В Харькове в воинской части повесился на ремне солдат из Сумской области. Родители погибшего парня не верят в самоубийство, считая, что сына довели до смерти издевательства старослужащих
Несмотря на то что служба в армии сегодня далеко не самое престижное занятие, для Андрея Сергиенко она была единственным шансом для старта в жизни. Парень мечтал, что, отслужив в войсках, сможет потом устроиться на работу в милицию или прокуратуру. И обеспечить старость своим родителям, которые всю жизнь, выбиваясь из сил, пытались вырваться из нищеты. Трудно представить, но на двоих с отцом у них была всего одна пара ботинок. А единственным доходом семьи иногда служила только стипендия сына, которую он, студент училища, всегда отвозил родителям в село. Ведь в колхозе годами не выплачивали зарплату. Андрей сиял от счастья, когда пошел служить. Бесхитростный сельский паренек был уверен, что найдет в армии ту справедливость, защищать которую собирался всю свою дальнейшую жизнь.
Небольшое село Бродки в Недригайловском районе Сумской области в полной мере соответствует своему названию. Несколько километров вброд, через грязь и зимнюю гололедицу — и попадаешь на заброшенные сельские улочки, где практически не осталось людей. Селяне выживают здесь кто как может — держат скот, работают в колхозе, не получая при этом годами «живых» денег.
— Вы, городские, все равно не поймете, как мы живем, — горько вздыхает Юрий Сергиенко, отец Андрея. — Работы в селе нет совсем, вот и приходится перебиваться из года в год. Я за прошлое лето работы в колхозе получил центнер зерна, и все. Андрюша ходил в училище в моих ботинках, потому у нас в семье всего одна пара обуви. Сын всегда очень хотел вырваться из нищеты, чтобы потом помогать и нам. У него в жизни была мечта — стать таким, как его дядя, который работает в прокуратуре. Он и в армию поэтому пошел служить с большой охотой и желанием. Ведь служба давала возможность впоследствии хорошо устроиться…
Сельский паренек с детства был очень трудолюбивым. Отец, как умел, готовил его к будущей жизни. Научил разбираться в моторах, работать в кузнице, познакомил с радиоэлектроникой. Сегодня дом Сергиенко осиротел. А у родителей на память о сыне осталась всего одна фотография, возле которой и горят поминальные свечи.
— Андрюша рос справедливым и честным, — сдерживая рыдания, вспоминает мама Галина Григорьевна. — Поэтому и пошел служить в милицейские войска. Мы не знаем, что там случилось на самом деле. Нам никто ничего не объяснил и не рассказал. Сынок звонил домой несколько раз. В самый первый день сообщил: «Нас предупредили, что старшие солдаты будут нас проверять». А я ему: «Сыночек, скажут отдать — отдай». Хотя что там у него было брать? Телефон старенький, который у нас один на двоих? Потом позвонил еще раз, и я услышала, как он кашляет в трубку. «Сына, у тебя что-то болит?» «Да, — говорит, — горло очень болит». «Так сходи в санчасть». Он ответил: «Мама, я подошел к начальству, пожаловался, что заболело горло. А мне сказали: «Подходи, сейчас дам…, оно и перестанет». Что же это за командиры? Что там за люди были? Я не верю, что Андрей мог сам с собой такое сделать. Он ведь знал, что для нас он — единственная опора и надежда.
Говорят, что в 3. 10 сына еще видели на дежурстве, а в 3. 20 уже нашли в петле. И что, он все успел сделать за 10 минут, да так, что спасти нельзя было?
Когда мы приехали в часть за Андрюшей, то пытались найти солдата, с которым он вместе стоял в наряде, поговорить с ним. Но нам не разрешили. Сказали, что того парня увезли на допрос в прокуратуру.
— Нас не допустили ни к офицерам, ни к солдатам, — снова вступает в разговор отец. — Я хотел поговорить с командиром взвода или командиром батальона. Но был только командир части, и все.
— Мы на них зла не держим, — вытирает слезы женщина. — Бог им судья. Мы слышали, что военные говорят, будто Андрюша наш был какой-то неуравновешенный. Расстроился, дескать, что отец не приехал на присягу, вот и повесился. Да как же не приехал, если у нас есть фотография, где мы все вместе в Харькове на присяге?
