Неминуемо наступит время, когда всколыхнуть электорат с обеих сторон границы, заставить гореть свечу идейного противостояния будет невозможно
С победой Виктора Януковича мы успешно преодолели традиционную для нас политическую дистанцию, снова оказавшись в шаге от прошлого и в двух — от будущего.
Если «Нова країна» доживет до 2012 года — в смысле проведения парламентских выборов (и хотя бы не хуже, чем кампании 2006 года), — то Украина снова вспыхнет огнями политического противостояния и электоральной активности.
Один шаг от «прошлого» будет означать как минимум сдерживание какого-либо движения вперед. «Будущее» же будет требовать, во-первых, вырваться за пределы устоявшихся политических традиций, во-вторых, артикулировать наконец общую общественно-политическую волю. Последние два шага тесно связаны между собой потребностью изменить идеологический ландшафт-дизайн. О таком изменении, основании для него и его последствиях будет идти речь ниже.
Современный идеологический ландшафт в Украине естественно и прогнозируемо пестрый и почти исчерпан. Это, очевидно, с одной стороны, является следствием тоталитарного прошлого, а с другой — коренится частично в ментальности, а частично в особенностях исторического развития политической культуры украинцев.
Не имея достаточно крепких государственнических и политико-правовых традиций, цепляясь за обломки исторических прецедентов самостоятельной политической жизни, украинская политика времен независимости в идеологическом плане двигалась вперед слишком экстенсивно — выпивая до дна все бокалы собственных и мировых политико-идеологических напитков, не слишком заботясь при этом ни о букете, ни о культуре потребления. Коктейль, образовавшийся в результате, на первый взгляд имеет все признаки типичного идеологического эклектизма, характерного для мировой практики ХХ века. Но тем не менее в нем есть и собственное особое послевкусие.
Вместе с этим эклектичным похмельем выветрились и суть, и содержание, и методы практического использования потребленных идей и идеологий. Этот феномен особенно ярко и четко проявился на вербальном уровне украинской политики. Как пример: народное правление в античных Афинах просуществовало почти два века, тем не менее сам термин «демократия» утвердился не сразу, а «вырастал» и «конкурировал» с такими понятиями, как «исономия» (равенство перед законом) и «исегория» (равноправие), что отображало эволюцию политического строя афинян. Исключительно «Демократические Афины» — это творение не только древнегреческой истории, но и процесса реконструкции воображаемого идеала либерально-демократической мыслью ХІХ века.
В то же время диаметрально противоположный процесс наблюдается в Украине. Самостоятельность, суверенитет, демократия, права человека, гражданское общество, нация и т. д. — все эти концепты, пройдя тоталитарное забвение и сразу заняв главенствующее место в политическом лексиконе, всего за каких-то двадцать лет вызвали оскому и в среде политического класса, и среди широких масс общественности, не достигнув при этом достаточного (удовлетворительного) введения на практическом уровне. А самое главное, опустели как сущности политики и ценностные ориентиры социально-политической организации общества. И теперь демократия рекламируется на уровне стирального порошка, автобусные активисты и уличные знаменосцы-заробитчане подменяют собой гражданское общество, а закон продается на закрытых аукционах среди наиболее платежеспособных политколлекционеров.
Каковы же причины такого состояния дел? Каковы перспективы идеологического ренессанса в Украине? Какой идеологический ландшафт-дизайн нужен Украине?
Прежде всего надо признать, что все политические и культурные процессы в Украине всегда носили биполярный характер. Потому что две Украины вобрали в себя наиболее важные черты двух миров, и отличие от киплинговского Востока и Запада состоит только в том, что им все же суждено быть вместе.
Этот культурный и цивилизационный раздел стал основой и для процесса идеологических трансформаций на обоих украинских полюсах. Надрывная по своей эмоциональности и идейному содержанию президентская избирательная кампания 2004 года в очередной раз продемонстрировала и, очевидно, как никогда и никто, подтвердила это. Шесть лет назад, во время голосования на избирательных участках, в который уже раз произошла делимитация исторической границы. По наблюдениям Николая Рябчука, электоральная карта 2004 года сошлась с южными границами Речи Посполитой и государства Богдана Хмельницкого XVII века. Снова распятый украинский мир оказался перед пропастью, через которую не в силах был перебросить мост.
