Ровно 15 лет назад чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров в последний раз защитил свой титул, одержав победу в матче с индийским гроссмейстером
10 октября 1995 года в Нью-Йорке завершился матч на первенство мира между Гарри Каспаровым и Вишванатаном Анандом. Действующий обладатель титула Каспаров, для которого поединок на высшем уровне стал уже седьмым, со счетом 10,5:7,5 одержал победу над дебютантом соревнований столь высокого ранга.
Глядя на уверенную игру 32-летнего Гарри, трудно было предположить, что этот успех окажется последним в блистательной чемпионской карьере россиянина, а для 25-летнего индийского гроссмейстера столь чувствительное поражение — трамплином для новых достижений.
Спустя 15 лет «ФАКТЫ» приводят подробности исторического поединка.
Первую партию матча за шахматную корону соперники играли на 107-м этаже Южной башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке… 11 сентября 1995 года. Кто мог тогда представить, что ровно через шесть лет башни-близнецы, символизирующие финансовое могущество Соединенных Штатов, подвергнутся самой страшной в истории человечества террористической атаке?
— Одной из «фишек» Всемирного торгового центра были скоростные лифты, которые за считанные секунды и совершенно бесшумно доставляли посетителей на самый верх, — делится с «ФАКТАМИ» воспоминаниями известный российский шахматный журналист Юрий Васильев. — Единственное маленькое неудобство — на 56-м этаже приходилось делать пересадку на другой лифт. Ежедневно такой маршрут проделывали сотни туристов, поднимавшихся на смотровую площадку на том же 107-м этаже. Оттуда открывался просто сумасшедший вид на Нью-Йорк!
Шахматистов поместили под стеклянный купол, куда, по идее, не должны были проникать звуки из расположенного в непосредственной близости комментаторского зала. Но комментаторы вели себя подчеркнуто по-американски — громко острили, на что публика порой отвечала восторженным ревом. Ананд даже пожаловался на заключительной пресс-конференции, что шум из зрительного зала ему мешал.
Однажды под купол перестали закачивать воздух, и соперники, опасаясь задохнуться, стремглав выскочили из-за шахматного столика. Через какое-то время технику починили, и игра возобновилась.
Самый смешной случай произошел во время 10-й партии. Арбитр, проверяя часы, уронила их на стол прямо перед игроками (грохот был слышен даже за колпаком). Но гроссмейстеры и бровью не повели — у них была просто запредельная концентрация!
— Несмотря на престижное место игры, организация поединка была на грани смехотворной, — пишет Вишванатан Ананд в своей книге «Мои лучшие партии». — Сначала место проведения соревнования изменили — с Кельна на Нью-Йорк. Меня об этом вообще не проинформировали, и я продолжал готовиться к игре в Германии. Даже зарезервировал места в кельнском отеле.
За полтора месяца до старта позвонил главный организатор и предупредил: заявленный призовой фонд в полтора миллиона долларов (миллион предназначался победителю и полмиллиона — проигравшему) внезапно уменьшился на 150 тысяч (как рассказывала мать Каспарова, 275 тысяч долларов организационных расходов ее сын заплатил из своих призовых денег. — Авт. ). Я пытался отгородиться от всех проблем, чтобы сконцентрироваться на шахматах, но в полной мере этого сделать не удалось.
Вдобавок за несколько дней до начала игры совершенно неожиданно выяснилось, что мы с Каспаровым должны еще писать ежедневную колонку в одну из крупнейших американских газет. Ближе к концу соревнования я полностью утратил к этому интерес и выдавал лишь «глубокие» примечания типа «в 16-й партии была разыграна сицилианская защита».
В Нью-Йорк я прибыл не в лучшем расположении духа. Такое состояние не стало причиной поражения, но моя неспособность спокойно воспринимать происходящее, безусловно сыграла свою негативную роль. И когда матч завершился, я был счастлив забыть о нем и о тех событиях, которые ему предшествовали.
Каспаров начал присматриваться к Ананду задолго до того, как индийский гроссмейстер стал претендентом на шахматный трон.
