Известный голливудский режиссер, бывший киевлянин, приехал в Одессу, чтобы дать мастер-класс начинающим коллегам
Имя бывшего киевлянина Вадима Перельмана известно всему миру. Хулиганистый мальчуган, сын эмигрантки, который в юности чуть не угодил в заокеанскую тюрьму, сегодня популярный голливудский режиссер. Его фильм «Дом из песка и тумана», профинансированный самим Стивеном Спилбергом, получил три номинации на «Оскар» и одну — на «Золотой глобус». Нынче Перельман, по его собственному определению, человек мира. Живет и в Америке, и в Европе. В последнее время он частый гость в Украине. Вынашивает идею создания здесь художественных фильмов. В Одессу Вадим Перельман прибыл, чтобы дать мастер-класс, рассказать начинающим коллегам о своем пути к успеху.
— Вадим, как вам удалось попасть в Голливуд?
— Как говорят в Одессе, вы будете смеяться. Работая в рекламном кино, я полетел в Италию делать фильм об одной фирме. Побывал в Милане, потом в Лондоне, Мюнхене. В Риме купил книгу Андре Дюбуса «Дом из песка и тумана». Чтобы скоротать время в самолете, начал читать и влюбился в этот текст! Ревел, как ребенок. Я вообще человек сентиментальный. Плачу везде, где только можно. Тронули параллели с моей жизнью. Я увидел себя в главных героях. Мне сразу же захотелось экранизировать эту книгу. Когда самолет приземлился, тут же позвонил агентам, чтобы приобрести права, но мне сообщили: автор их не продает. Уже человек сто из Голливуда обращались. Отказал всем. Я попросил телефон Андре и позвонил ему домой. Часа два мы говорили. Я поведал о своей жизни, о том, что эта книга для меня значит. Мне нечего терять, сказал я ему. Умру, но сделаю правильный фильм. Он ответил: «Я верю тебе, парень!»
— Появление Андре Дюбуса в небольшом эпизоде — ваша инициатива?
— Его, он меня попросил: «Я написал книгу, отдал ее тебе, дай мне тоже поучаствовать». Теперь я шучу, говоря ему: «Ты очень переигрывал».
— Почему вы сначала не решались сами писать сценарий?
— Приобретя права на экранизацию книги Дюбуса, два месяца не мог приступить к сценарию, и решил нанять специалиста. Однако у него не очень получалось, он переписал, но опять было не то. Тогда я разозлился и за 15 дней сам написал. Хороший сценарий — это для режиссера главное. Лучше всего то, что ты сделал от души. Ведь у каждого существует история, которая дорога нам — это и есть хороший сценарий. Однако и в Голливуде нужны связи или хотя бы везение. На одной из вечеринок я повстречал агента, дал ему почитать свою работу, и спустя несколько месяцев начались съемки.
— Обладатели премии «Оскар», снявшиеся в фильме, сразу согласились сотрудничать с вами?
— Обычно молодым режиссерам не удается задействовать актеров, которых они хотели бы видеть в своем кино. Однако мне вновь повезло: Дженнифер Коннели и Бен Кингсли дали согласие. Другое дело — я не знал, как работать с потрясающими актерами. Уже на первой репетиции пришлось усомниться в системе Станиславского, которая подразумевает длительный период подготовки к роли. Теперь знаю наверняка: нет ничего ценнее экспромта и актерской интуиции. Хороший актер сам несет правду. Свою правду! Не мою, не общую, даже не правду автора романа. Он сквозь призму характера проецирует это на экран. Режиссеры, особенно бездарные, очень любят себя в процесс всовывать. В итоге получаешь кривляние и подделку. А это страшная вещь. Профи — совсем иное. Я решил вообще отказаться от репетиций. Хорошие актеры не задают вопросов, они доверяют режиссеру.
— Со Спилбергом вы общались?
— Во время съемок нет. Просто делал фильм с людьми, которые работают у него. Он посмотрел материал, позвонил мне. Трубку взял мой ассистент и говорит: «Спилберг звонит». Я решил, что это, наверное, Гриша, есть у меня приятель такой. Оказалось, настоящий Спилберг! Ему очень понравился фильм, сказал, что для таких лент, как «Дом из песка и тумана» и «Красота по-американски», он и создавал студию Dream Works.
— Свои фильмы не называл?
— Нет, Стивен Спилберг скромный, не такой, как я (смеется). Он мне на финальной стадии дал пару отличных советов.
— Вы снимаете звезд мирового масштаба. Как работалось с Умой Турман в картине «Жизнь перед ее глазами»?
— Поначалу Ума отказалась от моего предложения. В Голливуде есть четыре-пять актрис, на которых можно построить фильм, под них дадут нужный бюджет. Можно снимать фильмы подешевле, подороже или держаться серединки, что я и стараюсь делать. И вот из этих пяти, способных принести деньги, я выбрал Уму Турман — одну из самых талантливых актрис Америки. С ней всегда легко.
— Ставили ли вы перед ней конкретную задачу?
— Не использовать трюки, отработанные в прошлых фильмах. Я ее и взял потому, что у нее огромный запас эмоциональности, к которому никто даже не дотронулся, у нее не было аудитории, чтобы это показать. Ума — потрясающая актриса, намного глубже, чем проявляла себя на экране до этого. Надеюсь, для нее это был шаг к более серьезным ролям. Сейчас в Голливуде не так много актрис, способных обеспечить весомый зрительский интерес к картине.
— Кто же еще?
— Джулия Робертс, Джуди Фостер… Пожалуй, все. Ах, конечно же, Николь Кидман. Хотя у нее очень плохой вкус на мужчин, но талант — от Бога. И она всегда в отличной форме.