На уровне политических идей и интеллектуальных традиций существование этой границы можно объяснить: территории открытых и закрытых обществ, зоны исторического развития европейских демократических государств и восточных авторитарных деспотий встречаются между собой на украинской границе, на одной стороне которой читали и уважали Аристотеля, а на второй предпочитали Платона. Это миры здравого смысла Философа и вдохновенных пророчеств основателя академии.
Сегодня политико-идеологический status quo воссоздает указанное выше разделение. Несколько упрощенно и схематично, но это граница между политически правыми и левыми преференциями (в традиционном использовании этих многофункциональных ярлыков). Две Украины исторически превратились в хранилища, с одной стороны, идей национального самоопределения и величия национальной власти, поддержки народных традиций и культуры, утверждения таких западных политических концептов, как свобода, демократия и права человека; с другой — рабского пиетета перед самодержавной волей, исповедования интернациональной безотцовщины, культивирования анархической самоуверенности относительно закона и порядка и тяготения к пассивному подданству в противоположность активному гражданству.
Будет ли ликвидирована эта граница? Или, возможно, подвергнется мягкой консервации или же, наоборот, жесткой радикализации (вплоть до построения Великой украинской стены)?
Прогнозы и практические шаги сейчас зависят от самих только переменчивых результатов дальнейшей политической борьбы. А это, конечно, не гарантирует быстрых и продолжительных изменений. Поскольку очевидным является то, что это разделение не может быть ни проигнорировано, ни тем более ликвидировано однополюсной политической волей. Его преодоление связано с поиском альтернативы, в основе которой будет лежать идея примирения противоположностей — как между двумя полюсами, так и внутри каждого из них.
Во второй половине XVIII века Джозеф Пристли первый обратил внимание на то, что в герметической колбе горящая свеча загрязняет воздух, он теряет способность поддерживать горение, а подопытные живые существа начинают задыхаться. Это были первые шаги к открытию процесса фотосинтеза. А нам эта история пригодится для моделирования идеологических процессов в Украине.
Оба полюса украинского мира тоже напоминают две герметические колбы, где горящие идеологические свечи в конце концов привели к загрязнению воздуха, а недостаток кислорода и света смертельно замедлил горение.
Неминуемо наступит время, когда всколыхнуть электорат с обеих сторон границы, заставить гореть свечу идейного противостояния будет невозможно. Недостаток свежего воздуха компенсируют соблюдением чистых идейных форм, а проявлениями света будут считать чрезмерную радикализацию в собственных границах. Такое развитие событий нельзя назвать обнадеживающим и спасательным.
Идеологический фотосинтез одной части Украины тесно связан с советским прошлым. Восток и Юг из последних сил цепляются за мифы социалистического прошлого. Настолько сильно, что полностью поддаются манипуляциям со стороны России, приватизировавшей это прошлое и использующее его как рычаг против «вестернизации», что угрожает ее собственной политической самобытности и стремлению оставаться европейской империей.
Социалистическая традиция политического мышления в одной из своих разновидностей — исторической, догматической или консервативной — не только определенное время удерживала общество (словно якорь корабль) от необузданных колебаний национальных волн и перехода к либерально-демократическому раю постсоветской эпохи, но и до сегодняшнего дня как таковая является противником общественной модернизации (в любом варианте). По сути своей она противоречит природе вещей и общественно-политическому опыту человечества.
Несмотря на единичные исторические достижения и сложный эволюционный путь (в частности, в западном мире), на украинской почве социализма так и не удалось ни теоретически, ни практически преодолеть аристотельский тезис о том, что «нужно более заботиться о том, чтобы уровнять желания граждан, нежели их имущество». «К тому, что составляет предмет владения очень большого числа людей, — писал он, — прилагается меньшая забота. Люди заботятся всего более о том, что принадлежит лично им; менее заботятся они о том, что является общим».