— Впервые я встретил Виши (так уменьшительно называют индийского гроссмейстера в шахматном мире. — Авт. ) в апреле 1988 года в голландском Утрехте, — рассказывал Каспаров. — Мы оба — действующий чемпион мира и чемпион мира среди юношей — давали там сеансы одновременной игры. На обеде перед началом мероприятия я заказал еду, которую в то время обычно заказывал перед турнирными партиями — копченую семгу и бифштекс, от чего впоследствии пришлось отказаться, поскольку стал старше и вынужден был следить за своей талией. Ананд ел салат. «Вегетарианец, — поддразнил я его, — с таким выбором ты никогда не вырастешь из юниорского в настоящие чемпионы мира!»
Изучал своего соперника и Ананд.
— Во время игры я стараюсь прислушиваться к дыханию противника, — откровенничал Ананд, — насколько оно глубокое, быстрое или медленное. Это позволяет понять степень его волнения. Важны и внешние моменты. Например, повздорил ли накануне ваш соперник со своей женой? Если у него в голове крутятся какие-то посторонние темы, он не сумеет полностью сконцентрироваться на игре, и у вас появляется дополнительный шанс на победу. Надо пристально наблюдать за конкурентами даже вне пределов шахматного зала: за завтраком, в коридоре, в холле. По лицам ведущих шахматистов обычно ничего не прочитаешь — они спокойны и беспристрастны. Исключением являлся только Каспаров — вот он был, как открытая книга.
Первая половина матча принесла две сенсации. Стартовые восемь партий закончились миром (пре-дыдущий рекорд в матче 1978 года между Карповым и Корчным — семь стартовых ничьих), а затем россиянин уступил в девятой встрече.
— Выиграв у Каспарова, я был в восторге, — описывал нахлынувшие на него чувства Ананд, — однако последующая неделя стала холодным душем. Оказалось, я не имел ни малейшего представления о том, какое напряжение приходится выдерживать в подобном соревновании. Когда вспоминаю 11-ю и 13-ю партии, мне не нужны четыре помогавших на матче гроссмейстера, чтобы объяснить, где я допускал грубые ошибки. Игра Каспарова тоже не была идеальной, однако соперник гораздо лучше контролировал свои нервы, что было следствием намного большего опыта.
— Особенно за ничейную серию критиковали тогда меня, — делился на страницах российского «Спорт-экспресса» своими переживаниями Гарри Каспаров. — От чемпиона всегда ждут более энергичных действий. Однако за два выходных дня я разработал новую концепцию в излюбленном дебюте Ананда. Надо было настраиваться на игру черными фигурами в девятой партии, а я уже думал о 10-й, где, как был уверен, должно было пройти испытание суперновинки!
— Ослепленный красотой невероятной идеи, я так и не сумел сыграть в полную силу
9-ю встречу, — продолжает Гарри Каспаров. — 10-я партия была действительно очень важной, и главная ошибка Ананда заключалась в том, что он пошел на полное повторение своего главного варианта. Именно эта партия стала по-настоящему переломной. Ананд в полной мере почувствовал силу моей домашней работы, и, кроме того, разгром подорвал веру соперника в свои силы.
Тренеры Ананда тщательно изучили все мои привычки, пристрастия и особенности, дебюты, которые я играл, и прочее, прочее. Но они не учли индивидуальных особенностей самого Ананда. Они навязали Виши несвойственную ему манеру игры, втиснули в рамки, где Ананд заведомо не мог показать то, на что способен по своему дарованию. Ананд как будто забыл о своей богатейшей интуиции, начисто исключил риск, стремился все рассчитать до конца, а те варианты, в которых это невозможно, просто отбрасывал. Да, так со мной всегда играл Карпов. Тогда это соответствовало его манере, таланту, видению игры. Но не соответствовало игровому стилю Ананда.
