Сериал «Чернобыль» от канала HBO с новой силой привлек внимание к крупнейшей техногенной катастрофе в мире. Бывшего директора станции Виктора Брюханова многие считают одним из виновников аварии на ЧАЭС. Когда в ночь на 26 апреля 1986 года взорвался реактор, Виктор Петрович вместе с пожарными и энергетиками сдерживал натиск ядерной стихии. До тех пор, пока его и еще пятерых коллег не арестовали и судили. Он получил десять лет. Отсидел пять. Был досрочно освобожден из-за острой лучевой болезни.
Несмотря на проблемы со здоровьем, Брюханов дожил до этих дней. Уже после выхода сериала «Чернобыль» с женой Брюханова общались журналисты ТСН, однако бывшего директора Чернобыльской станции журналистам не показали.
1 декабря 2010 года, в день 75-летия Брюханова, в газете «ФАКТЫ» вышло одно из немногих его интервью. Предлагаем этот текст вашему вниманию без изменений.
«Кто-то должен был отвечать за случившееся, — сказал Виктор Петрович «ФАКТАМ». — Меня поставили бы к стенке, да расстрельной статьи не нашлось. Но и приговор десять лет не намного лучше. После его оглашения возле моей кровати в камере всю ночь просидел охранник. Боялись, что я что-нибудь сделаю с собой. В то лето у меня родилась внучка. За годы заключения я ее ни разу не видел. Вернулся — деда не сразу признала… «
Читайте также: Как выглядели настоящие герои сериала «Чернобыль»
Сейчас мой собеседник, которому вчера исполнилось 75 лет, уже не работает. И редко выходит из своей квартиры на Троещине. Одно время увлекался кроссвордами. Теперь зрение потерял. Телевизор только слушает.
Во время юбилеев вроде бы не принято говорить о грустном. Но будущей весной исполняется уже четверть века со дня Чернобыльской трагедии, а ее истинные причины до сих пор так и не установлены. По некоторым сведениям, уже существует 110 различных версий. И минувшей весной один ученый-ядерщик обнародовал новое, можно сказать сенсационное, предположение относительно истинного виновника трагедии: якобы в ту роковую ночь заместителю главного инженера и начальнику смены блока позвонил из Москвы ответственный работник ЦК КПСС, курирующий атомную энергетику, и ультимативным тоном потребовал поднять мощность реактора практически от нулевой до 200 мегаватт.
Сменные журналы, в которых фиксировались все поступающие на блок команды и действия персонала, исчезли сразу после аварии.
— Виктор Петрович! Правда ли это? Возможно ли было, чтобы работник ЦК вмешивался в технико-эксплуатационные вопросы?
— Неправда. Это технический нонсенс. Никто не мог давать такую команду и тем более выполнять ее. Мы же не самоубийцы.
— Но автор этой версии ссылается на вроде бы заслуживающий доверия источник и считает, что высокопоставленный партийный работник якобы решил просто-напросто продемонстрировать свои аппаратные возможности и скомандовал заместителю главного инженера что-то вроде: «Проводи проверку! Или ты уйдешь на пенсию, или будешь главным инженером… «
— Да не могло такого быть! Я знаю человека, о котором идет речь, много лет — до ЦК он долго работал в науке и на разных АЭС. Очень опытный, грамотный и порядочный человек. Три недели назад был у меня.
— О чем вы говорили?
— О разном. Жаловался на писателей.
— А диспетчер энергосистем
— Поднимать мощность останавливаемого для ремонта блока? Нет-нет-нет. Он мог перенести на сутки-другие день остановки. И вывод четвертого блока действительно был перенесен на сутки. Возможно, именно этот факт превратно истолковали.
- Так что же за «эксперимент» проводился на четвертом блоке?
— Я никогда не соглашусь со словом «эксперимент» даже в кавычках. Никакого эксперимента не было! Проводилась обычная плановая работа, предусмотренная регламентом. На любой станции — то ли атомной, то ли тепловой, когда блок выводится в ремонт, проводится проверка работы всех систем… В том числе и систем защиты. Дабы знать, что ремонтировать.
В ту ночь перед специалистами стояла задача выяснить, как, сколько времени и в каком количестве будет вырабатываться электроэнергия для главных циркуляционных насосов, подающих воду для охлаждения реактора, при отключении турбогенератора за счет выбега, то есть остаточного вращения по инерции его ротора. Понимаете? Допустим, возникла необходимость выключить турбогенератор, вырабатывающий ток для потребностей народного хозяйства и для внутренних потребностей станции — работы оборудования и, в частности, подачи воды для охлаждения реактора. Реактор ведь надо охлаждать!
