То, что вытворял Виталь Кондратьев, первый и единственный в Украине «небесный» оператор, мог сделать не каждый каскадер
Видеть в кино летящие по прямой самолеты или классически приземляющихся парашютистов не очень-то интересно. Куда увлекательнее сцены воздушных боев, вид падающих самолетов, виртуозные трюки мастеров парашютного спорта. Но как сложно все это снимать! Не удивительно, что Виталь Кондратьев был единственным «небесным» оператором украинского кино. Ему довелось снимать из открытой кабины самолета, из вошедшего в пике истребителя, стоя у открытой двери вертолета на высоте пяти тысяч метров… Он снимал батальные сцены в фильме «В бой идут одни старики» -- шедевр украинского кинематографа! -- и в запомнившейся зрителю картине «Небо, земля, небо», в других кинолентах. А документальный фильм «Небо -- любовь моя», для которой сборная СССР по парашютному спорту впервые в мире сложила в воздухе пять олимпийских колец, стала одной из «визитных карточек» московской олимпиады. Когда американские парашютисты не смогли повторить этот трюк на олимпиаде в Лейк-Плэсиде, весь Советский Союз получил моральное удовлетворение.
-- «Небо -- любовь моя» я снял летом 1979 года, -- рассказывает Виталь Кондратьев. -- Фильм удался: всем понравились головокружительные воздушные трюки в исполнении лучших в Союзе парашютистов. Изюминкой шоу стали сложенные ими пять олимпийских колец -- подобного прежде никто не делал. А первым зрителем стал трижды Герой Советского Союза Покрышкин. Картину решили включить в новогоднюю программу Центрального телевидения 1 января 1980 года. В посольстве США, видимо, идея пяти воздушных олимпийских колец пришлась по душе. По крайней мере, ее решили перенять организаторы состоявшейся вскоре зимней олимпиады в американском Лейк-Плэсиде. Чем это закончилось, я узнал от парашютистов из сборной СССР.
На тренировках трюк с кольцами у американцев получался, и они были уверены, что повторят его на открытии олимпиады. А в тот день погода подкачала. Но парни не отказались от прыжка -- и вышел конфуз. К разочарованию десятков тысяч зрителей, собравшихся на стадионе, парашютисты не то что кольца в воздухе не сложили -- они даже на стадион не смогли сесть. На футбольном поле приземлился лишь один из них. Замечу, что в составлении колец в моем фильме участвовали восемнадцать спортсменов, примерно столько же должны были задействовать и американцы.
Неудача в Лейк-Плэсиде не прошла незамеченной у нас, и в дни летней олимпиада в Москве фильм «Небо -- любовь моя» показали трижды! Похоже, столь частой демонстрацией наши намеревались «отблагодарить» американцев за отказ прислать своих спортсменов в Москву.
На этом история с трюком не закончилась. Мне было приятно, когда через восемь лет его с блеском исполнили корейские парашютисты на открытии летней олимпиады в Сеуле. Эти парни выполнили упражнение в усложненном, весьма рискованном варианте. Наши ребята рассыпались и раскрывали парашюты на высоте примерно восемьсот метров -- это позволило бы им, не сработай основной парашют, раскрыть запасной. А корейцы «раскрывались» на трехстах метрах, когда надежды на запаску не остается.
-- Идея сложить в воздухе олимпийские кольца принадлежит вам?
-- Приближалась олимпиада, я как раз задумал снять документальный фильм -- воздушное шоу. Мысль сложить живые олимпийские кольца в воздухе напрашивалась сама собой. Впрочем, проект чуть было не провалился. При подготовке сценария я консультировался с одной из тренеров сборной УССР по парашютному спорту, а она на отдыхе в Крыму рассказала о моей идее другому киношнику. Тот, не долго думая, подал заявку на Центральное телевидение, и когда я обратился туда со своим сценарием, мне отказали. Пришлось приглашать неожиданного конкурента в соавторы. К счастью, на этом его энтузиазм иссяк, и я сам был режиссером и оператором картины.
-- Расскажите, как проходили съемки.
-- Это была очень сложная работа, и потому интересная. Без помощи мастеров-парашютистов я бы не справился, ведь значительная часть съемок велась камерами, установленными на… головах спортсменов. Вообще, мне очень повезло с «актерами». Задействовать лучших -- сборную СССР -- я, откровенно говоря, особо не надеялся. Но по «народному телеграфу» до членов сборной дошла информация о готовящихся съемках. Ко мне в гости приехал заслуженный мастер спорта Александр Самсонов. С ним и его женой, тоже мастером по парашютному спорту, мы додумывали, как снять то, что я хотел. Решили, что съемки (они проводились возле Черновцов) совместим с подготовкой команды к чемпионату мира. Ежедневно ребята совершали девять тренировочных прыжков, а один, последний -- специально для фильма.
