Игорь Моисеев. Легенда русского искусства. «Князь Игорь» народного танца. За свою поистине вулканическую творческую деятельность занесен в Книгу рекордов Гиннесса. Герой социалистического труда, народный артист СССР, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР и России. Художественный руководитель и постановщик всех танцев Государственного академического ансамбля народного танца, известного во всем мире как ансамбль Игоря Моисеева.
От журналистов здесь, в Киеве, устал. Интервью давал неохотно. «А он не любит повторяться, -- заметил Сергей Аникин, солист и педагог ансамбля. -- Он художник, понимаете? Во всем. А для нас он -- Бог!»
… Шла репетиция перед сольным концертом ансамбля во Дворце «Украина». Игорь Александрович, слегка утомленный, тем не менее живо реагировал на все происходящее на сцене. Встал, подошел к педагогу, что-то сказал и тут же показал движение, которое его не удовлетворяло. 93 года… «Это не может не восхищать», -- сказал перед выступлением прославленного коллектива на торжественном открытии Дней культуры Российской Федерации в Украине Святослав Белза.
Да, это не может не восхищать.
-- Игорь Александрович, родившись в Киеве, ощущаете ли вы этот город своей малой родиной?
-- Видите ли, я слишком мало был в нем. Моя мама -- француженка. С папой, начинающим юристом, познакомилась в Париже. Влюбилась, понятное дело, и папа привез маму в Киев, куда получил направление на работу после окончания Пажеского корпуса в Москве. Вскоре после моего рождения мама отвезла меня в Париж, где я прожил до шести лет. Потом была Полтавщина, где мои родные тетки по отцу, обе сельские учительницы, обучили меня русскому языку (я не знал ни слова), и я поступил в гимназию. Через год мы переехали в Москву. С тех пор живу там. Но Киев очень люблю. Здесь удивительный воздух. Его мягкость завораживает. Кажется, что он вливается не только в легкие, но и в сердце.
-- В жизни ничего не происходит просто так. Что же привело воспитанного в лучших традициях дворянства, обученного языкам мальчика к занятиям танцами?
-- Война. Шла первая империалистическая. Папа очень боялся, чтобы в это смутное время я не болтался на улице. «Иди куда угодно -- в детскую студию, организацию, -- просил он, -- но только найди себе занятие». Я записался в скауты. А на следующий день эту организацию… запретили. И тогда я пошел в балетную студию Большого театра. И остался. А в 24 года уже был балетмейстером БТ, представляете? Хотя первый балет был не совсем мой. Назывался он «Футболисты»… да это, наверное, уже все знают…
-- Уверяю вас, не все, так что продолжайте…
-- Ставили спектакль два старых постановщика, которые не то что не играли, а никогда в жизни не видели футбольного матча. Смехота, словом, полная. Видя, что постановка идет к провалу, руководство театра предложило мне «вытянуть» ее. Я согласился, и все получилось.
-- У вас все так в жизни легко получалось?
-- Ну что значит легко? Надо просто знать, чего ты хочешь, и делать это. В Отечественную войну я, как видите, не только сам выжил, но и сохранил свой танцевальный коллектив -- весь, до единого человека. Собрал и увез его сначала на Урал, затем дальше -- во Владивосток. Тогда все театры уезжали в Среднюю Азию. Я решил, что там нам делать нечего, и решил завоевывать другое пространство. А это было, кстати, не так-то просто, поскольку на восток, боясь интервенции Японии, не пускали. Но у меня сложились хорошие отношения с первым секретарем партии Бурятии, и он нам помог.
Мы давали по два-три концерта в день, хорошо зарабатывали, собрали полтора миллиона рублей на боевой танк, который потом воевал на фронте. Макет его до сих пор хранится у нас.
-- Игорь Александрович, у вас удивительная атмосфера на репетиции: никаких окриков, раздражения. Все очень интеллигентно, корректно, мягко. Между тем мне не раз приходилось слышать от ваших коллег, что без жесткости и суровой требовательности в творческих коллективах ничего не добьешься.
-- Правильно. Только одна маленькая деталь: без жесткой требовательности к себе. В первую очередь! Вот если ты из себя выжимаешь все и даже больше, тогда не потребуется грубость-деревянность по отношению к другим. И потом, знаете, не я придумал, что артист -- очень ранимая душа. Об этом нужно помнить всегда, а уж тем более перед концертом.
-- Скажите, с высоты ваших девяноста трех, как нужно жить в этой нашей суетной жизни, чтобы потом не было «мучительно больно» за не совсем состоявшуюся жизнь?
-- Очень просто. Нужно бояться прожить жизнь, ничего не сделав в ней значительного. И это касается отнюдь не только творческих людей. У каждого в жизни есть задачи, решение которых приносит удовольствие, ощущение победы исполнителю и пользу окружающим. Знаете, есть чудесная восточная пословица: не бойся продвигаться медленно, бойся стоять на месте, то есть не расти.
