Информация, пришедшая в редакцию, была шокирующей: в одном из центральных районов Киева в клетке, сооруженной в обычной квартире, уже почти тридцать лет держат человека. Якобы мать-учительница, принадлежащая к некой протестантской церкви, еще в детстве пыталась обратить сына в свою веру. Но тот -- как истинный комсомолец -- отказался и даже в пылу спора поднял на мать руку. За что и был якобы посажен сектантами на цепь, а затем -- в клетку. Там он за долгие годы тронулся умом, поскольку сектанты активно, хоть и ласково, «изгоняли из него бесов». Поначалу «одержимый» срывал паркет и бросал дощечками в подходящих к клетке людей, но постепенно привык. Сейчас мать, у которой врачи нашли какую-то болезнь, озабочена поиском человека, которому можно было бы передать опеку над сыном и квартиру в придачу. Ей бы лечиться, но вера не позволяет. А если умрет, опекуны увезут куда-нибудь сына или убьют еще ради квартиры… Несмотря на то, что информация, мягко говоря, была не очень правдоподобной, по указанному адресу выехал корреспондент «ФАКТОВ».
Обычный дом в центре. Обычная дверь, за которой на звонок никто не откликается. Зато откликнулись соседи. «Днем хозяйка работает -- торгует на рынке, но вечером ее можно застать дома. Как правило, она дверь не открывает никому, кроме приходящих из какой-то секты людей». «Да, действительно, у живущей в квартире женщины сын болеет, пару раз в год (во время приступов «буйности») к нему приезжает «скорая», врачи колют успокаивающее, и опять все тихо. Особых беспокойств такое соседство не приносит. Раньше приезжали санитары, выводили парня на прогулку, но в последнее время из квартиры он не показывается». «Как-то сорвал он дверь, мать попросила соседа помочь на место поставить. А так особых хлопот он не доставляет». «Раньше он посуду в окно выбрасывал, пока окно не зарешетили. Так он, помню, палец в решетку сунул, а вытащить сам не смог -- слесарей вызывали». «Он вроде буйный, но мать с ним еще справляется, говорит -- он бросается только на нее».
Вечернее посещение решено было совместить с обходом дома местным участковым. В этот раз дверь таки открыли. Первыми зашли милиционеры, через некоторое время -- журналист. В квартире стоял тяжелый запах человеческих испражнений, не выветривающийся, несмотря на открытые окна. Из-за укрепленной решеткой двери, ведущей в одну из комнат, доносилось бормотание, треск рвущейся ткани… Периодически к двери подходил совершенно голый бородатый мужчина и что-то невнятно говорил. Вера Сергеевна Федченко (все имена в этой истории изменены), учительница на пенсии, особой радости от нашего посещения не выказала, но поговорить согласилась.
-- Еще когда я была беременна Игорем, муж ударил меня, -- рассказывает Вера Сергеевна. -- А в десять лет сын попал под машину. В последние школьные годы, правда, немного болел, но, несмотря на это, учился хорошо вплоть до десятого класса. А перед выпуском уже заболел серьезно. Это все из-за своей учительницы, моей коллеги.
Я ее с балкона выследила -- в три-четыре часа утра приходила и выливала что-то в подъезде. Он к тому времени уже болел немного, а после этого наступило ухудшение. Мы все лекарства перепробовали -- ничего не помогало. Когда состояние ухудшилось, Игоря клали в больницу Павлова, когда же немного стабилизировалось -- я забирала сына домой. Ему дали первую группу инвалидности. А через несколько лет Игоря забрали в больницу надолго, но улучшения не наступило. Он рвал одежду, простыни, обмазывал все калом. Больше таких проявлений болезни ни у кого не было, и врачи не знали, как ее лечить. Ему был необходим постоянный присмотр, но ухаживать за сыном в больнице было некому, поэтому его просто успокаивали уколами и привязывали к кровати. И так он лежал во всем этом… Пришлось окончательно забрать его домой ведь Игорь уже был на грани смерти: истощенный, исколотый. И если бы 17 января 1986 года (сыну тогда было 30 лет. -- Авт. ) я его не забрала домой, то 25 января он бы уже умер.
-- А какое-то врачебное наблюдение за Игорем велось после этого?
-- Сначала выписывали таблетки. Когда случались приступы, приезжали врачи, делали уколы. Пока я работала, были деньги -- нанимала санитаров, чтобы они Игоря на прогулку выводили. Но врачей уже лет десять не вызываю -- они испробовали все методы, и все равно ничего не помогает. Лет шесть тому назад люди посоветовали мне обратиться к Богу -- и Игорю стало лучше. Он уже покаялся, принял Христа в сердце, и к нему возвращается логика.
-- Говорят, ваш сын -- буйный больной. Не опасно ли для вас и окружающих, да и для него самого, содержание в квартире?
-- Для окружающих он не опасен. Бывало, срывал он дверь, решетку -- но я все время сама справлялась. Да и лучше ему здесь -- всегда накормлен, братья и сестры (по вере. -- Авт. ) приезжают часто, привозят продукты… Завтра братья приедут, вымоют его. Сегодня сестры придут вечером -- молиться будем. Бог его освободит. Я ему магнитофон включаю, кассеты с Новым Заветом. Разве в больнице было бы лучше?
-- А врачей вам вера вызывать запрещает?
-- Нет, просто они ему все равно не помогут. А ко мне медсестра приезжала, когда у меня гемоглобин упал.
-- К сожалению, никто не вечен. Если с вами что-нибудь случится, кто же, если не медики, сможет присмотреть за сыном?
