Друзья погибших считают, что фермер открыл огонь исподтишка, без предупреждения
-- Там детей наших постреляли! -- разнеслась по Лимановке в разгар рабочего дня страшная весть. Побросав в огородах сапки, крестьяне высыпали на улицы. В душной тишине летнего полудня недоуменно зависло: «Кто пострелял? Кого?» Местные ребята первыми проведали, что ЧП случилось в селе Вольная Украина -- тамошний фермер ночью замертво уложил троих лимановцев.
Об этой трагедии «ФАКТЫ» писали на прошлой неделе. Ее подробности сообщает наш херсонский собкор.
Встретившись вечером в баре, Андрей, Сеня и Саша договорились ехать в Вольную Украину «бомбить» трансформатор. Парни отлично знали, где и что вокруг можно разобрать: жажда наживы не раз гоняла их по окрестным полям и селам. Трансформаторную подстанцию в десяти километрах от Лимановки они заприметили давно. Риска никакого -- заброшенный хутор, всего две хаты. Скажи ребятам, что этой ночью им не повезет, рассмеялись бы.
Собираясь на ночные заработки, лиц под масками не прятали. На добычу «электрогривен» в здешних селах не ходит только ленивый. Это здесь и воровством не считается. Сорвать десяток метров провода да разжиться парой килограммов меди не пробовали разве что дряхлые старушки да мальцы.
Троица трудилась всю ночь. Под утро, слив с трансформатора масло, решили перекурить. Светало. Тут-то и увидел налетчиков фермер.
-- Я ездил забирать односельчан, -- рассказывает лимановский паренек. -- Сеня Булюк и Саша Чухно лежали на трансформаторе, который установлен на водокачке. Андрей Кутузов был внизу. Он отстреливался. Смерть наступила мгновенно, фермер, хозяин хутора, оказался метким стрелком, Сеня и Саша получили по две пули, а Андрею три достались. Причем целился фермер в грудь, голову. И попадал
Действительно, 46-летний Виктор Тримбач, бывший военнослужащий и отличный охотник, стрелять умеет. Правда, Андрей и Сеня тоже только-только из армии. Почему же схватка оказалась неравной? Друзья погибших уверены, что фермер открыл огонь исподтишка, без «объявления войны».
-- У Сени в мертвой руке был зажат фильтр от сигареты. О чем это говорит? -- спрашивает меня местный пинкертон. -- Трудно представить, что в разгар боя он хладнокровно покуривал. Их просто методично перестреляли из укрытия.
Сам же Тримбач утверждает, что сделал предупреждающий выстрел в воздух из охотничьего ружья, затем послал пулю в мотоцикл, на котором ребята приехали, и только когда те открыли ответный огонь из мелкокалиберной винтовки, начал стрелять по них прицельно.
-- Вите уже не раз приходилось отбивать этот трансформатор, -- говорит тесть Тримбача Александр Дудченко. -- Его раскурочат -- он восстановит. Тут у любого терпение лопнет. Пару месяцев назад ночью на мотоцикле приехали два хлопца, сняли кабель и смылись. Зять, правда, успел им пригрозить: мол, еще раз увижу здесь -- живыми не уйдете. А еще раньше залезли к соседям. Витька бросился на помощь -- и пострадал, голову ему рассекли. Я вам скажу так: постоянно мы жили в страхе за них. Знали, что добром не кончится. Лично я ни за что на этом хуторе не жил бы. Ни за что!
Подробности предрассветного боя сейчас восстанавливает следствие. Как нам стало известно, гильз, выпущенных из мелкокалиберки и подтверждающих, что кто-то из ребят действительно стрелял, не удалось найти даже с миноискателем.
Против фермера возбуждено уголовное дело по статье 93 Уголовного кодекса Украины (умышленное убийство).
Говорят, горе одно не ходит. Не дождавшись с ночной вылазки ребят, Галя, невеста Сени Булюка, предложила 14-летнему Антону Чухно поехать поискать их. Ведь и его брат не вернулся. Мальчик завел мотоцикл и направился в сторону Украинки. На развилке он увидел оборванный электропровод и резко притормозил. «С утра такая удача!» -- бросил своей спутнице и стал ловко взбираться на высоковольтную опору. Антон хорошо учился, а в спортзале и на стадионе вообще был отличником. Его тренированное тело без труда достигло верхней площадки. А через минуту судьба жутким образом связала в один узел его участь с участью расстрелянного на заре старшего брата.
-- Антон сгорел на глазах моего мужа, -- рассказывает односельчанка погибших парней Ольга. -- Он еще подумал, что это кто-то на опоре электросваркой работает. А когда подъехал ближе, рассмотрел: фиолетовый огонь шел прямо из живота мальчика! Муж поседел там за считанные минуты.
Мертвого Антона пришлось снимать с опоры стогометом.
-- Сколько уже жизней унес металл! -- продолжает женщина. Только и слышишь: то там, то здесь сгорел кто-то на проводах. А закрыть приемки почему-то не получается. Вот и наш сельсовет пробовал. Но у приемщиков лицензия. А каждый второй еще и подпольно принимает. И несут. Особенно дети. Шутка ли -- такой соблазн! Нашему сыну только шесть лет, а он уже не пройдет мимо алюминиевой проволочки. Не сегодня--завтра на столб полезет, разве уследишь?
Родители и в самом деле не в силах удержать сыновей от безумия, название которому «цветмет». Деревенские семьи на грани разорения и так берегут каждую копейку, что давно отучили своих ребятишек от просьб дать денег на мороженое. Но дети есть дети. В Лимановке воровать с фермы они ходили вместе со взрослыми, чтобы заработать на него самим.