— Вы тоже не отстаете. Каким спортом занимаетесь?
— Лежу в ванной, водку пью. Шучу, я больше по пиву (улыбается). Форму сохраняю за счет того, что много нервничаю.
— Какие женщины вам нравятся?
— Умные, хорошие, добрые. Слава Богу, именно такие и окружают меня.
— С кем из актеров-мужчин хотели бы работать?
— В следующем фильме буду снимать Энтони Хопкинса и Дастина Хоффмана.
— Ваши фильмы очень грустные. Почему?
— Я тоскую о прошлом, о том, что потерял: теплую семью, родину, Киев, папу. Грустно это все, но стараюсь не терять оптимизма. Жизненные трагедии удалось пережить и выбраться на свет. Возможно, так будет и с моими фильмами, они будут позитивными.
— Персонажи вашего фильма «Дом из песка и тумана» борются за крышу над головой. Где ваш дом?
— У меня его нет… Пока нет… Потому я, наверное, и боялся сюда приезжать. В Америке у меня нет своего дома, не было его ни в Канаде, ни в Италии. Я всегда был эмигрантом и останусь им до конца дней. Первое поколение эмигрантов всегда «загибается» под этой ношей. У моего сына этого уже не будет.
— Что вас подвигло на эмиграцию?
— С рождения жил в огромной коммуналке на улице Горького — семь семей. Туалетное сиденье никогда холодным не бывало (смеется). Такая жизнь была. Но хорошая! Никто ж не знал, что можно жить по-другому. В 1970 году мой 56-летний дедушка — здоровенный, красивый мужик — умер у нас на глазах во время встречи Нового года. За два года умерли пять близких родственников, погиб отец… Остался я с мамой, она вкалывала на фабрике «Жовтень», шила плащи. Тетя уехала в Канаду, брат мамин — в Нью-Йорк. Я сказал: «Мам, поехали отсюда. Здесь ничего не осталось, только смерть». Я ничего не боялся. В детском возрасте еще нет страха. Мама, конечно, боялась, потому что была старше и умнее. Когда подали документы, маму, конечно, выгнали с работы, меня — со школы №33, что на улице Саксаганского. Недавно был председателем жюри на кинофестивале «Молодость». Пришел в эту школу, повидался со своей учительницей. В комсомоле я, слава Богу, не был, так что исключать не пришлось. Меня и в пионеры-то приняли на два года позже ровесников из-за плохого поведения. Ехали в Израиль, но задержались в Италии. Мать учила английский язык, а я, 14-летний, вкалывал, чтобы было что кушать. Мыл посуду, работал на бензоколонках. Прожили там девять месяцев. Потом отправились в Канаду, где жила тетя (мамина сестра). Мама сразу же нашла работу в магазине одежды, я разносил газеты.
— Правда, что вы попали в плохую компанию и даже в тюрьму угодили?
— У меня не сложились отношения с отчимом. Случился конфликт, и я в 16 лет ушел из дому. Школу бросил, вообще ни одной школы не окончил в своей жизни. Где подрабатывал, где подворовывал (хохочет). Тогда я ни в коем случае не думал о личном обогащении. Все, что было нужно, — это пиво, сигареты и девочки… Хотелось романтики, которую ощущаешь, балансируя на грани закона. Двоих пацанов из нашей компании арестовали, но меня в тюрьму не посадили. Просто допрашивали.
— Как от хулиганства пришли к искусству?
— Хулиганство — тоже искусство. Арт-хулиганство — это самое оно. На «путь истинный» встал, когда пошел в Университет Альберты, изучал математику и физику. Днем работал, а вечером ходил на занятия, чтобы получить диплом. Вырос немножко, стал более серьезным. Захотелось как-то высказать себя по другому.
— Кино когда увлеклись?
— Однажды в детстве я оказался в санатории, где на каникулах лечились дети с сердечной недостаточностью. Несчастные, очень больные. По вечерам я пересказывал им в палате книги, которые прочитал. Они лежали и слушали меня, как завороженные, до двух часов ночи и спрашивали: «А завтра еще расскажешь?» Впечатляло, что меня так слушают, я будто превращался в автора. Наверное, это были мои первые фильмы. Ведь теперь я точно так же поступаю: превращаю романы в картины. А кино для себя открыл в Канаде, в 24 года. Увидел документальный фильм про то, как Норман Джуисон (режиссер фильмов «Иисус Христос — Суперзвезда» и «Скрипач на крыше». — Авт. ) снимает фильмы. Этот человек создает мир, берет пешки, фигуры и творит на экране. У меня этот мир был, но без контроля. Мои пешки падали и убивали другие фигуры. Я понял: делать свой мир — именно то, чего я хочу.
Сначала поехал в Торонто, в киношколу. Не понравилось. Ушел, открыл свою компанию, делал малюсенькие задрипанные клипы про музыкальные группы. Бюджеты — две-три тысячи долларов. Стал заниматься монтажом. У меня это здорово получилось.
Монтажер я лучший, чем режиссер. Рекламой занимался тринадцать лет. Я попал в профессию совсем случайно. Самая большая мечта моей жизни — проявиться, чтобы мой голос услышали все. Как-то влиять на других людей. Однако могу это делать и
в литературе, ведь я же пишу. Это как страховка: если сейчас не получится что-то, всегда могу засесть за роман. Много пишут, что буду делать фильм о Бабьем Яре. Действительно, есть такие намерения. Однако много и других тем об Украине.
Всякий раз, когда приземляюсь в Киеве, дышу этим воздухом, ощущаю — здесь мой дом. Чем больше старею, тем больше нуждаюсь в этом.
Фото с сайта megarelax. ru