Завтра народному артисту СССР исполняется 85 лет
Легенде украинской оперной сцены Дмитрию Гнатюку 85 лет. Несмотря на это, он прекрасно выглядит, с легкостью взбегает на второй этаж родной консерватории и не упускает момента улыбнуться студенткам. Голос Гнатюка звучит так же великолепно, как и шестьдесят лет назад, когда Дмитрию Михайловичу рукоплескал «Метрополитен-опера». Его песнями заслушивались Сталин, Хрущев и Брежнев…
- Дмитрий Михайлович, знаете, что в вас до сих пор влюбляются студентки?
- Правда?! Нет, не знаю… (Смеется. )
- Вы прекрасно выглядите! Где черпаете силы?
- От земли-матушки, это точно. Да спасибо генам родительским, крепким. Я ведь в селе вырос, на Буковине, босыми ногами все лето по земле бегал. И ничего! С малых лет в огороде копался, каждое деревце оберегал. До сих пор мой сад — мое здоровье. Вырастил сад у себя дома на Буковине и на даче под Киевом. Приезжая туда, будто заново рождаюсь. А вы спрашиваете, где силы беру.
- Но глаза-то у вас горят до сих пор.
- Это со мной происходит всегда, когда вижу красивых женщин. Я же артист, мне надо вдохновляться, эмоции сильные переживать.
- Значит, без нас, женщин, никуда?
- А как вы думаете? Конечно! В моей жизни было много влюбленностей. Творческих. Голос бы так не звучал, если бы я не переживал сильных чувств.
- Жена об этом знала?
- И знала, и ревновала. И я ее ревновал. Всякое было. Но любовь в моей жизни одна — моя Галя… Сколько вместе пройдено, пережито. Вот сына прекрасного вырастили…
- Говорят, в советское время вы могли стать отцом темнокожего мальчика?
- Давняя история. Это было во время поездки советской делегации в Африку. Никита Хрущев решил, что надо ближе знакомиться нашим культурам, и нас снарядили в долгое путешествие. Поехала целая бригада, в составе которой были я, Людмила Зыкина, Георг Отс… Давали концерты прямо под открытым небом и имели потрясающий успех. Глава племени туарегов пригласил меня в гости. Говорит, споешь для меня и моих жен. А жен оказалось около 150! Боже, красавицы все писаные! И практически без одежды. Ох, насмотрелся я тогда… Так вот, выступил, все в восторге, и вождь, растрогавшись, предлагает мне в знак уважения ребенка от своей любимой жены.
- Да вы что!
- Я был потрясен! И мальчишку показывает — лет трех, хорошенький. А переводчик меня предупреждает, что отказываться нельзя, сочтут за неуважение. Я сказал, что не могу мальчика сейчас взять, поскольку наша группа продолжает гастроли по Африке. Вот когда буду возвращаться домой, обязательно заберу. С тем и уехал…
- Малыша так и не взяли?
- Честно? Я хотел. Но руководство делегации решило, что это будет слишком ответственный шаг и на уровне дипломатов как-то уладило вопрос. На этом история не закончилась! Приехав домой, в Киев, я рассказал все жене, и мы даже начали жалеть о том, что у нас не будет еще одного сына. И тут раздается телефонный звонок из министерства культуры. Один из начальников говорит, что мне прислали сына из Африки. Сейчас он находится на карантинном режиме. Мол, готовьтесь к приему. Я-то не знал, что меня просто разыграли, и мы с женой уже начали имя придумывать малышу, мечтать, как будем гулять с ним по Крещатику. В общем, когда выяснилось, что никто мальчика не присылал, мы даже огорчились и потом долго еще вспоминали эту историю… Чего только в жизни не было. Рассказать — не поверят.
- А вы попробуйте.
- Вот, например, в Киев приехал поступать, совершенно не зная города.
- Это в театральный институт?
- Ну да. Сошел, помню, с поезда, и ноги сами меня привели на Ярославов Вал, к зданию института. Как это получилось? Ума не приложу. Пошел сначала по бульвару Шевченко, потом по Крещатику, поднялся по улице Прорезной. Просто мистика… В театральный я прошел, но на второй день, когда комиссия утверждала списки, меня попросили спеть. Я затянул: «Дивлюсь я на небо… » Тогда ректор говорит: «Э, да вам в консерваторию надо, молодой человек».
- Где вы учились пению?