-- Церковь за ним присмотрит. Я им квартиру оставлю.
Веру Сергеевну еще помнят в школах, где она работала. Но бывшие коллеги не хотят рассказывать о ней. «Федченко давно от нас ушла. Особо ни с кем не дружила, отношения были чисто рабочие». «Конфликтовала с сотрудниками иногда -- видимо, болезнь сына на ее характер повлияла». «Нет, верующей она тогда не была. Даже если бы и была, то наверняка скрывала бы -- в советские времена за это из школы выгоняли». «Дети ее не любили. Они были жестоки с ней, она, в свою очередь, тоже не отличалась ангельским характером». «У нас она проработала недолго -- была злая, агрессивная, и мы решили с ней расстаться… »
Более терпимыми к Вере Сергеевне оказались верующие во главе с пастором евангельской церкви «Христианская Надежда» Валерием Решетинским.
-- Валерий Николаевич, вы давно знаете семью Федченко?
-- Вера Сергеевна официально состоит в церкви три-четыре месяца. Раньше приходила тоже, но не постоянно. Нас волнует ее судьба -- другие матери здоровых детей бросают, а она больного столько лет выхаживает. Эта женщина замкнулась в себе, и наш долг помочь ей, поддержать духовно и физически.
-- А может ли церковь заменить врачебную помощь?
-- У нас существует двадцать пять социальных служений, в том числе и христианская клиника. Врачи, молодежь ходят к ней домой, помогают навести порядок, поухаживать за сыном, приносят продукты. Врача-психиатра у нас нет, но, может быть, мы попытаемся его подыскать.
-- Вера Сергеевна уверена, что болезнь ее сына -- результат колдовства. Насколько такие представления соответствуют христианству?
-- У нее, конечно, есть свое мнение. Тем более что факты экстрасенсорного воздействия на психику людей известны и нередки. Но я не думаю, что в данном случае причиной болезни является ведьма.
-- Федченко собирается завещать квартиру вашей церкви, чтобы вы ухаживали за Игорем…
-- Мы таких вещей не практикуем. Наша доктрина -- не принимать, а отдавать. Если она хочет, пусть договаривается с конкретными людьми (неважно, из церкви или нет), которые будут помогать ей и сыну.
Медицинскую карточку больного из психоневрологического диспансера затребовал суд и 11 лет отказывается (или просто забывает) возвращать
Поскольку трагедия Федченко давно не выходила за порог их квартиры и окружающим жить не мешала, органы правопорядка в их жизнь и не вмешивались. Но неужели медики тоже забыли об инвалиде первой группы? Ситуацию комментирует главврач районного психоневрологического диспансера Александр Косенко:
-- Первичной документации по этому больному у нас нет -- еще в феврале 1988 года ее востребовал народный суд Московского района. Обычно в суде карточки попадают в архив, откуда мы никогда их уже не получаем. А там ведь собраны все данные. Мы обращались в суд и в августе 1988 года (каждые 3-4 дня), и позже, но карточку не возвращали. Кроме того, когда мы посещали Федченко, мать отказывалась от наблюдения и лечения. Поэтому теперь мы мало что знаем об истории его болезни. Но заболевание у Игоря серьезное, если в 1978 году (в 22-летнем возрасте. -- Авт. ) ему бессрочно дали первую группу инвалидности.
-- Насколько состояние Игоря может быть опасно для окружающих?
-- Невозможно ответить. В данном случае мы не вправе проводить осмотры больного в принудительном порядке. На днях милиция попросила нас выделить врача, чтобы совместно с психиатром посетить Федченко, но мать их в квартиру не пустила.
-- Как может повлиять на здоровье сына то, что Вера Сергеевна забрала его из больницы и отказалась от врачебного наблюдения?
-- Бессрочно группа инвалидности дается тогда, когда мы бессильны. Конечно, какой-то минимальный шанс на выздоровление всегда остается. Но больной должен проходить хотя бы поддерживающее лечение, чтобы состояние его здоровья не ухудшалось. Поначалу Федченко выписывала у нас необходимые медпрепараты, но вскоре перестала. Лечит же она сына самостоятельно или нет, мы не знаем. Тем более что самоизлечения в подобных случаях не бывает.
-- Вера Сергеевна утверждает, что с подобными внешними проявлениями болезни сына врачи еще не сталкивались, поэтому, мол, не знали, как ее лечить.
-- Это неоправданное утверждение -- подобные случаи наблюдались. Другое дело, что полного излечения достичь очень трудно.
-- А возможно ли излечение с помощью христианских обрядов, гимнов?..
-- Это, грубо говоря, психотерапия. То есть только подспорье к основному лечению. Да, эти обряды могут временно стабилизировать состояние больного, успокоить его. Но полного излечения достичь таким способом невозможно.
Казалось бы, описан частный случай. Мнения всех сторон высказаны (кроме мнения самого больного). Кстати, некоторые медики, с которыми общался автор, поддерживали мать -- дома, мол, и питание лучше, и уход. Да и с плечей государства небольшая тяжесть свалилась… Развитие ситуации находится в рамках законности, инструкций и т. п. Конечно, здоровье индивидуума -- это глубоко личное дело самого индивидуума, и лечиться или нет -- решать ему самому. Но если этот индивидуум недееспособен? Если отказ опекуна от лечения лишает его хотя бы самого мизерного шанса на выздоровление и возврат к полноценной жизни? Может быть, нашим законодателям следует немножко остыть от предвыборной горячки и дать медикам право (а, возможно, вменить в обязанность) наблюдать подобных больных, чтобы хотя бы в случае ухудшения их здоровья успеть прийти на помощь?