В другом своем варианте — радикальном, общественно безответственном или политически легкомысленном — социалистическая традиция выродилась сама и спровоцировала на всем идеологическом фронте «холеру» популизма. Последний, в свою очередь, приобрел черты и свойства Лернейской гидры: когда ей отрубали одну голову, сразу вырастали две новые. И именно это бессмертие и самовоспроизведение популизма приводят к тому, что необходимые реформы в стране уничтожаются на корню. Становится очевидным, что на чашах весов народного доверия все новые и новые «головы» всегда будут перевешивать подвиги любого Геракла-реформатора.
Следовательно, нужно покончить с таким социализмом, а заодно и с эталоном популизма, который нашел приют в этой традиции. Золотую середину, или мотто, к такому уничтожению очень метко сформулировал английский политический теоретик Бернард Крик в своеобразной установке «сердцем принадлежать к левому крылу, а умом — к правому».
Идеологический фотосинтез запада страны происходил в пределах доминирования националистического дискурса. Безусловно, националистическая традиция политического мышления является не только частью героического эпоса создания государства, но и геном самосохранения. Но при всем уважении даже выцветший в нынешнюю национал-демократию украинский национализм тоже должен быть уничтожен.
Во что выливались (и продолжают) исторически мощные проявления национализма? С одной стороны, в интеллектуальное шарлатанство Донцова, взращивавшего активность (которой, безусловно, не хватало) за счет культуры (которая при этом уничтожалась). Это было его собственное гениальное очернение Липинского и персональное соперничество, которое принесло Донцову лавры победителя и при их жизни, и в течение многих лет после смерти.
Пророческой оказалась оценка Донцова, которую еще шестьдесят лет назад дал Василий Рудко (Р. Лисовый), отметив, что «донцовізм ще довго буде буяти… Результати донцовської діяльності будуть ще йти далі, аж доки в різних катастрофах не вигорять, спалюючи з собою не раз найкращі українські енергії». С другой стороны, однорядная рецепция Михновского по очевидным причинам не приемлема для создания политической гражданской нации. Более того, самые горячие приверженцы «Украины для украинцев» становятся наиболее отдаленными существами от самого автора этого лозунга.
Основываясь на этом во времена независимости, одна разновидность национализма (или национал-демократии), стремясь выйти за собственные пределы, наталкивалась на обвинения в предательстве. Вторая, оставаясь вещью в себе (как в идейной, так и в географической плоскости), вызывала больше отторжение и враждебность, а иногда и уныние среди собственных сторонников.
Очевидно, что нынешняя национал-демократия очень легко узнает себя в образе главного героя «казок та оповідань з недійсного життя» авторства все того же Михновского под названием Spirillum particianum Ukrainofilicum («Дисертація на доктора Патріотизму»). Это произведение пионера украинского национализма не стало широко известным, потому советуем обратиться к нему и получить немалое наслаждение от сравнения.
Кислородом для обеих охарактеризованных выше традиций должны были стать две другие традиции политического мышления, самостоятельно не достигшие успешной самореализации.
Триумфальное шествие либеральной демократии в начале 90-х годов (вплоть до фукуямовского «конца истории») не спровоцировало настоящего расцвета либеральной теории в Украине. С одной стороны, украинский либерализм так и не выпутался из густой бороды Драгоманова, оставаясь прежде всего идейным противоядием от националистического самодурства. С другой — западноевропейская идея либерального рынка не спровоцировала ни капиталистического прорыва, ни экономических побед шоковой терапии.
Вместо этого, благодаря процессу приватизации и ряду других обстоятельств, унаследованных от «перестройки» тоталитаризма, либерализм выродился прежде всего в мнимый олигархический рынок, государственный контролируемый капитализм как принцип и прикрытие нового классового расслоения и олигархии (в котором к тому же и государство, вместо того, чтобы избавиться от неприсущих ему функций, прочно закрепило их за многочисленным коррумпированным чиновничьим аппаратом). Для ковбойского азарта либерализму не хватило свободных прерий Дикого Запада. Джунгли выпестованного советской эпохой патернализма, ментальные особенности и, в конце концов, конкретная культурно-экономическая и демографическая ситуации не позволили ему расправить крылья.
