги.
Что же касается бастующих вдов шахтеров, то замечу, что после каждого расследования мы выносим решение о выплате всех необходимых компенсаций, которые проводятся незамедлительно. Этот вопрос мы контролируем. Конечно, могут быть единичные случаи, когда компенсации выплачиваются не вовремя, но все равно люди эти деньги получают. Больной вопрос для нас -- выплата регресса. На сегодняшний день долг по регрессу и единовременным пособиям составляет более 600 миллионов гривен. Мы надеемся, что постепенно нам удастся значительно уменьшить задолженность перед людьми.
Семьям погибших шахтеров мы стараемся помочь не только деньгами. К примеру, дети, у которых на шахте погибли родные, могут бесплатно учиться в высших учебных заведениях. Что же касается требования о поступлении детей-сирот в вузы вне конкурса… Они сдают экзамены на общих основаниях. Государство берет на себя обязательство оплачивать только их обучение.