— Секунданты россиянина на игру не ходили, — вспоми-нает Юрий Васильев, — не появлялась на матче и Клара Каспарова. Впервые я увидел мать чемпиона мира только когда по окончании матча пришел брать у Гарри интервью. Я был ПЕРВЫМ, кому это удалось. Каспаров отказывался, умоляюще просил отложить разговор на следующий день, но я настоял на своем. Я брал интервью у Каспарова на протяжении всей его карьеры. В первый раз — в 1978 году, когда он 16-летним юношей дебютировал в чемпионате СССР, и последний — через 27 лет в испанском Линаресе, когда Гарри заявил об уходе из профессиональных шахмат.
Каспарова всегда что-то не устраивало, даже если он «разрывал» всех своих соперников. Однако ни до, ни после него я не встречал ни одного шахматиста, кто бы так емко и точно излагал свои мысли. Каспаров сохранил мне огромное число нервных клеток и часов сна — его никогда не надо было «причесывать», каждое слово было «печатным».
В Нью-Йорке чемпион мира жил в каком-то небольшом «небоскребчике» (по сравнению со Всемирным торговым центром все остальные здания казались «мелкими»). Помню, мы прошли пару кварталов от места игры и оказались в частном особняке, судя по портье, охране и роскошному вестибюлю, относящемуся к премиум-классу. Поднялись в большую квартиру то ли на 20-м, то ли на 25-м этаже, а затем вышли на балкон с видом на статую Свободы.
Хотя только что одержал убедительную победу, Гарри был весьма раздражен и угрюм. Стал говорить о том, что против него работало много сильных гроссмейстеров — «волонтеров», как он выразился, и все болели за его соперника. Но затем Каспаров как-то подобрел и стал отвечать довольно емко и пространно.
Вопрос, который я не раз задавал и Каспарову, и его тогдашнему секунданту Владимиру Крамнику: почему чемпион мира предложил Крамнику стать его помощником? И зачем Крамник согласился? Только ли ради заработка? Или Владимир стремился проникнуть в закрытую творческую лабораторию Гарри?
Каспаров отреагировал несколько раздраженно: «Не вижу здесь проблемы». И с едва заметной издевочкой в голосе уточнил: «Помощь Крамника была на нормальной профессиональной основе!» При этом выразительно взглянул на меня: понял ли? Я понял, только язык тогда не повернулся спросить, во что оценивалась такая «профессиональная основа». Судя по результату, сумма устроила обоих.
«Ничего особенного в работе Каспарова я не открыл», — ответил мне Крамник. — То, что увидел, лишь подтвердило мои представления о Гарри. Когда помогал чемпиону мира, двойных мыслей «чему-то у него подучиться» не было. С точки зрения борьбы за высший титул опыт нашего взаимного общения был как бы равнозначным: ни Гарри, ни я особой выгоды не извлекли».
Насчет того, что «не извлекли», можно усомниться. Тогда в Америке тренеры Каспарова не скрывали, что одно присутствие в их лагере шахматиста такого масштаба делало их работу гораздо более эффективной и просто успокаивало. А это в столь нервном деле, коим является матч на первенство мира, значило очень много.
За прошедшие 15 лет в шахматном мире многое изменилось.
— Поражение в матче не означало для меня конец света, — не стал предаваться унынию Ананд, — и в 1996 году я вернулся к турнирной практике, разделив первое место с Крамником в Дортмунде и обыграв Каспарова в финале турнира по быстрым шахматам в Женеве. Однако самое важное событие того года было не связано с шахматами: 27 июня того же года в Мадрасе я женился на Аруне.
Через пять лет в Тегеране Ананд стал чемпионом мира по версии ФИДЕ, а Каспаров в Лондоне уступил Владимиру Крамнику. На неудачу Каспарова Виши отреагировал философски: «Живи сам и давай жить другим».
В 2007 году Ананд повторил свой успех на чемпионате мира в Мексике, на следующий год в Бонне отстоял свой титул в борьбе с Крамником, а этой весной в Софии взял верх над болгарином Веселином Топаловым.
— Ананд, как никто другой, умеет извлекать уроки из ошибок, постоянно работает над собой и продолжает прогрессировать, несмотря на преклонный для современных шахмат возраст. Старый кот учит новые трюки, — откликнулся на успехи индийца Каспаров.