Такие регламентные работы были предусмотрены проектом реактора. И они за год до этого были успешно проведены на третьем блоке — перед тем как выводить его в плановый ремонт.
— А на других станциях с аналогичными реакторами — Ленинградской, Курской, Игналинской?
— Не знаю. Эти станции более старые. Их системы могли отличаться от наших. И вполне возможно, что в их проектах подобные испытания были просто не заложены. А это уже издержки пресловутой закрытости нашей отрасли, когда засекречивалось буквально все. О каких-то технических новшествах мы зачастую знали только благодаря личному знакомству с руководителями и специалистами.
— Но следствие и суд должны были знать об этом!
— Зачем? Чтобы дело развалилось? Аргументы тех, кто нас обвинял, не выдерживали критики. Многие коллеги мне сочувствовали, считали и считают, что виноваты были не мы, эксплуатационники, а несовершенство техники. Но в день последнего заседания Верховного суда СССР, проходившего в Чернобыле, партийные власти организовали какое-то совещание, на которое в обязательном порядке вызвали весь руководящий состав и ведущих специалистов станции, чтобы те, кто мог выступить в нашу защиту, не попали на суд и не мешали вершить расправу.
— Я родился в Ташкенте, — продолжает рассказ Виктор Брюханов. — Туда из Саратова еще в 20-е годы переехали родители. Отец работал стекольщиком. Мама — уборщицей. Войну плохо помню. Кушать хотелось все время. Нас у родителей было четверо пацанов. Я — самый старший. Единственный из всех получил высшее образование. С отличием окончил энергетический факультет Ташкентского политеха.
Мне предложили работу в Академии наук Узбекистана. А я захотел на производство и выбрал самую большую в том регионе Ангренскую ГРЭС. Начинал стажером машиниста турбины. Через год стал начальником цеха.
Приезжаю как-то на выходные к родителям в Ташкент — почти весь город разрушен. Все старые дома. Оказывается, в ночь на 26 апреля 1966 года, ровно за 20 лет до Чернобыля, здесь произошло сильное землетрясение. Восемь человек погибли, сотни получили травмы. И позже несколько человек умерли от сердечных приступов — от стресса после повторных толчков.
Родители жили в кирпичном доме поновее, на четвертом этаже. Дом устоял, но жить в нем было нельзя — в стенах образовались щели шириной сантиметров пятнадцать. Жильцов выселили во двор в армейские палатки. Вся страна отстраивала Ташкент.
После Ангрена меня потянуло на Славянскую ГРЭС в Донбассе, где строился энергоблок мощностью 800 тысяч киловатт — самый крупный в Союзе. Когда работал заместителем главного инженера, мне предложили ехать строить Чернобыльскую станцию. Первые колышки забивал. Там, на берегу Припяти, ничего не было.
Сначала жил в гостинице в райцентре Чернобыль, каждый день ездил автобусом в Киев в Стройбанк. Надо было готовить документы, открывать финансирование стройки. Потом мне с семьей дали так называемый ПДУ — передвижной домик универсальный, что-то вроде вагончика.
Весной 1986-го наша дочь Лиля и зять Андрей окончили Киевский медицинский институт, получили направление в Херсон, на родину Андрея, и перед отъездом приехали погостить к нам в Припять. Весна стояла чудесная. Там очень красивые места. Полесье…
Лиля была на пятом месяце беременности. Когда встал вопрос об эвакуации, я отдал зятю ключи от нашего «жигуленка», велел забирать дочь, сына-десятиклассника Олега и уезжать. Они не проехали и пяти километров, как под селом Копачи (из-за сильной загрязненности домов и сараев его позже снесли) пришлось пропускать многокилометровую колонну автобусов, ехавших эвакуировать Припять.
В машине было душно, открыли окна. По прибытии в Киев пошли к знакомым радиологам. Померяли — а Лилина одежда с одной стороны «звенит». Она лежала на боку на заднем сиденье.
— А что с ребеночком? Ведь говорили, что чуть ли не всем беременным принудительно делали аборты…
— Как видите, обошлось. Родилась наша внучка Катя. Окончила академию МВД, старший лейтенант милиции. Второй внук Артем учится в институте связи, будет инженером-компьютерщиком. Третий, Андрюша, десятиклассник. Правнуку Диме три годика. Сын Олег у нас тоже энергетик, инженер киевской ТЭЦ-6.
— Как вы познакомились с будущей супругой Валентиной Михайловной?
