Но даже церковь отпустила ему этот грех
Возвращаясь с дежурства на своем дряхлом «жигуленке», Виктор Антонович врезался в иномарку. К счастью, обошлось без жертв. Однако владелец поврежденного «Опеля» затребовал с «мента» две тысячи долларов. Откуда такие деньги у милиционера? Зарплата -- 200 гривен, а семья -- жена и трое детей. И заложить нечего: квартира служебная, а машина так стара, что слова доброго не стоит. Через неделю жене удалось собрать (что называется, с миру по нитке) половину нужной суммы. Но для Виктора Антоновича это уже не имело значения: он вонзил себе в сердце нож…
В малометражной двухкомнатной «служебке» покойного участкового -- нищета: затертые обои, латаные полы. Из мебели -- стол, шкаф и двухъярусная кровать, заваленная детской одеждой. Завтракает семья макаронами. Хотя Лидия Васильевна -- строитель и часто работает по две смены, ни на что другое денег не хватает.
-- Знаете, -- словно оправдывая убогость интерьера, говорит она, -- многие считают: уж кто-кто, а участковый как сыр в масле катается. Ведь «под ним» базар, как говорили коллеги. Базар -- это мафия. И когда с Витей случилось несчастье, следователь все выспрашивал меня, не связался ли мой муж с кем-то. А я ему: посмотрите, как живем. Разве так живут те, кто «связывается»?
Виктор Антонович в буквальном смысле жил на работе: ни праздников, ни больничных. Иногда даже не хватало времени получить свою мизерную зарплату -- просил сотрудников. За год до случившегося был удостоен знака «Отличник милиции», да ведь знак-то этот не кормит. Родственники и знакомые пытались перетянуть Виктора на другую работу -- и легче, и денежнее, но он ни в какую: «Я в милиции 20 лет!»
-- Как же больно было, -- делится Лидия Васильевна, -- когда, расследуя причины самоубийства Виктора, стали искать их в семье: может, не имел здесь поддержки и понимания? Мы с мужем из одной деревни. Поженились рано: мне было 18, ему -- 21. Любовь была такая, какой в фильмах не увидишь… 15 лет промотались по общежитиям. Когда родилась Катя, первая дочь, жили в комнатушке еще с двумя семьями, у которых тоже были груднички. Отдельную комнату получили лишь через год, с появлением сына Максима -- вот радовались! Потом на свет появилась Вика -- с тяжелой формой астмы, но и тут не опустили рук -- выхаживали как могли. Казалось: пока молодые, потерпим, а позже будет лучше. Но становилось все хуже. А тут еще это несчастье…
Видя, что муж не выходит из депрессии, Лидия Васильевна старалась не оставлять его одного. «Мать, я за минералкой выйду», -- объявлял он, и жена тут же отправляла ему вслед Максима или Катю. В одну из ночей Лидия Васильевна проснулась от какого-то неясного стука. «Катя, ты?» -- встрепенулась. «Нет, это папа», -- услышала в ответ. Стрелой метнулась к мужу. А он закрылся в ванной и уже начал приспосабливать веревку к батарее. «Витенька, дорогой мой, мы же без тебя пропадем. Ты для нас -- все», -- плакала у него на плече. В ответ -- ни слова.
-- Сначала думала: все дело в долге, -- говорит Лидия Васильевна. -- Но это было не так. Накануне ДТП Виктор пытался решить вопрос с квартирой. А его в очередной раз отфутболили, да так грубо! Все время повторял: «Не могу так больше. Не хочу… «За три дня до гибели Виктор купил ребятам конфеты. Дети налетели, как воробьи. А он вдруг: «И какой я отец?! За двадцать лет угла не сумел нажить!» Ребятня облепила его со всех сторон: «Папа, папочка, ты у нас самый лучший!» А он -- в слезы…
Чтобы вывести мужа из этого состояния, Лидия Васильевна нашла ему психолога, назначили встречу. Но вечером, накануне запланированного визита, когда семья собралась у телевизора, Виктор пошел в кухню -- «попить воды». Следом отправились дети, и тут же из кухни донесся крик: «Папа, что ты делаешь?!»
-- Папа как-то неожиданно потянулся за ножом, -- вспоминает Максимка. -- Потом взмахнул им и ударил себя в грудь. Мы с Катькой бросились к нему, но было уже поздно…
После смерти мужа прошло полгода, но Лидии Васильевне до сих пор не выдали несколько его зарплат. Пыталась звонить в бухгалтерию, но напоролась на казенное: «Как только сможем, так и выплатим! Ждите». Когда же Лидия Васильевна пришла на работу покойного мужа уточнить насчет квартиры, на нее глянули волком: ишь, какая хитрая, небось, думает: если муж умер, так ей без очереди дадут?!
