На днях народная артистка СССР Людмила Гурченко праздновала свой день рождения. Она все так же привлекательна, экстравагантна, эмоциональна.
Она дебютировала в фильме Яна Фрида «Дорога правды» (1956). В том же году на экраны вышла комедия Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь», в которой главные роли, по настоянию Ивана Пырьева, сыграли знаменитый артист Игорь Ильинский и студентка Людмила Гурченко. Фильм имел огромный успех. Среди лучших работ Людмилы Гурченко роли в фильмах «Двадцать дней без войны» Алексея Германа, «Сибириада» Андрея Михалкова-Кончаловского, «Пять вечеров» Никиты Михалкова, «Вокзал для двоих» Эльдара Рязанова, «Любимая женщина механика Гаврилова» Петра Тодоровского, «Полеты во сне и наяву» Романа Балаяна.
-- Людмила Марковна, вас всегда отличала неистребимая любовь к жизни. Можете объяснить, что это такое?
-- Любовь к жизни? Не знаю. Когда внутри все барахтается и я не могу это собрать, я вдруг, сама того не понимая, выхожу на улицу и куда-то иду, несусь, и вдруг прямо в лицо подует свежий ветер, что-то со мной происходит, и я думаю: «Нет, я еще что-то сделаю, а может быть, и в 100 лет я еще сделаю то, чего никогда не думала, что сделаю!» Понимаете? Может, это и есть любовь к жизни, не знаю.
-- Зато наверняка, что это такое, знал ваш отец…
-- Да, веру в то, что произойдет что-то необыкновенное, мне внушил отец. Он и имя мне дал. Он сказал маме: «Леля, если в мене будет орел, наречем его Алан (тогда шел популярный американский фильм «Алан и Люси»). А если девочка, то Люси». В загсе удивились: «Нет такого имени -- Люси. Есть имя Людмила. Он решил: «Хай буде Людмилкою». И актрисой я стала тоже благодаря папе. Ведь это он сказал мне: «Йди вжарь, никого не бойся. Йди и дуй свое». И я дула свое. Я хотела вырваться на сцену только для того, чтобы папа мной гордился. Когда его уже не стало, я все еще «дула». И не могла понять, что его уже нет. Полуграмотный человек, шахтер, но элегантный, всегда со вкусом одет, легкая походка, красивый. Как он сам говорил: «Я як профессор, пока рта не открою».
Хорошо было бы, чтобы рядом с каждым был такой человек, который давал бы фантастический заряд жизни. Папа любил жизнь, ему интересно было все, что впереди. А если он что-то уже знал, то это его уже не интересовало.
-- Вы тоже так чувствуете?
-- Не всегда.
-- А что мешает?
-- Мешает? У меня же еще есть и мамы гены. Подозрительность, что ли, которая с годами возрастает, разочарования и тому подобное. Или еще момент, как он называл, выработка. Это вот то, что мама делала. Это мешает. Потом я все-таки Скорпион. Мучительно бывает. И потом я все время сомневаюсь в себе. Так нельзя. Когда я только выхожу на сцену, думаю: «Ну что? Ну сейчас вот… Ну, Бог с ним, плохо ли, удалось ли. Нет, стоп!» Только отошла, думаю: «Да нет, вроде все нормально». Пришла домой, думаю: «Нет. Нет, не так! Следующий раз будет по-другому!» Вот это мешает. Нет у меня такой, знаете, уверенности. Я произвожу впечатление сильной, а с 52 килограммами нельзя быть сильной. Я подавляю своей доминантой. Но неуверенность, сомнения мешают.
-- Что вы любите больше -- кино или театр?
-- Я -- киноактриса. В театре для меня три звонка -- это все. Умирай! Вот в «Бюро счастья» я должна к Гедиминасу Таранде лететь, как Уланова, Плисецкая, не знаю, кто. И каждый раз думаю: «Боже мой! Я же не долечу». Я прихожу в театр, иду в гримерку, слышу шум в зале, это «ж-ж-ж» и понимаю неотвратимость встречи со зрителем! Я думаю: «Сейчас я им все выскажу. Все спою. Все «оплачу». Этот выход, это психологическое состояние дают мне сильнейший внутренний импульс. Возникает четкое ощущение неизбежности эмоционального выброса, выплеска радости, боли, того и другого, еще чего-то.
-- Вы предпочитаете играть в антрепризах. А вы могли бы всю жизнь проработать в одном театре?
-- Нет! Ни-ког-да! В театре интриги, группировки, а я терпеть этого не могу театр. Спектакль раз в месяц -- это здорово! Раз в месяц можно вытерпеть любой коллектив.
