Ровно 25 лет назад состоялся апрельский пленум ЦК КПСС, на котором Генеральный секретарь Михаил Горбачев провозгласил курс на перестройку
В начале 1980-х годов, — а это был период позднего застоя в СССР и время агонии советской экономики, пустых магазинов и бесконечных очередей — немощные члены Политбюро были уже не в состоянии не только управлять государством, но порой даже говорить и передвигаться без поддержки многочисленных помощников и врачей. Поэтому совершенно обоснованно апрельский пленум 1985 года, принявший решение об ускорении социально-экономического развития страны и утверждении принципа гласности при принятии экономических и политических решений, вошел в учебники истории как пленум перестройки. Политический термин «перестройка» впервые озвучил Михаил Горбачев на встрече с работниками Волжского автозавода.
Своими воспоминаниями о наиболее интересных событиях середины 80-х с читателями «ФАКТОВ» поделился народный депутат Украины Леонид Грач, занимавший в то время пост первого секретаря Крымского обкома КПСС.
- На апрельском пленуме ЦК КПСС в 1985 году, — рассказывает Леонид Грач, — Горбачеву удалось сформировать большинство в Политбюро. Для этого в его состав ввели таких известных людей, как Егор Лигачев, Николай Рыжков, председатель КГБ СССР Виктор Чебриков.
До прихода Михаила Сергеевича к власти в 1985 году в Политбюро ЦК КПСС существовало две группы: сторонником реформ и их противники, жестко выступавшие против любых новшеств. Лидером консерваторов являлся первый секретарь Ленинградского обкома партии Григорий Романов, в 1983 году избранный секретарем ЦК КПСС. Романов пользовался авторитетом и в партийной среде, и среди руководителей промышленности. Чтобы его дискредитировать, организовали своеобразную спецоперацию: интеллигенцию потчевали слухами о том, что Романов — антисемит, ограничивший прием еврейских детей в ленинградские вузы и запретивший принимать их в хорошие школы. Среди рабочих и служащих запустили утку, что Романов, дескать, отмечал свадьбу дочери в Петродворце, и его гости ели-пили из царских сервизов. В действительности ничего подобного быть не могло. Романов отличался скромностью, мысль воспользоваться бывшей императорской резиденцией в личных целях никогда не пришла бы ему в голову. К тому же к моменту распространения слухов его дочь уже несколько лет была замужем. Но скандальная информация сделала свое дело — неуступчивого секретаря ЦК Романова заменили более лояльным.
Единомышленником Романова в Политбюро был первый секретарь Московского горкома партии Виктор Васильевич Гришин. Его сын Александр женился на Этери, дочери Лаврентия Павловича Берии. На мой взгляд, разрешить сыну заключение такого брака — очень смелый и независимый поступок для партийного руководителя его ранга. Так вот, на Гришина-старшего тоже запустили компромат: пустили слух, что он якобы был связан с директором гастронома «Елисеевский» в Москве, тогда он назывался Центральным. Директора обвинили в хищении в особо крупных размерах, контрабанде черной икры и расстреляли. Как потом оказалось, Гришин не имел никакого отношения к этому делу. Между прочим, Виктор Васильевич умер в 1992 году от сердечного приступа прямо в помещении районного собеса, пытаясь добиться… надбавки к пенсии.
- Где вас застала перестройка?
- Я тогда руководил отделом пропаганды и агитации Крымского обкома КПСС. И принял перестройку с восторгом. Несмотря на то что в то время мне было всего 34 года, понимал: на штампах официальной пропаганды, формализме, в том числе принципе квотирования при приеме в партию далеко не уйти. Поэтому и стал пропагандистом всех идей, связанных с перестройкой. Даже публиковал статьи в прессе, в том числе и в газете «Правда». Тогда это не соответствовало моему рангу. Заведующий отделом пропаганды обкома — шишка хоть и не маленькая, но не уровня газеты «Правда». В те времена опубликоваться в центральном печатном органе ЦК КПСС для областного партработника было все равно, что слетать на Луну. Тем не менее написал и отправил в Москву статью, положения которой, что называется, попали в струю. И получил гораздо больше недоброжелательных отзывов, чем одобрений моей инициативы. Мол, как это ты высунулся, как это ты можешь размышлять на такие темы, и тому подобное. Старые номенклатурщики решили: если статью Грача пропустили в «Правду», значит, у него в верхах есть своя рука. Возможно, Грач даже пойдет на выдвижение…
- А рука у вас была?