— Потом они придумали, что Андрюша повесился из-за несчастной любви, — плачет бабушка Мария. — Мол, нашли у него в телефоне sms-ку: «Яна, я тебя люблю». Но с этой девочкой они только дружили, у нее в нашем селе живут бабушка и дедушка. Мы не верим, что Андрей такое сотворил сам. Его же должны были через несколько дней перевести в Сумы. Он считал каждый день, говорил, что в Харькове ему трудно.
— Последний раз я слышала своего сыночка в среду, — уточняет мама. — Он позвонил: «Мне здесь тяжело. Но больше сказать ничего не могу — меня слушают». Это были его последние слова. В субботу утром позвонил командир и сказал, что наш сын повесился.
Хронологию трагической гибели солдата Андрея Сергиенко пока восстановить очень сложно. Командованию воинской части Ь 3005 до окончания следственных действий военной прокуратуры давать любые комментарии запрещено. Начальник пресс-службы Внутренних войск МВД Светлана Павловская в разговоре с журналистом «ФАКТОВ» заметила, что в данном конкретном случае говорить о дедовщине могут только абсолютно несведущие люди.
— Трагедия случилась в учебном подразделении конвойной части Ь 3005. В этой части Андрей должен был в течение двух месяцев пройти обучение, а саму службу проходить в Сумах. Он был призван 11 ноября, 21 числа принял присягу. Хочу уточнить, — заметила Светлана Владимировна, — что в этом учебном подразделении очень плотный и сложный график. Особенностью службы во внутренних войсках является постоянная занятость военнослужащих. Каждый день они выходят на службу для выполнения возложенных на них задач — охраны общественного порядка, конвоирования или охраны особо важных объектов. Так что главным желанием у них обычно является посещение столовой и отбой. К тому же все ребята были одного возраста. А неуставные отношения возможны, когда есть старослужащие и вновь призванные. Или же тогда, когда солдатам просто нечем заняться.
На данный момент в части работает группа высококвалифицированных военных психологов, проводится очень тщательная проверка. Однако уже сейчас ясно, что в этом случае ответы нужно искать в доармейской жизни призывника.
В результате следственных действий, опросов односельчан, учителей уже были выявлены факты некоторых особенностей его поведения. К сожалению, до окончания следствия мы не может разглашать все подробности. Но один факт заслуживает внимания. В данном случае имеем дело с ситуацией, когда решение о службе юноши принимал его родственник — высокопоставленный чиновник из Сум. Поскольку его собственный сын прослужил в этой же части, дядя решил, что и для племянника служба здесь пойдет на пользу. Однако я хочу заметить, что эта проблема не носит частный характер.
К нам приходят ребята, отбор которых осуществляет военкомат. И именно при прохождении военной комиссии особое внимание надо уделять не только физическому, но и психологическому состоянию здоровья будущих призывников. Мы не имеем права пренебрегать жизнями наших детей, даже если на семейных советах принимается решение о необходимости их перевоспитания.
Старший помощник военного прокурора Харьковского гарнизона Владимир Павленко сообщил журналистам, что по факту доведения до самоубийства возбуждено уголовное дело.
— На данный момент выясняются все детали трагедии, однако уже сегодня можно говорить о том, что на теле солдата не обнаружено следов насильственной смерти. Ни осмотр места происшествия, ни результаты экспертизы тела погибшего солдата не указывали на следы насилия, — уточнил помощник военного прокурора. — Кроме того, допросами сослуживцев и командира факт неуставных взаимоотношений не подтверждается.
Похожий случай в украинской армии произошел почти год назад — 3 января 2010 года. В тот день в новомосковской воинской части на Днепропетровщине солдат срочной службы Евгений Праведников спрыгнул с крыши заброшенного ангара. Парень покончил с собой через две недели после того, как из учебного подразделения попал в воинскую часть. Родственники погибшего не верят в самоубийство и утверждают, что к трагическому прыжку его подтолкнули издевательства сослуживцев.
