Крылатая стрела легла в яблочко, разворотив рубку судна. Целых 40 минут украинские моряки не могли понять, кто же и зачем их обстрелял, и ждали повторной атаки
Это был обычный рейс. Уже несколько лет кряду старенький теплоход, бывший некогда рыбацким сейнером, еженедельно бороздил Черное море, совершая чартерные рейсы Скадовск--Стамбул и обратно. Однако то, что произошло на борту «Верещагино» 24 апреля, члены экипажа будут помнить до конца своих дней…
Старпом теплохода Виталий Попов уверяет, что столь печального плавания он не помнит за всю свою мореходную биографию, начавшуюся в 1959 году.
-- И тонул, и горел, и в чудовищные шторма попадал, и на мель садился -- всего бывало. Однажды в Антарктике столкнулись со льдиной, да так, что чуть ко дну не пошли, но чтобы такое.. , -- до сих пор не может прийти в себя Виталий Петрович.
В тот злополучный понедельник, пообедав, старпом прилег на диванчик в своей каюте, а через десять минут корабль так тряхануло, что он оказался на полу. Дверь заклинило, и бывалый моряк едва выбрался в задымленный коридор, где уже кричали, звали на помощь пассажиры. «С кем-то столкнулись! -- мелькнула догадка. -- Но с кем тут можно столкнуться: день ясный, море спокойно?» -- ничего не мог понять Виталий Петрович.
-- Мы с Любой, буфетчицей, были на камбузе, когда корабль сильно качнуло. От неожиданности даже присели, -- рассказывает повар Зиночка. -- Как будто на палубу что-то упало. Выглянула в коридор: по трапу спускается пассажирка. Голова ее в штукатурке, из волос щепки торчат. «Там все разворотило», -- говорит. Как, думаю, разворотило, если мы идем? Но через пару минут ход сбавили, к нам спустился дублер третьего механика Дима. Ну, спустился это громко сказано. Его вели, а за ним оставался кровавый след. Люба -- по первому образованию медик. Она метнулась к старпому, принесла аптечку, сделала Пономаренко обезболивающий укол, стала его бинтовать. Вокруг собирались люди, никто не понимал, что произошло. «В нас попала ракета», -- сказал кто-то. Я еще подумала: ну, нашли время для шуток! Осталось бы что-то от нас, если бы ракета!
Но это действительно была ракета, правда, не оснащенная боеголовкой. На обшивке теплохода отпечатались даже ее стабилизаторы. Если бы разнесенная ракетой рубка была сделана из дюралюминия, снесло бы и мостик вместе с капитаном.
-- По тревоге мне надлежит подняться в радиорубку, -- рассказывает радист Евгений Рождественский. -- Через разломы стал пробираться на рабочее место и обнаружил, что рубки нет -- ее снесло в море, а мы остались без радиостанции. Но на мостике есть еще одна связь, УКВ. Заторопился туда и стал кричать в эфир: «Всем судам, кто меня слышит! Теплоход «Верещагино» неизвестно кем обстрелян. Просим помощи, есть раненые», -- и сообщил наши координаты. В ответ -- тишина. Она говорила о том, что в радиусе 60 км никого нет.
По мере приближения к Крыму ситуация постепенно менялась: какие-то суда пытались с нами связаться, но что нам говорят, понять было невозможно. Вся команда собралась возле меня. Минут 40 мы безуспешно пытались хоть кого-то найти в эфире. Люди понимали, что могут в любую минуту вновь быть атакованы и нужно срочно сматывать удочки. Но куда? В каком направлении? Как бы не отправиться навстречу опасности! Команда облегченно вздохнула, когда удалось связаться с радиостанцией пограничников. Они сразу взяли нас под свою опеку, теперь вся информация шла через них. Так экипаж узнал, что в той части моря, где мы находились, проходят учения российского военного флота и район закрыт для плавания. Пограничники вели нас, сообщали, каким курсом выходить, чтобы не угодить под очередную ракету. Ведь реальность повторной атаки витала в воздухе. Вскоре нам пришлось запросить помощь. У Дмитрия раны сильно кровоточили, на борту не удалось остановить кровотечение. Пограничники вызвали скоростной катер, и вскоре российские моряки пришвартовались к нашему борту. На «Верещагино» сошли начальник штаба и командир дивизиона.
-- Каким чудом вы в этот район попали? -- удивились гости. -- Как вас пропустила боевая охрана?..