- У меня и сегодня есть аж две руки! — смеется Леонид Иванович. — А если серьезно… Откуда у крестьянского парня, родившегося на Виннитчине, могла быть мохнатая рука в Москве, кроме своей собственной, мозолистой? Советская система позволила мне сделать самого себя. Мои покойные родители — мама Евгения Павловна и папа Иван Ефимович — были простыми тружениками совхоза.
- С зачинщиком перестройки, Михаилом Горбачевым, вы знакомы?
- С 1988 года я как секретарь Крымского обкома партии каждый год принимал участие во встречах и проводах Михаила Сергеевича, приезжавшего на отдых в Крым. Хорошо знал и его супругу Раису Максимовну. Первые годы они отдыхали на даче Брежнева в Нижней Ореанде, официально — Первой госдаче. Но уже после нескольких лет пребывания у власти Раиса Максимовна пожелала новую. Ей приглянулся Форос. С голыми скалами, камнями, без подходов к берегу с моря. Строительство госдачи в Форосе стало объектом номер один для… Министерства обороны СССР.
Министр обороны маршал Советского Союза Дмитрий Язов был прорабом этой стройки, на которой трудились, с одной стороны, солдаты стройбата и инженерных войск, а с другой — высококвалифицированные советские специалисты.
Крым отвечал за озеленение форосского склона. Как вы знаете, на полуострове есть великолепный Никитский ботанический сад. Трудившиеся там специалисты были известны не только в Советском Союзе. Так что благоустройством многогектарной дачной территории занимались крымские профессионалы.
Напомню, что после апрельского пленума, в мае 1985-го, Политбюро ЦК КПСС приняло знаменитое антиалкогольное постановление. Одним из его авторов был секретарь ЦК КПСС Егор Лигачев. Как-то в ноябре 1986 года Егор Кузьмич летел в Литву на отдых в свою любимую Палангу. На подлете к Вильнюсу вдруг поднялся ураганный ветер, вырывавший деревья с корнями. Егор Кузьмич принял решение развернуть самолет на Крым. Госдачи на тот момент уже были зачехлены, кроме меня, на хозяйстве в обкоме никого. Первый секретарь Крымского обкома Виктор Сергеевич Макаренко позвонил мне (я в то время руководил отделом пропаганды и агитации) и поручил встретить Лигачева.
Я встретил, провел Егора Кузьмича в так называемый хрущевский домик на территории аэропорта, где высокопоставленные гости могли перекусить. Столы накрыты: фрукты, чай, кофе — хоть с миноискателем все обойди, даже металлической крышки от бутылки водки или коньяка не найдешь. Борьба с пьянством, одним словом, в разгаре.
За чашкой чая рассказываю Лигачеву о перестройке лекционной пропаганды. Между прочим, опыт Крымской парторганизации по улучшению идеологической работы тогда одобрил Секретариат ЦК КПСС. А Егор Кузьмич говорит: «Ты так и будешь меня чаем поить?» Я, туда-сюда, развожу руками, мол, воля партии — закон. «Нет, — говорит Лигачев, — так дело не пойдет. Уж очень люблю вашу мадеру». Выскакиваю из комнаты и бегом в хозяйственную службу: «Выручай, давай быстро пару бутылок мадеры». Заведующий финхозотделом в шоке: «Ты что делаешь?! Если тебе своей головы не жалко, пожалей других!» — но вино нашел. Мы с Егором Кузьмичом (он любил, чтобы при личном общении его называли Юрием) оприходовали мадеру, после чего я проводил московского гостя на дачу, а сам спокойно отправился домой.
Не успел переступить порог — звонок из первой приемной обкома: «Давай быстренько в обком. Уже все секретари и бюро в полном составе собрались». А я хорошенько выпивши, представляете? Уж и не знаю, чего ждать. Прихожу, секретарь приемной обрадовала: «Заходите-заходите, там вас давно ждут!» Открываю дверь — батюшки! — весь цвет нашей партийной организации. Первый секретарь встает из-за стола, подходит ко мне и жмет руку: «А теперь пошли в задник (комната отдыха). Выпьем по стаканчику чешского пива, и ты нам все расскажешь!» Оказывается, Девятое управление КГБ уже сообщило, сколько я выпил и с кем! Я и доложил: «Все получилось само собой — человек захотел, я не отказал».