-- Эта боязнь, можно полагать, и вела вас по жизни?
-- Можно. Главное -- не бояться сделать решительный шаг. Ну и, конечно, нужно четко сказать себе, во имя чего ты делаешь его. Даже если он, казалось бы, в никуда. Я ушел из Большого театра, кстати, именно туда -- в пустоту, и начал все с нуля…
-- В одном интервью года два назад вы сказали, что на упреки, что не готовите себе замену, отвечаете: «Разве Пушкин думал о замене? И разве может быть другой Пушкин?»…
-- Не может быть. Как не может быть другого Игоря Моисеева. Тот, кто придет после меня, будет другим. Хуже или лучше (дай-то Бог второе!), но другим. Главное же, что он должен унаследовать от меня -- огромную любовь к коллективу. Вот тогда, уверен, и созданное мною сохранит, и свое, несомненно талантливое, привнесет.
-- Игорь Александрович, слово «пенсионер», конечно же, не для вас…
-- Не для меня…
-- И все же, удается ли хоть иногда пожить этой пресловутой тихой жизнью (при условии, что дети нормально устроены в жизни и не нужно внукам помогать) -- с удочкой посидеть, грибы пособирать?
-- О, грибы пособирать! Очень люблю, но доставляю себе это удовольствие крайне редко: много работы в ансамбле.
-- Хотите сказать, что пропадаете там каждый день?
-- Каждый день.
-- Потрясающе! Скажите, ваши 93 -- это подарок от Бога или ваша заслуга?
-- Подарок от Бога и заслуга моей жены. Мы прожили удивительно счастливую и гармоничную жизнь. Я ее безгранично любил и люблю, а она -- меня. У нас никогда не было ни-ка-ких недоразумений, упреков, сцен, криков и всего прочего, непотребного. Мне кажется, что моя жена была со мной всегда, хотя до совместной жизни мы оба были женаты. Она пришла к нам в ансамбль шестнадцатилетней девочкой. Когда выходила замуж, я, уже любя ее, был рад за нее. Но когда она ушла от мужа, тут уж я не упустил свой шанс.
-- И никем больше не увлекались?
-- А зачем?
-- Ну а вами -- таким талантливым и преуспевающим?
-- Видите ли, уважать -- не значит любить. Ну, а любя, уважаешь невольно… Кстати, моей жене сейчас 74 года, но вы никогда ей столько не дадите.
-- И вы уверены, что так сохранила ее ваша любовь?
-- Конечно. Запомните: женщина цветет только в любви. Если же рано увяла, значит, ей жутко не повезло в жизни -- или она не любила, или ее не любили. Прожить долго и счастливо, уверен, можно только тогда, когда на душе тепло и спокойно. А знаете, что еще нужно любить в жизни? Свои ошибки. Они лучшие учителя. Важно только вовремя понять это.
-- Что огорчает вас в сегодняшней жизни?
-- Чрезмерная меркантильность. Духовность уходит. А все созидающее не терпит меркантильности. Представьте себе, если бы Ньютон, прежде чем открыть свой закон, начал прикидывать, сколько он за это «оторвет»… Мысль должна порождать мысль, а не деньги.
-- Чего больше было на вашем пути -- понимания или зависти?
-- Зависти было много… Но я не старался подбрасывать ей пищу. Зависть нужно презирать. А понимание -- это как любовь: имей в себе, получишь и назад. Я всегда думал о публике, боялся быть неправильно ею понятым. Боялся несовпадения настроений в зале и на сцене. Хотелось всегда дарить зрителям радость от общения с нами.
-- Судя даже по этим концертам в Киеве и Житомире, вам это прекрасно удается. Почему же вы и ваш ансамбль -- столь редкие гости у нас?
-- Это не наша вина. 24 года нас не приглашали в Киев.
-- Почему?
-- Не хотел бы ворошить старое. Хорошо, что сейчас складываются нормальные отношения и есть надежда на дальнейшее сотрудничество.
-- Здоровья вам, Игорь Александрович, удивляйте и очаровывайте дальше!
-- А я хотел бы пожелать всем, кто прочитает это интервью (я их действительно неохотно даю), взять из него что-то полезное для себя, ибо я так привык работать: с глубоким убеждением, что это кому-то нужно.
-- Кстати, давайте сообщим нашим читателям, что второй Игорь Моисеев вообще-то есть…
-- Да, это мой правнук.
-- Вы хотели бы, чтобы он стал действительно вторым Игорем Моисеевым, то есть продолжил ваше дело?
-- Не уверен. Во-первых, он еще маленький. Во-вторых, пусть займется тем, к чему у него будет лежать душа и к чему почувствует способности. И если это окажутся танцы -- Бог в помощь.