Украинцы в свою очередь не могли взять в толк, о какой охране речь: их локатор, который «берет» 60 миль, никаких кораблей охранения не обнаружил по всему витку. Экран был пуст.
-- Россияне с нами шутили: мол, отличное попадание, в яблочко, -- и себе улыбается матрос Руслан Ястребинский.
Как же в самом деле «Верещагино» оказался в закрытой для плавания зоне учений? Почему крылатая ракета «Прогресс», запущенная с мыса Херсонес расчетом берегового ракетного полка Черноморского флота, легла прямо в цель -- при этом по непонятным причинам целью оказался «живой» корабль с грузом, пассажирами, экипажем?
Руководство Черноморского флота России сразу после ЧП отвело все возможные претензии: о районе учений сообщено заранее. Начиная с 17 апреля, предупреждение шесть раз в сутки передавалось радиостанциями Одессы, Мариуполя, а с 20 апреля -- и Новороссийска.
Украинский теплоход вышел из Скадовска на Стамбул 19 апреля.
-- 17, 18 и 19 апреля информацию получал Скадовский порт, но нам при отходе ни капитания порта, ни местный портнадзор о ней даже не заикнулись, -- сокрушается третий помощник капитана Олег Гороховский. -- В то время как, скажем, морской и речной портнадзоры в Херсоне известили суда, покидающие порт, о месте и времени боевых учений.
Впрочем, порт портом, а на теплоходе -- три канала связи. Но ни по одному не пришло нужное сообщение. Ситуация более чем загадочная. На «Верещагино» установлена специальная аппаратура, введенная согласно глобальной морской системе связи при бедствии. Этот навигационный приемник настроен на определенную волну, куда «забиты» радиостанции района плавания, причем работает он в автоматическом режиме.
-- Комиссия нашего департамента после ЧП провела проверочный запуск телеграммы. Станция стоящего рядом парома в Скадовске приняла ее, а наш прибор -- нет. О чем это свидетельствует? О том, что в системе приемника на «Верещагино» либо в его антенне есть какой-то изъян. Мы этот прибор летом купили в Турции, он на обязательном гарантийном обслуживании фирмы, которая произвела его. Если бы приемник не принимал сообщений совсем, это заметили бы, а о том, что он какую-то информацию пропускал, никто ведь не догадывался. Просто чувствительность прибора занижена, -- попытался объяснить ситуацию Олег Гороховский.
Официального вывода правительственной комиссии еще нет, но, похоже в международном скандале может быть замешана фирма третьей страны.
А сами обстрелянные моряки уверены, что здесь не обошлось без того, что мы привычно называем судьбой или роком.
-- В Стамбуле рядом с нами стояло много украинских и российских кораблей, плавающих в этом бассейне. Редко обходится без того, чтобы я не зашел к кому-нибудь в гости. Случись так в этот раз, я уверен, коллеги спросили бы: как вы собираетесь возвращаться, учения же? Но последняя наша стоянка была тяжелая, мне не захотелось никуда идти. Одно к одному. Просто удача изменила нам, -- уверен бортрадист.
Экипаж невесело шутит, что «Верещагино» была уготована судьба «Титаника» -- пройди ракета чуть ниже, груженое судно быстро пошло бы ко дну.
Череда весенних праздников немного отвлекла моряков от пережитого потрясения: к кому-то в Скадовск приехали жены, кто-то от души порыбачил, настегав жирных бычков, а кто-то отвел душу у костерка с шашлыками. Они уже добродушно подсмеиваются над собой и над тем, что с ними произошло. Ракетами, мол, забросали, падают на головы на море и на суше, спасу от них нет.
-- Не так страшен черт, как его малюют, -- улыбаются ребята, рассматривая сейчас неудачное «приземление» ракеты всего лишь как повод плеснуть в стакан, чтобы снять стресс старым казацким способом. Жалеют, что Димки с ними нет.
Тем временем Аня, жена Димы, только-только вернулась из военно-морского госпиталя ЧФ имени Пирогова в Севастополе, где лечится пострадавший от ракетной атаки.