- В том то и дело, что нигде! Лет в шесть я начал петь в церковном хоре. Моим учителем был местный священник. Он брал в руки скрипку, задавал какую-то одну ноту и говорил: «Тяни, что есть силы… » И я тянул. Так продолжалось несколько лет. Только потом я понял, что таким образом он мне разрабатывал дыхательную систему, без которой певцу никуда. Я пел везде и всегда. Для меня это было абсолютно нормальное состояние. Если бы не стал певцом, пошел бы в… садовники или агрономы. Но судьба распорядилась иначе. Видите, в Киев ноги сами привели. Приехал в столицу без копейки денег, в какой-то драной фуфайке, с маленькой котомкой в руках. Первые четыре ночи провел в беседке на Владимирской горке. Попал туда тоже случайно. Шел по Крещатику, возле филармонии поднял голову и увидел Владимира с крестом. Поднялся к памятнику, потом дошел до беседки. Боже, какой красивый вид открывался оттуда на город! С тех пор я полюбил Киев всем сердцем…
- Рассказывают, что в вашей жизни заметную роль сыграл знаменитый Григорий Веревка.
- Я познакомился с ним, будучи студентом Киевской консерватории. Был тогда бедным молодым певцом, перебивался с хлеба на воду. Случалось, за весь день съедал только один пирожок, ни на что другое денег не было. Мой гардероб состоял из одного застиранного, с заплатками, костюма, в котором было стыдно показаться на люди. Сзади на штанах была латка, и Григорий Гурьевич меня учил: ты поклонись зрителям и так задком-задком уходи со сцены. Собственно, благодаря Веревке я первый раз поехал в Москву и увидел Сталина. Правда, перед этим он дал мне денег на хороший костюм.
- В ЦУМе, наверное, покупали?
- В комиссионном магазине напротив консерватории. Зашел туда, смотрю, висит костюм темного бутылочно-зеленого цвета. Да такой красивый! Видимо, его привезли из Германии. Говорю: «Дайте померить». Одеваю, а он точно по моей фигуре. К нему купил белую рубашку, красный галстук, туфли чешские. Словом, стал пижоном. (Смеется. ) В этом костюме я и отправился в Москву с хором Веревки.
- И сколько же лет вам было?
- 21 год. Я ничего не ждал от этой поездки, просто хотелось посмотреть столицу. Хор пригласили выступить на дне рождения Сталина, который праздновали в Большом театре. В ложе на почетных местах сидели Сталин и Мао Цзэдун. Мы смотрели на них, как зачарованные. Нас очень хорошо принимали, а после концерта к Веревке подошел какой-то чиновник и спросил: «Кто тут может спеть пару украинских песен?» «У меня есть студент», — говорит Веревка и называет мою фамилию. Тогда чиновник подошел ко мне со словами: «Завтра в два часа дня мы вас забираем из гостиницы… » А жили мы в отеле «Марьина роща», на краю Москвы. Сейчас это чуть ли не центр города. В общем, в назначенное время приезжает машина и куда-то меня везет. Смотрю, а это Кремль. У меня аж сердце подскочило!
- Могу себе представить…
- Проводят меня через узенький коридор, где полно офицеров, облапывают со всех сторон и пропускают в зал. Уже гораздо позже, став депутатом Верховного Совета СССР, я узнал, что это был Георгиевский зал. В общем, пока я в него вошел, прошло два часа. Столько времени стоял перед дверью. Когда меня наконец пропустили, увидел пышно украшенные столы. В зале полно народа, члены Политбюро и сам Сталин. Честно говоря, в такой испуг я впал, что душа чуть не вылетела. За инструментом уже сидел пианист. А рояль стоял всего в каких-то пяти метрах от стола Сталина. Я исполнил «Дивлюсь я на небо… » Как пел, не помню. Думаю, хорошо, потому что очень тепло приняла публика. Вдруг Сталин поднимается и спрашивает: «Что ты еще нам споешь?» А меня предупредили, если он захочет, чтобы я еще спел, нужно исполнить «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина». Я и затянул: «Если на празднике с нами встречаются несколько старых друзей, все, что нам дорого, припоминается, песня звучит веселей… Тост наш за Родину, тост наш за Сталина, выпьем и снова нальем… » Весь зал подхватил. Это было настоящее торжество. Заканчиваю петь, опять поднимается Сталин: «Где работаешь?» — «Студент консерватории». — «У кого учишься?» — «У Ивана Сергеевича Паторжинского». — «Славный певец. Поклон ему передай. Садись, покушай». После слов Сталина я ни живой ни мертвый двинулся к столу, а там — знаменитые певцы Лемешев, Давыдова…
Я присел с краю, неудобно как-то, а есть страшно хочется! Взял какой-то пирожок, укусил его, а проглотить от напряжения не могу. В общем, в совершенном стрессе находился. Тут ко мне подходит человек, говорит: «Если хотите, можете уйти». Я пулей вылетел, а за дверью меня хлопцы с кульками ждут. В одном — четыре бутылки любимого вина Сталина «Хванчкара», коньяк, водка. А второй — с закуской. Приехал я в гостиницу с поклажей, пришел к Веревке и говорю: «Будем праздновать… » Целую ночь отмечали день рождения Сталина.