Бог им судья, этим людям. Как и покойному. Но его-то грех отмолен. Хотя, по правде говоря, Лидия Васильевна думала, что это невозможно: самоубийство ведь, по церковным понятиям, дело непростительное. Но в храм пришла -- и ей не отказали. Оказалось, что даже церковь делает исключение для тех, кто больше не в силах переносить тяготы жизни, кто в борьбе с ними выдохся и отчаялся. Это объяснила Лидии Васильевне женщина в храме, которая, как выяснилось, знала ее мужа: «Да кто ж его не знал? Участковый ведь. Приветливый был. Другие милиционеры только завидят какую бабку с картошкой или сигаретами -- гонят чуть не в шею. А он -- никогда. Понимал, что без живой копейки бабка с голоду помрет. Вот только, -- запнулась женщина, -- как же он своих деток-то оставил?»
Лидия Васильевна и сама не раз задавала себе этот вопрос. Да кто на него теперь ответит? Мужа нет, и она его простила. А вот тех, кто довел его до греха, простить не может.
Суициды в органах внутренних дел приобрели масштаб явления. Если в 1997 году счеты с жизнью свели 57 сотрудников, то с начала нынешнего года это сделали уже 13 -- вдвое больше, чем за такой же период прошлого года. Психологи строят графики, чертят таблицы, пытаясь установить связь суицидов с образованием, трудовым стажем, местом жительства, колебаниями магнитного поля
-- Чаще всего самоубийства случаются в начале весны, -- рассказывает адъюнкт кафедры юридической психологии Национальной академии МВД Украины Антон Никитин. -- Это объясняется тем, что после зимы защитные силы организма на исходе. Большинство покончивших с собой не дожили до 40 лет. В возрасте от 25 до 40 у людей нарастает потребность в материальной независимости и устойчивых семейных отношениях. В наших условиях эта потребность нередко остается неудовлетворенной. Особенно страдают от этого люди впечатлительные, остро переживающие свою неспособность обеспечить семью, детей. В их служебных характеристиках, как правило, отмечены такие черты, как честолюбие, потребность в сохранении индивидуальности. Какая индивидуальность, какое достоинство, если дети голодают, а жена клянет свою судьбу за то, что «связалась с нищим»? Обстоятельства вынуждают порой доставать средства противоправными путями, но ведь не каждый на это способен. Потому-то один из самоубийц в своей предсмертной записке просил в случившемся винить его «совесть». Коллеги ломали головы: почему он взял это слово в кавычки? Быть может, таким способом он хотел обозначить свой протест против общества, поправшего понятие совести?
Налицо пример социально-психологической дезадаптации личности. Человек потерял свое место в социуме. Каждого из нас от опасностей внешнего мира страхует инстинкт самосохранения. Но под натиском определенных обстоятельств этот инстинкт ослабевает настолько, что человек становится жертвой… собственной агрессии. 95% покончивших с собой были психически здоровыми людьми, прошли психофизический отбор при поступлении на работу в милицию. Но за годы службы их нервная система совершенно истощилась. Удивляться нечему: работа в милиции требует постоянной мобилизации психики. Служебные перегрузки откликаются в быту семейными неурядицами. Многие ищут утешения в алкоголе, который хотя и не помогает решить проблемы, но позволяет расслабиться. Больше половины сотрудников органов внутренних дел, покончившие жизнь самоубийством, сделали это в нетрезвом состоянии.
Профилактике суицидов в органах правопорядка сейчас уделяется серьезное внимание. Практически в каждом милицейском подразделении есть штатные психологи, а в столице организована консультативная служба -- телефон доверия. Он указан в документе, разосланном начальникам служб и командирам подразделений Главного управления МВД Украины в Киеве. Рядом с номером телефона написано: «Обращайтесь по любым вопросам. Мы решим их вместе». Наверное, правильнее сказать, что хотели бы решить, но… Не все ведь во власти психологов.
Заместитель начальника ГУ МВД Украины по работе с личным составом полковник милиции Виктор Дорошенко также полагает, что разрешить проблему суицидов силами одной только психологической службы невозможно:
-- Основная причина самоубийств кроется в социально-экономическом неблагополучии работников милиции. Их работа связана с постоянным психоэмоциональным напряжением, с риском для жизни, а получают они за это в среднем 161 гривну в месяц -- и то часто нерегулярно. Более 35 тысяч милиционеров не имеют собственного угла. А грядут еще более тяжелые времена, ведь поставлен вопрос о лишении отрудников органов внутренних дел льгот на оплату жилья и коммунальных услуг, проезд в городском и пригородном транспорте, санаторно-курортное оздоровление. Чем обернется это для людей, для органов правопорядка в целом?
Вопрос риторический. Уже сегодня суицид настолько вошел в будни органов внутренних дел, что тот самый милиционер, которого цитировал психолог Никитин, оставил свою предсмертную записку прямо в деловом блокноте. Там, среди прочих записей, и вывел: «В моей смерти прошу винить мою «совесть»… «-- словно в рабочем порядке подвел свой жизненный итог.