-- Мне еще в Херсоне сообщили, что ранения не смертельные. И вдруг в поезде говорят: «А вы разве не слышали радио? Там сказали, что пострадавший от ракеты скончался!» Не помню, как добралась до госпиталя. Никого не пускают, но когда узнали, к кому я, сразу все двери настежь. Но в палате пусто. Дима был на очередной операции. Часа два сидела, ждала. Таблеток наглоталась, чтобы не заплакать. И не зря пила их -- выдержала. Везут, а он с порога: «Анечка! Я такое пережил!» Буквально сразу и уснул. Ведь после наркоза. А я побежала дочке звонить, что папа жив. Мы накануне целую ночь с ней не спали. Потом уже рассказал, что из украинского госпиталя в Донузлаве его приехала забирать целая бригада медицинских светил из Севастополя. Убеждали, что там и база, и врачи лучше. Дима согласился. И не жалеет. Там за ним хороший уход, у меня душа спокойна. Говорит, что пробудет в госпитале месяц, а то и два. Сейчас необходимо все сделать, чтобы он потом не хромал. Лежит, скажу вам, в роскошной адмиральской палате. Госпиталю даже из-за ЧП деньжат срочно подбросили, там все довольны. А я… Может, и не стоит такого говорить, но я не пойму: это ведь Крым. Отовсюду едут сюда люди отдохнуть! Зачем, чтобы здесь ракеты летали? Все равно, чьи -- российские, украинские. Аня непонимающе пожимает плечами.
Аня -- гражданка Латвии, хоть и живет в Херсоне уже 15 лет. В Вильнюсе у нее осталась мама. Дочка звонит раз в месяц Галине Петровне и за лимит десятиминутного разговора старается не выходить: дорого. В этот раз мама позвонила сама и Аня догадалась: уже знает.
-- У вас все в порядке? -- дрожал в трубке родной голос.
-- Да, -- бодро отрапортовала дочка.
-- А разве Дима ушел с «Верещагино»? -- осторожно продолжала интересоваться Галина Викторовна. -- Я тут по ОРТ посмотрела…
Телеканалы напугали родных, и едва ли не вся команда принялась жаловаться мне на журналистскую братию: зачем сообщили о пожаре, о пяти погибших? Наши близкие до сих пор в шоке. Радист полушутя-полусерьезно требует опровержения: кто запустил утку, будто его от верной смерти спас кроссворд? Не знал ответа, вышел посоветоваться, а возвращаться некуда: рабочее место вылетело за борт. «Да я вахту сдал в полдень! Законно отдыхал. А семью до инфаркта довели!» -- кипятится Евгений.
-- Мама до сих пор умоляет меня признаться, не ранен ли, -- рассказывает одессит Руслан. -- Сынок, говорит, я ведь лучше тебя знаю, что там у вас происходит, поэтому честно сознайся.
У сынка уже свой сын подрастает, на днях ему исполнится десять месяцев. Двенадцатилетней Дарье папа вез из Стамбула ролики, и даже из госпиталя позаботился, чтобы их дочке передали.
-- Агент из Киева, которая сопровождала груз, Люда Ханина, передала мужу в госпиталь огромный букет гвоздик, -- рассказывает Анна Пономаренко. -- Я позвонила ей, чтобы поблагодарить, а она жалуется: четвертую ночь не сплю. Только закрою глаза, сразу корабль, крики, стены кают трещат, мебель падает на тебя. И болит голова. Может, и ударило чем. Ничего не помню. Шок. Да ведь и мой Дима помнит все, как в тумане. Зашел в каюту к пассажиру кофе попить, а через минуту оказался под столом, под обломками переборок, его оттуда едва достали. Если бы на 30 сантиметров стоял правее, вряд ли остался бы живым. А так, если не считать раздробленных костей стопы и осколков, которые до сих пор из него под наркозом извлекают… После 9 Мая Диме сделают третью операцию, последнюю. Знаете, когда еще никто не сообщил мне, что с мужем, а только сказали, что он ранен, заходит наша соседка и говорит: «Аня, не переживай, у него правая нога пострадала и рана под лопаткой. Я решила, что она по телевизору очередные новости посмотрела и спрашиваю, по какому каналу? И вдруг она говорит: «Не хотела тебя расстраивать, мне за неделю до случившегося сон приснился. В нем стоит твой Дима и показывает мне то одну ногу, то вторую. Но больше правую. А потом спиной повернулся и будто лопаткой шевелит». И точно, как соседка сказала, так потом и оказалось. Не чудеса разве?
Чудеса. Как и то, что все наши моряки -- живы. Они и сами еще до конца этому не верят. Встречают и целуют жен, обнимают детей, достали удочки, загорают. Вроде живы…