-- Людмила Марковна, я слышала, что многие ваши проблемы, в том числе и многолетний творческий перерыв, связаны якобы с вашим отказом сотрудничать с органами. Это правда?
-- Видите ли, мне тогда было 20 лет, и я вообще не знала, что существуют органы. То есть я знала еще в Харькове, что есть что-то такое, но даже не предполагала, что до такой степени их заинтересую. Я отказалась с ними сотрудничать. То есть не то что отказалась, я не могла даже представить себя в этой роли -- с кем-то общаться, что-то выяснять. Ну просто не могла. Интуиция, что ли. «Не будет такой фамилии! Сотрем в порошок!» -- сказал мне министр культуры Михайлов. Такое было время.
-- Что же в таких случаях делать?
-- Что делать? Это главный вопрос. У каждого человека -- своя миссия. Я очень хорошо это понимаю, даже не понимаю, а чувствую. Что бы со мной ни случилось, я должна (хотя я никому не должна), идти к людЯм (папа говорил так: «К людЯм -- и усе, что у тебя есть, -- людЯм, людЯм». Ни семьи, ни детей, ничего, усе -- людЯм.
-- Зачем?
-- Могу объяснить. Это как наркотик, если хотите, как водка, как адреналин. Обратная связь: «Я должна отдать!» Я прячусь, как скорпион. Куда-то прячусь, коплю, коплю, а потом меня начинает разрывать, распирать. «Я должна к людЯм!» И о-о-о! Отдала! Понимаете?
-- Как вы пережили звездную болезнь? Как вы из нее вышли?
-- Мне не удалось ее почувствовать, пережить. Меня так быстро приплюснули. Очень быстро пришло отрезвление. Жестокое отрезвление. Сразу бац, и нету меня! Сказали ведь, что сотрем в порошок. Популярность пришла ко мне в один день. Это перевернуло мою жизнь: провинциальная девочка из общежития в пальтишке зелененьком, и вдруг -- всеобщее обожание. И думаю: «Вот папа правильно говорил: «Актрисою будет. Обязательно. Ее целый свет будет знать, а женихи усе окна повибивають». Мне была всего неделя, и когда мама вынесла меня из роддома, папа сказал: «Дивись, морды у всех красныи, а у дони моей розовая, и уже усмехается». Мама говорит: «У нее такая же красная, как и у всех».
Не успела я, не успела насладиться успехом: сразу бац, и нет успеха.
-- Неужели для вас ничего не значат атрибуты звездной жизни?
-- Понимаете, мне неважно, какая машина за мной приедет, какой номер мне дадут. Во мне это намертво убито, уничтожено, и слава тебе, Господи. Поэтому я совершенно спокойна, первым мне номером выходить, последним, средним. Пожалуйста, каким угодно.
-- Людмила Марковна, вы производите впечатление благополучной женщины, умеющей владеть собой, но в то же время видно, что вы -- человек ранимый. Скажите, как вам удается справляться со стрессовыми ситуациями?
-- У меня очень часто бывают стрессы, депрессия. И болею. И все, как полагается, все, как у всех. Это и есть моя миссия в жизни. Важно, что я вам внушаю, а там уже это мое дело. Это сейчас у нас доверительная беседа, а на экране -- грош мне цена, если я буду такая же на экране.
-- Какими качествами должен обладать мужчина, чтобы завоевать ваше расположение?
-- На каждом этапе жизни все происходит по-разному. Сначала мне очень нравились мужчины-красавцы. Наверное, это связано с детством, американским кино: голод, холод, и вдруг эта мечта. Потом это прошло, мне всегда хотелось встретить человека, похожего на папу, потому что он был человеком, который может защитить маму, меня, семью. Мне нужен был человек, который мог придать мне уверенность, силу. И когда папы не стало, было действительно ужасно. Не стало этой мощи, силы, опоры, стены, плеча…
-- А сейчас есть в вашей жизни такой человек?
-- Мне даже неудобно об этом говорить, но я всегда отдельно спала, а сейчас сплю в одной постели с мужем. Это очень важно. Я даже не могу это объяснить. Вот мама с папой всегда спали вместе. Жарко, душно, но вместе… Это очень важно: мне страшно, когда я одна. Раньше, бывало, сама дерусь, сама бьюсь, а мужчина, который рядом, в стороне. Вежливо, мягко улыбается и наблюдает, как я выйду из положения.
-- Вы считаете, главой семьи должен быть мужчина?
-- Не имеет значения, кто первый, а кто -- второй. Важно чувствовать уверенность друг в друге.
«Facty i kommentarii «. 25 ноября 1999. Культура