— Поработав немного на Ангренской ГРЭС, хотел возвращаться в Ташкент. А начальник мне говорит: «Не спеши, ты здесь еще женишься». Ладно, говорю, еще с год поработаю. И вскоре друзья познакомили меня с девушкой. Увидел глаза — утонул. Валя работала обходчиком турбин. И училась в вечернем энергетическом техникуме. Где-то год ухаживал за ней.
— Десятого декабря этого года исполняется 50 лет, как мы вместе, — вступает в разговор жена Виктора Петровича Валентина Михайловна. — Золотая свадьба!
— Вы были счастливы?
— Конечно! Ведь были молоды, здоровы. Детям радовались. Потом Виктора вызвали в Москву, предложили должность директора строящейся АЭС. Спрашивает меня: «Соглашаться?» Я поначалу испугалась, что атомная, посоветовала подумать. Но вскоре мы все же уехали.
В Припяти нам очень понравилась чудесная природа Полесья. Климат мягче, чем на Донбассе. Там собрались хорошие люди — и местные, и приехавшие из Сибири и с Севера строители, энергетики… Добрые, бесхитростные. Зла не было того, что нынче.
Когда взорвался реактор, телефон у нас дома не умолкал. Муж уехал на станцию. Я была дома с детьми. И тут начали звонить сотрудники, знакомые: «Вы дома?» И так — до эвакуации. Многих интересовало, не уехала ли… Ведь потом о нас всякую грязь писали. Особенно Владимир Яворивский постарался.
В Припяти с нами жила моя старенькая мама. Во время эвакуации наши хорошие знакомые предложили ей ехать с ними в Кривой Рог и вскоре вернуться. Нам ведь говорили, что эвакуируют на три дня! И они уехали. А я осталась с Виктором. Но через несколько дней мне сообщили, что мама находится в общежитии в Полесском вместе с другими эвакуированными. Я отправила ее в Ташкент к сестре.
После того как вышел из строя четвертый энергоблок и был остановлен третий, многие работники станции оказались без работы. В том числе и я. Нас эвакуировали в разные населенные пункты. Работающий персонал станции жил в пионерском лагере. Я же оказалась в селе Розважев Иванковского района. Помогала людям, приютившим нас, сажать картошку.
Когда поняла, что возвращать нас в Припять никто не собирается и кое-кто из наших смог устроиться на станцию, прорвалась через милицейские кордоны в этот пионерлагерь и разыскала мужа. Ведь никакой связи не было. Прошу его: «Витя, возьми меня куда-нибудь». А он: «Если возьму тебя, должен буду брать и остальных. А куда?» — и отправил меня в Щелкино, на строительство Крымской АЭС, которое вскоре прикрыли.
По телевидению сообщили, что на расширенном заседании Политбюро ЦК КПСС директора ЧАЭС Брюханова исключили из партии. В Ташкенте с младшим братом Виктора жила их старенькая мама. Сын запретил ей смотреть телевизор, чтобы не волновалась. Все равно соседки проболтались, что Витяньку исключили из партии и сняли с должности. У мамы разорвалось сердце.
Люди относились к нам по-разному. Многие сочувствовали. Помню, после суда, когда Витю увели, стою, плачу. А одна женщина подходит, обнимает: «Валюша, миленькая, но он ведь у тебя жив. Это главное!»
— Вы были молодой цветущей женщиной. И вдруг мужа осуждают на десять лет. К вам никто не сватался?
— Мне было тогда 48 лет. Следователь сказал: «Вы теперь в любой момент можете расторгнуть брак». А я ему: «Нет, я дождусь его! Вы мне лучше скажите, как деньги получить со сберкнижки». На все был наложен арест, а у меня не было ни копейки. Нас ведь эвакуировали в одних платьицах.
Когда Виктор сидел, я вернулась на ЧАЭС. Спасибо, главный инженер Николай Штейнберг и другие ребята помогли. Я попросила Николая Александровича, чтобы разрешил мне работать без выходных. После аварии у нас на станции смена работала 15 дней, затем 15 дней отдыхала. А я работала по целому месяцу. Пока «скорая» не увезла в больницу. Было очень плохо и физически, и морально. Но я понимала, что надо жить ради детей и мужа. И выкарабкалась.
Нет, у меня никогда и мысли не было бросить мужа!
… Фотографироваться Виктор Петрович категорически отказался: «Я уже нефотогеничен. А лучшие наши фото пропали в Припяти… «
Ранее «ФАКТЫ» публиковали интервью с вдовой ликвидатора Василия Игнатенко — Людмилой Игнатенко, чья история любви легла в основу сериала «Чернобыль».
Также «ФАКТЫ» подробно рассказывали о причинах самоубийства профессора Валерия Легасова, который был одним из руководителей ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.