-- Там были язычки с поилок. Берешь молоточек и бьешь. Потом собираешь, взвешиваешь и сдаешь. Взрослые возят где повыгодней, а мы ждем, когда цыгане приедут -- они дороже дают, чем местные», -- делится опытом десятилетний «металлист».
Впрочем, списать все на нищету я бы не торопилась. Антон, к примеру, рос в семье среднего достатка -- его родители держат свой магазин, бар.
-- Я знаю, ему нужны были деньги на бензин, чтобы на мотоцикле кататься, -- объясняет мне первый же встретившийся сопливый первоклассник. -- Антон еще у своего друга Женьки кеды с шипами просил, чтобы легче было на столбы взбираться.
Дети давно уже усвоили не самые достойные правила взрослых игр. Все, что положено видеть маленькому человечку с высоты его роста, он видит. Может быть, поэтому так виновато молчало село у четырех свежих могил, прощаясь с погибшими, что селяне справляли еще и горестную тризну по беспрекословной заповеди любой глубинки -- «не укради», начисто утраченной воспитанием и выжженной жизнью?
Четыре нелепые и случайные смерти повергли Лимановку в слезы и печаль. Из маленьких хуторков и больших деревень все прибывал и прибывал народ -- казалось, узкие улочки всех не вместят. В трех дворах голосили женщины, и медики не успевали делать уколы родителям, которые в этот жаркий день хоронили сразу двоих сыновей.
Молодежь намеревалась идти походом на Вольную Украину.
-- Не дурите, -- остерегали старшие.
-- Понимаем, не сегодня, -- соглашались горячие головы. -- Чем дольше месть откладываешь, тем она слаще.
Опасаясь эксцессов, из Гопри на кладбище, где были выкопаны четыре свежие могилы, подтянули усиленный милицейский патруль.
-- Прекрати снимать, не свадьба! -- агрессивно набросился на коллегу-журналиста какой-то парень, пытаясь разбить камеру.
Понимая, что ситуация приобретает излишне воинственный характер, журналист обратился за помощью к правоохранителям.
-- Вы же сами видите, что обстановка накалена. Зачехлите технику или работайте на свой страх и риск, -- посоветовали стражи порядка.
Но слова о свадьбе брошены отнюдь не случайно. 21-летний Андрей вначале лета действительно собирался сыграть свадьбу, его и хоронили как жениха. Сеня Булюк тоже ждал, что его невеста Галя вот-вот сдаст выпускные экзамены в школе и они распишутся. А юная жена 23-летнего Саши хоронила сразу мужа и его брата.
Ни у кого из убитых ни работы, ни доходов не было. Местное хозяйство совсем распалось, людям раздали паи. Кстати, Саша успел поработать на выделенной ему земле.
-- Почему дело не пошло? Очень уж каторжный труд, да и не в цене он сегодня. Крестьяне вот с самого Нового года в теплицах пропадали с ранней капустой, а почем она у нас на базаре? 50 копеек. Так в прошлом году с бахчой было. Люди разоряются, пьют, воруют, на столбы лезут. Старшие еще терпят, а молодежь не хочет мозоли наживать, -- рассуждает директор школы, которую окончили все погибшие парни, Валентина Кривонос.
-- Семье Тримбачей придется уезжать, не будет им теперь здесь житья, -- говорят крестьяне.
Осиротели жена и детишки фермера -- годовалая Нина и четырехлетний Ванечка. Сам хозяин препровожден в следственный изолятор, ему грозит пожизненное заключение.
-- В день похорон вдруг прошел слух, что моя Людмила с внуками пропали, -- рассказывает отец фермерши. -- Мол, спасалась от мести, малышей под мышку и -- поминай как звали. Я давай бензин доставать, -- до хутора от моего села 30 километров. Там, слава Богу, милиция дежурила, я поуспокоился. А потом и Люда появилась. Но на душе, поверьте, и сейчас неспокойно. Пора их забирать оттуда.
К зятю Александр относится уважительно.
-- У детей 50 гектаров земли. С утра до вечера работали в поле. А ночью Витя с винтовкой вынужден был бегать, от воров отбиваться, -- сокрушается тесть.
Херсонским фермерам действительно катастрофически не везет -- один за другим пересаживаются они с тракторов на скамью подсудимых, пулями отстаивая свое право спокойно трудиться на земле. Все чаще о делах в крепких мужицких хозяйствах мы узнаем не из сельскохозяйственных сводок, а из криминальной хроники.
-- Ничего, еще год-два постреляем, и все станет на свои места, -- не теряют оптимизма фермеры. -- Хулиганье поймет, что за грабеж можно и жизнью поплатиться.
Крестьяне усиленно вооружаются и создают самодеятельные степные «ОМОНы». Так, в селе Демидовка Великолепетихского района, после того как воры разобрали там трансформатор, крестьяне сами его восстановили и по очереди охраняют. А в коллективном сельхозпредприятии «Львовский» Бериславского района электролинию, питающую оросительную систему, круглосуточно стережет целая боевая бригада. Буквально повсюду сельские «ОМОНы» возникают стихийно и набирают силу. А кое-где самодеятельной охраной уже не обходятся: мол, киношный мужик с берданкой никого не испугает -- нанимают «спецов» из города. Жизнь в степном селе с каждым днем все больше напоминает вестерн.
Между тем мальчики из Лимановки -- друзья погибших -- абсолютно уверены: подобные страшилки никого не испугают.
-- Думаете, что эти четыре смерти кого-нибудь остановят? Не остановят. Завтра другие выйдут на ночную охоту, -- уверяют они меня.
Камень брошен в воду, а вода не шелохнулась