- После такого успеха вам была прямая дорога в Москву.
- И в Москву в Большой театр меня звали, и в другие города, но не мог я без Киева жить. Хотя такие заманчивые предложения были… Я имел счастье выступать в «Метрополитен-опера», пел там в «Кармен» и «Аиде». Прием был оглушительный, правда, и неприятности тоже большие.
- Решили, что вы хотите уехать навсегда?
- Что-то вроде того. Меня пригласили через дирекцию «Метрополитен-опера» в обход нашего Госконцерта. А это был запрещенный прием. Я-то совершенно не подумал об этом. Но на второй день после моей премьеры в «Метрополитен-опера» пошли очень хорошие отзывы, меня буквально носили на руках. По окончании одного из спектаклей был банкет, я немного выпил, и мне тут же предложили подписать контракт с «Метрополитен-опера» на пять лет. Думаю, что тут страшного? Буду периодически ездить, петь. И подписал. Но мое решение расценили иначе… Только прилетел из Америки, меня уже ждали в аэропорту высокопоставленные чиновники. Говорят: «Не заезжайте никуда, направляйтесь сразу в Министерство культуры». В министерстве задали вопрос: «Где ваш гонорар?» Я вынимаю десять тысяч долларов, у меня их забирают. Говорю: «Дайте хоть 400 долларов, как платит Госконцерт за два спектакля». Не дали. «Вы не имели права подписывать контракт», — сказал мне чиновник. Четыре года мне было запрещено выезжать за границу. Но я был рад, что хоть живым отпустили домой…
- Это было в то время, когда знаменитый Мстислав Ростропович остался за границей?
- Именно, поэтому и на меня смотрели с большим подозрением. Прошло около года, и меня вызвали в Москву для участия в концерте. Я выступил с большим успехом, пел на одной сцене с Георгом Отсом. А вечером нас пригласили на ужин в Политбюро ЦК КПСС. Вся верхушка во главе с Никитой Хрущевым была в сборе. Никита Сергеевич попросил, чтобы я спел «Рiдна мати моя».
- Это была его любимая песня?
- Да, исполнял ее обычно в течение вечера раза три. Тогда мне вдруг пришло в голову рассказать Хрущеву о ситуации, в которую я попал. Никита Сергеевич выслушал и тут же дал распоряжение тогдашнему руководителю КГБ Владимиру Семичастному разобраться. Только, говорит, чтобы он честным человеком остался. В общем, через пару дней все забыли о моей истории.
- Гонорар вернули?
- Нет! Я уже и не спрашивал. Молил Бога, что все так удачно закончилось… К тому времени я был довольно обеспеченным. Имел квартиру в центре Киева, много гастролировал. За сольный концерт, если перевести в доллары, получал 200 долларов. В Советском Союзе народным артистам больше не платили. Но меня и это устраивало. Я никогда не был богатым человеком. Разве что душой… И ничего ни у кого не просил.
- Владимир Васильевич сделал для меня очень много доброго. Благодаря ему я получил звание Героя Социалистического Труда. Щербицкий вызвал меня перед моим 60-летием: «Ну, что ты хочешь? Имеешь разные награды… » — «Ничего не хочу». — «Все что-то просят у меня, а ты ничего… » Снял трубку, набрал номер: «Михаил Сергеевич… (Это был Горбачев. — Авт. ) У нас Гнатюку 60 лет, что мы ему дадим? Героя дадим?.. Все, высылаю документы». Щербицкий действительно часто ходил в театр. Любил слушать Беллу Руденко, мы часто пели с ней вместе. Вообще, театр — сложный организм. Тут надо знать характер каждого, не идти против, а просто быть уверенным в своих достоинствах. И больше ничего…
- О чем мечтаете, Дмитрий Михайлович?
- Чтобы у нас была хорошая жизнь, чтобы жили в Европе. Кроме Украины, никуда ехать не хочу. Для меня самое большое удовольствие — поехать к себе на дачу или на Буковину, встретиться с мудрыми людьми.
- До сих пор учитесь?
- Не без того…
- Как отмечать юбилей собираетесь?
- Завтра в Оперном театре будет моя постановка — опера «Аида». Обязательно приходите. А к праздничному столу, наверное, сядем на второй или третий день. Куда спешить…