А потому становится очевидно, что такой либерализм не может быть спасительным даже для самого себя. Потому его лучше добить, а вместе с ним и наконец уничтожить многочисленные рудименты советской системы (и в способах хозяйствования, и в основах административного и территориального строя, и в формулировании принципов социального сосуществования).
Химерическая, потому что в одном из своих вариантов (к тому же наилучшем) консерватизм существовал и интеллектуально рос как утопия, нереализованный исторический шанс. В отличие от Авраама, консерватизм принес свою «жертву», поскольку Ангел Нации не понял и не остановил его. Поэтому и не удивительно, что до сих пор одинокий системный политический мыслитель — Вячеслав Липинский — так и не дождался, кроме узкого круга специалистов, востребованности и спроса от современников.
Во втором (не лучшем, даже напротив — вредном) варианте консерватизм своими силами и целеустремленно маргинализируется, жонглируя идеями из арсенала или крайне правых, или антисемитских, или авторитарных по духу течений. В подавляющем большинстве своих мотивов такая консервативная традиция не пригодна для применения.
Однако вместе с тем очевидно, что именно в консерватизме и в либерализме кроется наибольшая критическая масса нереализованных возможностей и продуктивных идей, способных возобновить дыхание украинского политического организма.
Если отбросить поклонение чистым призракам Маркса и Смита, Донцова и Липинского, преодолеть идеологическую заскорузлость и закомплексованность, мы вернемся к идеям примирения противоположностей (провоцирующих мнимые конфликты) и синтеза (способного их преодолеть) как в рамках разделенных украинских миров, так и между ними.
Идеологический ландшафт-дизайн будущей Украины должны составить такие доктрины, которые способны не выделять идеальные типы четырех ведущих концепций политического мышления, а силой (светом) здравого смысла объединить комплементарные политические ценности на общей неопровержимой основе. Это должны быть идеологические системы, которые мыслят и действуют человеком: с одной стороны, в его стремлении к справедливости, как эксклюзивной способности среди всех живых существ воспринимать такие понятия, как добро и зло (Аристотель), с другой — в естественности его самоорганизации в пределах национального общества. Ведь в мире нет человека как такового. Есть французы, итальянцы, русские и т. д. «Благодаря Монтескье, — писал Жозеф де Местр, — я знаю, что можно быть даже персом, но я решительно вам заявляю, что созданного вами человека [абстрактного] я не встречал ни разу в жизни».
При использовании привычных политических ярлыков перед нами предстанет политико-идеологический ландшафт, в котором доминирующие формы и краски получат социал-демократическое и христианско-демократическое происхождение.
Социал-демократическая парадигма в этом ландшафте способна нивелировать внутренний конфликт по одну сторону украинского разлома, уравновешивая стремление социальной справедливости и равенства рамками конкурентоспособности и социальной эффективности.
Христианско-демократическая парадигма призвана примирить проекты этнической и гражданской (политической) нации. Кроме того, обращение к христианской антропологии дает шанс усилить борьбу с этическим релятивизмом и аморальностью; понять, что суть проблем не только (и не столько) в институтах и их упорядочении, не в конституциях и скрупулезно выписанных (на все случаи) законах и правовых нормах, не в конкретной партийности правительств… Корень зла и ростки добра кроются в каждом отдельном человеке.
Вместе с тем оба таких разных и таких одинаковых идеологических мира имеют общую фундаментальную основу — борьбу за утверждение традиционных ценностей в изменяемом мире и стремление вывести за рамки дискуссий и политического противостояния политическую основу хорошей жизни, подходящую для любого варианта конституционного строя или команды политических победителей, а именно: (1) демократию как легитимность политического действия; (2) права человека как залог индивидуальности; (3) гражданское сообщество как совершенство человеческого существования; (4) свободу и ответственность как способы сосуществования; (5) равенство перед законом как равенство перед Богом; (6) частную собственность как залог благосостояния.
Фото: Василий Артюшенко