Накануне Дня Соборности Украины известный поэт рассказал, как украинцы отметили годовщину подписания Акта Злуки и почему он оставляет книги на могилах любимых писателей
22 января День Соборности Украины — праздник, символизирующий единство украинского народа. Именно в этот день в 1919 году на Софийской площади был провозглашен Акт Злуки (объединения) Украинской Народной Республики (УНР) и Западноукраинской Народной Республики (ЗУНР). Правда, независимым соборным государством Украина пробыла недолго. Буквально через пару месяцев одна часть страны оказалась под протекторатом большевистской России, другая — Польши и Чехословакии.
Впервые украинцы массово отметили День Соборности в 1990 году. Тогда миллионы людей выстроились в живую цепь, протянувшуюся от Киева до Львова. Инициатором грандиозной акции стал Народный Рух Украины (НРУ). Сегодня о подобной демонстрации единства украинского народа можно только мечтать. У властей на праздник свои планы: министр внутренних дел Анатолий Могилев заявил о возможных кровопролитиях. У разрозненной оппозиции свои: Юлия Тимошенко призывает граждан прийти в День Соборности на Софийскую площадь, Арсений Яценюк — на Контрактовую.
О праздновании Акта Злуки в 1990 году и многом другом «ФАКТАМ» рассказал один из создателей НРУ, известный поэт и общественный деятель, глава Конгресса украинской интеллигенции Иван Драч.
— События тех лет развивались очень бурно, — вспоминает Иван Федорович. — Рухнула Берлинская стена, жители стран Балтии, взявшись за руки, выстраивались вдоль моря… Все вокруг просто клокотало! И, естественно, эти настроения нашли отклик в Украине. В то время Рух был наиболее активной организацией, так что инициатива построить живую цепь исходила именно от него. В 1990-м мы решили в честь годовщины провозглашения Акта Злуки организовать живую цепь между городами. Правда, не все «руховцы» отнеслись к этой идее с оптимизмом. Говорили, мол, ничего у нас не получится, люди не выйдут, побоятся… Но самые активные члены организации, такие как Михайло Горынь, Дмитро Павлычко, Лариса Скорык, настояли на проведении мероприятия.
- А где в тот день были вы?
— Я стоял на Софийской площади в Киеве, именно с меня начиналась эта живая цепь. Так что в своей ладони я чувствовал биение пульса всех людей, которые поддержали акцию — вышли на улицу и взялись за руки… Из Киева через Житомир до Львова, и дальше — до Ивано-Франковска.
- Как ЦК Компартии Украины отреагировал на живую цепь?
— Родной Центральный Комитет КПУ присутствовал в лице Леонида Макаровича Кравчука, который был в то время секретарем по идеологии. Политбюро поручило ему разобраться с происходящим. И Леонид Макарович, не веривший, что мероприятие все-таки состоится, переоделся в спортивный костюм, сел в машину и поехал вдоль живой цепи. Не знаю, сколько он там проехал, но то, что до Житомира люди стояли, он точно видел (улыбается). Знаете, мы и сами переживали, поддержат ли нашу инициативу? Не испугаются ли? Ведь коммунисты всячески запугивали народ. Говорили, мол, все это — происки бандеровцев, вас там всех побьют… То, что люди не побоялись выйти на улицы, нас тогда очень порадовало, дало возможность почувствовать силу Руха, понять, что мы способны на многое. Помню, в тот день мы испытали настоящую эйфорию! Думалось, что удастся сделать жизнь лучше, что все будет не так, как раньше. Было много иллюзий, а также веры в добро и счастье человеческое…
- Иван Федорович, вы очень эмоционально вспоминаете январь 1990-го. А поэтические строки событиям тех лет посвящали?
— Поэзия — сублимация того, что не можешь сделать или что сильно тебя взволновало. Акция живой цепи стала реальностью, а точнее, поэзией действительности. Она вселила веру в способность народа к действию. Точно так же, как и последовавшее за ней в сентябре 1990 года мероприятие, посвященное 500-летию казачества. Тогда на остров Хортица в Запорожье приехали люди изо всех областей Украины. Десятки тысяч человек шли по городу и скандировали: «Запорожцi, годi спати! Запорожцi, пора встати! Україна вже встає i вам руку подає!» И такие моменты вселяли в нас веру, что мы сильные, что мы можем что-то изменить в своей жизни.
- Иван Федорович, вы лично знали украинского классика Павла Тычину. Не боязно было общаться с мэтром?