— Женя говорил, что на новом месте службы ему запрещают курить — чтобы не тратил средства, — вымогают деньги, издеваются, — рассказывает «ФАКТАМ» дядя погибшего Виктор Молчанов. — У них это называется «забить лося» — заламывают руки и бьют по голове. Он не называл конкретных фамилий, но в одной из последних бесед рассказал мне, что сержант ударил его и отбил кусочек зуба… Мы хотели приехать и разобраться в части, что к чему, но он попросил этого не делать — боялся, что будет только хуже. Наконец мать Жени не выдержала и позвонила в часть, но один из офицеров с возмущением ответил ей, что, мол, «в нашем образцово-показательном подразделении такого просто быть не может»… Надо бы сразу поехать, но меня, честно говоря, немного сбил с толку звонок Жени сразу после Нового года, буквально накануне его гибели. Он попросил прислать ему какую-нибудь интересную книгу. И я подумал, что, возможно, на новом месте службы у него все уже налаживается…
Последний телефонный звонок от Жени был маме. Он позвонил в воскресенье, 3 января, в 13. 33, и только успел произнести: «Мама, я тебе скажу… », как связь прервалась, — скорее всего, считает дядя, разрядилась батарея. Вскоре его маме начали без конца звонить военные — с полудня до самого вечера. Сначала сообщили, что Женя сбежал, и предупредили родственников, чтобы те, если солдат появится дома, немедленно поставили руководство части в известность. Потом несколько раз уточняли, не приехал ли он домой. Затем звонки прекратились.
— Я дозвонился замполиту только поздно вечером, — продолжает Виктор Молчанов. - И тогда он долго и подробно начал рассказывать мне, что же случилось. По их версии, в то роковое воскресенье Женя отпросился в библиотеку. Это было в 12. 30, а в 13. 00, на разводе, обнаружилось, что его нет в части. Начались поиски, и только вечером солдата заметил сторож склада. Якобы Женя стоял на крыше заброшенного ангара, а когда сторож его спросил: «Что ты там делаешь?», он ответил: «Собираюсь прыгать». Пока мужчина бегал за помощью и вызывал милицию, Женя спрыгнул вниз. Приехала «скорая», парня забрали в реанимацию, но спасти его жизнь врачам не удалось. Почему это произошло, мне так и не сказали.
Расследованием случившегося занималась военная прокуратура Днепропетровского гарнизона, следователь которой Дмитрий Поляков комментировал «ФАКТАМ», что «в случае с Евгением Праведниковым ни о каком убийстве речь вообще не шла. Установлено, что у погибшего были свои жизненные проблемы и психологические отклонения, он был очень замкнутым и необщительным, к тому же собственноручно написал предсмертную записку, в которой просил никого не винить».
Уточнением обстоятельств гибели Евгения прокуратура занимается вот уже почти год. За это время родственников успели уведомить, что «оснований для возбуждения уголовного дела нет, потому что смерть наступила в результате падения с высоты». Однако после вмешательства Генеральной прокуратуры военный прокурор был вынужден возобновить проверку обстоятельств гибели солдата.
— К сожалению, это именно те случаи, — с горечью замечает председатель Харьковского комитета солдатских матерей Людмила Быкова, — когда военные уходят от ответственности, переложив вину на мальчиков, которые «сами повесились — сами и виноваты». Родителям таких детей еще предстоят «хождения по мукам», когда они попытаются добиться хоть каких-либо льгот. Самоубийства относятся к случаям «намеренных повреждений», при которых во всем обвиняют погибших солдат. Но в «медицинских рекомендациях квалификации болезней» четко написано, что суицид — это «реакция на тяжелый стресс и нарушение адаптации». И что бы мне ни говорили военные, я уверена: в каждой воинской части есть если не дедовщина, то хотя бы неуставные отношения. Армия — это система, и по-другому она просто не сможет работать. Поверьте, я занимаюсь этим вопросом уже 20 лет — с тех самых пор, как погиб мой сын, и утверждаю с полной уверенностью: в армии очень жестокие законы. И если туда призывают мальчика, в медицинской карте которого напротив каждой графы стоит «здоров», а через две недели все начинают говорить о том, что у него были «психологические особенности», то хочется задать вопрос: «Кто не досмотрел?» Военкомат, заведомо отправивший на службу человека, склонного к суициду? Или руководство воинской части, не сумевшее предотвратить трагедию и теперь во всем обвиняющее погибшего? Пусть ведомства разбираются между собой, а государство при этом возьмет на себя ответственность за самоубийства новобранцев. Что же это за армия такая, в которой мальчики кончают с собой в первые дни службы?
Фото автора