Задача была архисложная: хотя с парашютом я прыгал, но не мог сравниться в мастерстве с профессионалами, а ведь снимать следовало, находясь с ними в полете. Безмерная благодарность Самсонову и еще одному мастеру, Юрию Королю, -- они решили эту проблему. Камеры я установил у них на шлемах, причем у Александра их было две -- сбоку и на лбу, а Юре камеру закрепили на макушке. Аппаратура управлялась дистанционно -- по проводу, выключатели были в руках парашютистов. Я же снимал с вертолета, стоя у открытой двери. Дух захватывало, ведь прямо под ногами -- бездна. Но было очень интересно, да и лишняя порция адреналина мужику не помеха. Чтобы не выпасть, привязывался веревкой.
Придавало смелости хладнокровие ребят. Представьте, усядутся, свесив ноги с борта вертолета, как на парапете, и болтают о чем-то постороннем. Под ними высота -- пять тысяч метров! Кстати, эти кадры считаю одними из самых удачных в фильме. А снять спортсменов в свободном падении удалось не сразу. Помнится, с Королем камера сыграла злую шутку. Прыгнув с нею первый раз, он после приземления начал неистово ругаться. Оказалось, что при падении он не то что снимать, а контролировать положение своей головы не мог -- ее бросало во все стороны, как под ударами боксера. Но я смекнул, в чем дело: зазор между камерой и шлемом был большим, и влетавший в него воздух (скорость свободного падения парашютиста 200--300 метров в секунду) создавал тряску. Мы посадили камеру лишь в миллиметре от шлема, и голову больше не трясло.
А вот олимпийские кольца долго не удавались -- ребята смогли сложить их только в последний день съемок. Собственно, кольца получались, но не того цвета. Мы хотели, чтобы два крайних кольца были желтым и красным. Для этого парашютистам в комбинезонах разного цвета следовало «лечь в масть» -- оказаться в строго заданном месте.
После этих съемок Самсонов попробовал снять для «Мосфильма» ленту в горах Памира. Идея замечательная: на фоне величественных гор -- головокружительные трюки парашютистов. Но во время съемок погибли сразу несколько человек, и фильм не вышел на экраны.
-- А как вы стали оператором воздушных съемок фильма «В бой идут одни старики»?
-- Началось с того, что я совершенно случайно стал свидетелем прихода китобойной флотилии в Одессу из плавания к берегам Антарктиды. Мы с женой отдыхали километрах в ста от города, но я вскочил на мотоцикл и помчался в порт -- почему бы, думаю, не напроситься в поход? Прорвался через три милицейских кордона, пришел к замполиту флотилии: хочу, мол, с вами в плавание, чтобы фильм снять. Замполит оказался мужиком хорошим. «А что, -- говорит, -- давай!» В походе я двенадцать часов нес службу матросом, остальное время снимал. Там и попробовал себя в качестве воздушного оператора -- летал на вертолете на поиски китов, на айсберги высаживался. Привез из плавания два фильма, один из них занял второе место на международном фестивале кинолент о море. А когда вернулся в Киев, мне предложили стать оператором воздушных съемок в фильме «В бой идут одни старики».
-- Это была сложная работа?
-- Нормальная. Началось с проверки меня на прочность. Пилот, поднявшись со мной в воздух, крутил самолет как только мог. После приземления летчики бросились ко мне -- посмотреть, не сдрейфил ли. Но я держал себя в руках. А потом и сам их озадачил: «Буду летать с открытой кабиной, иначе не удастся работать камерой. Причем я сажусь впереди».
Чтобы снять воздушный бой на Яках времен Великой Отечественной, «бочки» и другие фигуры высшего пилотажа не понадобились. А вот в сцене, когда героя Леонида Быкова на «мессершмитте» сбивают над полем, уставленным копнами сена, пришлось идти на риск. Для этих съемок выделили Ан-2. Скорость у него каких-то 180 км/ч, а у «немца» -- под шестьсот. Я решил, что мы поднимемся на максимально возможную высоту и пойдем носом вниз -- скорость падения плюс работа двигателей, и получится то, что нужно. Так и вышло, только выравнивать самолет приходилось почти у самой земли. После этой картины меня признали мастером воздушных съемок.