— В свое время я возглавлял литературную студию «Сiч» имени гениального украинского поэта Василя Чумака. Потом, когда власти стали во всем искать проявления национализма, ее переименовали в студию имени Максима Рыльского. Так вот, я договорился прийти к Павлу Тычине в гости, чтобы пригласить на наше заседание. Пришел, стою перед дверью — зайти не осмеливаюсь. А Павло Григорович, как оказалось, стоял с другой стороны, ждал меня. Так мы простояли достаточно долго. Потом я наконец-то осмелился и постучал. А он мне: «Ну и сколько же вас можно ждать?!» (Смеется. ) Очень был деликатный и заботливый человек. Мог позвонить по телефону и поинтересоваться: «А вам там не дует?» (Улыбается. )
- Вы с ним близко общались?
— Виделись несколько раз. Помню, когда Павло Григорович болел, мы с Дмитром Павлычком привезли ему из Америки лекарства, как раз на Рождество. И Тычина вместе с супругой Лидией Петровной спел нам канты. Это такие церковные песнопения. Начало одного из них помню до сих пор.
Були люди невiрнi,
вони й в Бога не вiрили,
А вiрили у цмочище,
у лютеє у змiїще…
Такое было чудо чудесное, когда Павло Тычина с супругой пели а капелла на Рождество… Тонкий, удивительный и славный человек…
- Вы вели достаточно бурную и насыщенную жизнь. И поэзия, и общественная деятельность, и политика. Как ко всему этому относилась ваша супруга?
— Занималась тем же! Я ей часто говорю, мол, взяла бы и написала о своих нелегальных связях с заграницей. Ведь к ней из Франции приезжала подруга — Вирджиния Беннет. У этой женщины не было ноги, и она умудрялась в протезе провозить через границу нелегальную литературу! Представляете? Книги передавал нам известный академик, знаток французской культуры Аркадий Жуковский. Он долгое время жил во Франции, работал в Парижском университете, а Вирджиния была его студенткой. Потом власти долго пытались выяснить, как подобная литература могла попасть в Советский Союз. Правда, после наша деятельность трагически отразилась на судьбе сына.
- Ему не давали учиться, увольняли с работы?
— Как только я где-то выступал и говорил что-то резкое, его просто избивали физически… И то, что в позапрошлом году его таки убили, я расцениваю как «подарок» к 20-летию Руха (летом 2009 года сын Ивана Федоровича Максим, врач по образованию, скончался при невыясненных обстоятельствах. Причиной смерти стала закрытая черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью. — Авт.). Конечно, по этому поводу могут быть и другие мнения, но я считаю, что Максиму всегда доставалось из-за меня…
- Иван Федорович, а сейчас вы чем занимаетесь?
— Состою в общественном совете при Президенте и комитете по Национальной премии Украины име-ни Тараса Шевченко, возглавляю комиссию по присуждению премии имени Павла Тычины — общественных дел хватает. Но в основном пишу, пишу то, что пишется: стихи, публицистику, воспоминания…
- Известно, что вы очень любите творчество чилийского писателя Пабло Неруды. Удалось побывать на его родине?
— Я не только переводил стихи выдающегося поэта, но и написал пьесу «Зоря i смерть Пабло Неруди». Как-то вместе с Леонидом Даниловичем Кучмой мне довелось побывать в Чили. Сразу же оговорюсь: одно из действующих лиц моей пьесы — капитан тайной полиции. И так получилось, что во время официального ужина меня посадили рядом с… генералом из тайной полиции Чили. Мы разговорились, я сказал, что очень люблю творчество Пабло Неруды, но поэт был коммунистом и исповедовал совсем другие ценности… А генерал мне: «Я тоже его очень люблю! Ничего, что я придерживаюсь других взглядов». На следующий день этот генерал выделил мне машину и сопровождение для поездки в местечко
Исла-Негра, где жил Пабло Неруда. Прямо по моей пьесе получилось! (Смеется. ) Мы побывали в доме-музее поэта, а потом пошли на берег Тихого океана, к его могиле, я оставил там экземпляр своей пьесы.
- И часто вы оставляете свои книги на могилах?
— Перед выступлением на одном из симпозиумов, который проходил в 2001 году в Японии, у меня был один свободный день. Поскольку начало своей речи я хотел связать с одной из новелл классика японской литературы Акутагавы Рюноскэ, то подумал, что сам Бог дал мне этот лишний день для посещения его могилы.
Акутагава Рюноскэ покончил с собой еще в 1927 году. По моей просьбе организаторы симпозиума с большим трудом отыскали место его захоронения! Оказалось, что как самоубийца он покоится не на кладбище, а возле одного из буддийских монастырей. На могиле я увидел старые запыленные венки. Видимо, никто к нему не приходил десятилетиями! Там я тоже оставил книгу — новеллу Акутагавы в украинском переводе со своим предисловием «Мастер японской новеллы». Кстати, многие японские режиссеры ставили фильмы по произведениям Акутагавы Рюноскэ. Вот такой удивительный контакт был у меня с живыми душами любимых писателей (улыбается). Думаю, они узнают меня, когда мы будем знакомиться уже на том свете…