- Никаких штрафных санкций не последовало?
- В тот момент нет. А через пару дней я оказался козлом отпущения. Видите ли, Егор Кузьмич решил провести в Ялте большое всесоюзное совещание на тему «Использование энергии морской волны». После завершения мероприятия Лигачев спрашивает: «А что еще интересного можете мне показать?» Первый секретарь обкома смело предлагает: «Конечно же, уникальную коллекцию «Массандры». Прибыли на предприятие. Егор Кузьмич, видимо, подзабыв, как угощался в хрущевском домике нашей мадерой, разошелся не на шутку: «Так вы до сих пор разливаете вино? Ах, вы такие-сякие! А где детские соки? Перевести все производство на изготовление антиалкогольной продукции!» Получили по шапке на все сто. А меня заподозрили, что, дескать, за мадерой я уговорил Лигачева на этот разнос.
Летом 1988 года в симферопольском аэропорту я как секретарь обкома встречал Михаила Горбачева с супругой, дочерью и зятем. Сидим в том же хрущевском домике за накрытым столом, как вдруг Михаил Сергеевич интересуется: «А где зелененькая?»
Я переглянулся с недавно назначенным первым секретарем обкома Андреем Николаевичем Гиренко, работавшим раньше в Херсоне. Он шепотом спрашивает: «А что это у вас, в Крыму, такое?»
- Возможно, Михаил Сергеевич забыл название напитка «Тархун»?
- Пришлось обратиться с вопросом к начальнику охраны Горбачева, генералу Владимиру Медведеву: «Что такое «зелененькая»?» — «Это ваша водочка в зеленой граненой бутылке. «Древнекиевская» называется».
Михаил Сергеевич с удовольствием выпил рюмочку водки, закусил кусочком сала и говорит: «Ну я еще одну выпью. Потому что сегодня моя домашняя парторганизация разрешает нарушить режим».
Дальнейшая деятельность Горбачева состояла не в улучшении качества реформ, а в бездумном разрушении всего, созданного ранее. В результате получили неуправляемую ситуацию в экономике, социальной сфере, межэтнических отношениях. Последовали вильнюсские, ошские, бакинские, тбилисские события.
Окончательной точкой в государственном творчестве Горбачева, на мой взгляд, стал Рейкьявик. Когда Михаил Горбачев и Рональд Рейган в 1986 году поболтались на судах в море, проговорили все вопросы и получили в результате ликвидацию советской военной мощи. Это стало, по сути, предательством советского государства, социалистических стран и военно-политического блока Варшавского договора. Как говорят в Японии: «Когда на корабле два лоцмана, корабль в порт не придет». Примерно такой результат мы получили к концу 1989 года. Дальше ситуацией управляли страсти, местечковые князьки с узко националистическими интересами. На самом деле это была ширма, в том числе и в Украине, для становления коррумпированности, разграбления государства и прихода к власти новых магнатов, возникших, к сожалению, на волне этой перестройки.
- Вы с восторгом приняли начало перестройки, а когда вы в ней разочаровались?
- Если говорить честно (а я в жизни и в политике придерживаюсь принципа честности), начал глубоко разбираться в перестройке во второй половине 1980-х годов. К примеру, на собственной шкуре прочувствовав, что правильное, по сути, решение о возвращении крымских татар на историческую родину (эта проблема все советские годы висела на мне!) оказалось абсурдным по форме. Дали громогласную команду: «Давай все в Крым!», а ни социальных программ, ни дополнительных рабочих мест, ни обустройства, ни жилья, ни поликлиник, ни школ, ни строительства дорог не предусмотрели… Безответственность, некомпетентность, волюнтаризм, отступление от социалистических принципов — все это у Горбачева возобладало над решением жизненно важных проблем страны. Вот тогда я прочувствовал, что это не перестройка, а угробление. К сожалению, в дальнейшем так оно и случилось.