5:0 в пользу шоу-бизнеса. Поп-искусство проиграло
Идя на этот концерт, все, кто имеет хоть мало-мальское отношение к шоу-бизнесу, были настроены крайне позитивно. Потому что есть концерты знаковые, итоговые, после которых совершается очередной качественный перелом и переход в другое состояние. Или -- не совершается. Это касалось не столько отдельно взятой певицы, сколько всего шоу-бизнеса. От которого мы все кормимся и на который нам по этой причине совсем не наплевать.
На этом концерте в идеале должна была случится маленькая революция -- концерт должен был стереть грань между «детской», игрушечной, нетребовательной эстрадой и «взрослой», настоящей. Когда мы сможем говорить о поп-певице всерьез, спрашивать с нее по западным меркам -- без скидок на тоталитарное прошлое и без учета героических заслуг перед родиной.
После таких концертов принято ставить галочку и говорить себе: ну вот, дожили, растем, задан новый ритм, дан импульс -- и вперед, к новым свершениям. Независимо от того, как мы относимся к И. Б. Потому что не она -- мы все в этот день сдавали экзамен на профпригодность. И все мы попались «с этой удочкой», как говорил один мой знакомый. В зале в этот день собралась вся эстрадная тусовка, кроме того, рок-музыканты, продюсеры, композиторы и саунд-продюсеры. Обалдевшими глазами они смотрели на Таисию Повалий и Игоря Лихуту, которые сидели в партере. На Пономарева, который позже взобрался по лестнице на помост с букетом для Ирины. На «Океан Эльзы», который пробрался в зал, когда стемнело. Тарас Петриненко. Андрей Середа. Александр Злотник. Весь шоу-бизнес сплотился -- может быть, впервые за всю историю -- и желал, я уверен, Ирине победы. Потому что это была бы победа общая. И частично она, победа, была одержана.
Главным образом, техническая. Сцена была двухуровневая, с умопомрачительным освещением и плавающими участками сцены -- они то уходили из-под ног, то выносились на поверхность. Заданный пафос, естественно, предполагал появление певицы после долгой прелюдии. И прелюдия длилась долго -- начиная с детских голосов в колонках «Ома!», «Ома!», появляющихся из преисподней оркестровой ямы мускулистых парней, лупивших палками по большим железным бочкам, и заканчивая космосоподобными звуками из тех же колонок.
Клевещут те, кто в связи с И. Б. постоянно вспоминают Мадонну. Все эти лифты и сцена, конечно же, были «сняты» с шоу поп-старз, но по части драматургии концерта все гораздо ближе и роднее. Как вся русская литература выросла из гоголевской «Шинели», так украинская эстрада вылезла из советской, так все наши певицы подсознательно наследовали -- ну конечно же, -- Пугачеву!.. Этому усталому пафосу, этим монологам между песнями -- всему они учились у Мамки. Желая быть неповторимой в каждом жесте и в каждом слове.
А вот с музыкой на концерте было совсем никак: ладно бы играли этот несчастный европоп, эту «умцалку» бледнокожую, которую хоть удавись, а сыграть ПО-ДРУГОМУ -- лучше или хуже -- принципиально невозможно. Но все дело в том, что новый альбом «Ома» -- по сути своей, по настроению -- вполне роковый, а значит, возможности импровизации в нем потенциально были заложены. Оставалось красиво сыграть. Недаром на Западе так ценятся концертные записи. Потому, что альбомная версия -- это всего лишь повод, тема, данная музыканту для вольного сочинения на концерте. Живая игра ценна тем, что вот здесь и сейчас, на твоих глазах музыка совершается и рождается каждый раз вновь. И сыграть эту музыку по нотам -- без драйва, без свинга, без «зазора в толщину медиатора», без задыхающейся в полете гитары -- преступление. Музыка опять выполняла роль служанки шоу, роль антуража, роль книги в суперобложке, которая служит украшением шкафа. Не было музыки. Особенно ярко это проявилось, когда из-под эемли медленно выполз струнный квинтет -- пятеро красиво одетых, красиво рассаженных, красиво держащих смычки музыкантов, игра которых не была слышна. Это не предполагалось концепцией шоу. Хоть бы микрофоны поставили для приличия Я не верил этим музыкантам, как не верил Ирине, которая пела о серьезных чувствах, о мятущейся душе (вслушайтесь в альбом «Ома»!). Все выглядело как будто вполсилы, понарошку.
Как выяснилось, мы долго и тщательно боролись за совершенство техническое, за качественную аппаратуру и благородный звук, совершенно позабыв о еще одной изначальной вещи: о необходимости постоянно совершенствовать душу артиста. Ибо честно, «вживую» петь о душе получится только у того, кто тренирует, «распевает» эту душу каждодневно, кто развивает в себе чувства, а не просто бахвалится ими.
И никакая техника и пестрота не заменят этого состояния, этой энергии, которая исходит от артиста. И никакие дети, вооруженные аккуратными, одинаково скроенными флажками явно не кустарного производства -- желто-голубые прямоугольники с ликом крылатой Билык в центр -- не заменят энергии зала. И никакие темнокожие танцоры и разукрашенные танцовщицы в количестве «чуть меньше, чем у Поплавского», никакие ежепесенные переодевания (а костюмы были хорошие!) не создадут атмосферы праздника, если нет этого праздника в душе артиста. Никакие постановочные хоумвидео с поцелуйчиками и последующими раздеваниями и катаниями по полу не заменят настоящих страстей, бушующих на сцене.
Все это тонкие материи, конечно. И впечатление от концерта -- двойственно. С точки зрения шоу-бизнеса, одержана победа, безусловно. С точки зрения поп-искусства -- нет. Дети, которые выросли на И. Б. и для которых она уже -- реальная икона, -- орали и визжали почище, чем на Киркорове. Люди постарше глядели на все происходящее с интересом, они были оглушены и потрясены, но они не почувствовали того главного, к чему их приучили и с чем они привыкли уходить после концерта, -- с тем самым послевкусием, которым так хвалились в былые годы наш театр и наша эстрада. Все-таки не зря хвалились.