Российская телеведущая, популярность которой принесло шоу «Про это», стала продюсером Международного фестиваля «Джаз-карнавал в Одессе»
Известность Елене Ханге принесло ток-шоу «Про это». Проект о сексуальной стороне жизни, да еще в подаче ведущей с темной кожей и белыми волосами (Ханга специально надела парик) потряс общественность. Зрителей учили новым словам, объясняли, чем отличается эротика от порнографии, впервые показывали неформалов. «Про это» имело сумасшедший рейтинг и даже попало в Книгу рекордов Гиннесса. Затем Ханга вела вполне респектабельный «Принцип домино». Сейчас Елена преподает в Высшей национальной школе телевидения. Является автором трех книг, занимается сценариями на телевидении, а еще уделяет пристальное внимание джазу…
— Очень люблю джаз, видимо, дают знать о себе гены, — призналась «ФАКТАМ» Елена. — Кстати, ваш город я сравнила бы с джазом. Чтобы играть эту музыку, необходимо чувство юмора и внутренняя свобода, без этого нельзя импровизировать. Мне кажется, одесситы обладают этими качествами не хуже, чем, скажем, Новый Орлеан.
- Когда вы жили в Америке, были участницей комедийного клуба «Канотье», организованного бывшими одесситами.
Признаюсь, у меня есть навязчивая идея — организовать соул-фуд ресторан. Термин «соул-фуд» в Америке означает «еда души». Сейчас в США соул-фуд считается изысканной едой. Еще есть соул-мьюзик — музыка души. Хотела бы открыть в Одессе ресторан, в котором были бы еда и музыка темнокожих американцев. В СНГ ресторанов с такой кухней нет, даже в Москве. Меня настолько впечатлила харизма одесситов, что я отсюда просто не хочу уезжать. В качестве «утешительного приза» мне уступили право стать сопродюсером Международного фестиваля «Джаз-карнавал в Одессе-2011». Если получится, прихвачу с собой и дочь. Моей восьмилетней Лизе-Анне джаз тоже по душе. Мы часто устраиваем дома джазовые концерты. Дочь играет на пианино. Я и сама десять лет отмучилась в музыкальной школе. Мама говорила: «Выйдешь замуж, тогда, пожалуйста, не играй». Поэтому я с трех лет, как только села за инструмент, мечтала выйти замуж.
- Говорят, вы появились на свет прямо на Красной площади.
— Да, я родилась 1 Мая. Мой папа был руководителем одной из африканских стран и должен был стоять на Мавзолее во время парада. Мама понимала, что такой случай больше не представится, и попросила взять ее с собой. Рядом с Красной площадью я и появилась на свет. По одной линии я отпрыск варшавского раввина, эмигрировавшего в США. По другой — правнучка чернокожего раба, который впоследствии стал крупным землевладельцем. Во мне течет не только афро-американская, но и еврейская кровь. Родители моей мамы — Лили Голден — участвовали в голодном марше в Нью-Йорке, после чего попали в тюрьму, где и познакомились. В 1931 году дед привез бабушку в Узбекистан, там же родилась моя мама, которая в двадцать лет перебралась в Москву — поступила в МГУ. Кстати, в ее общежитии в тот период жили Михаил Горбачев и его молодая супруга Раиса.
Мама сорок лет проработала в Институте Африки в Москве. Правда, ее постоянно пытались выжить оттуда, так как она была единственной темнокожей в институте и привлекала к себе слишком много внимания. При этом не была, как остальные, членом партии, не имела отношение к КГБ и дружила с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой.
- С отцом они познакомились там же?
— Это отдельная история. Когда Занзибар и Танганика объединялись, решался вопрос, кто встанет во главе свободного государства Танзания. Самым грамотным из новых лидеров был Абдалла Кассим Ханга, поэтому его отправили учиться в Оксфорд. Соратники решали, на ком ему жениться. Претенденток было много. Один из аборигенов, которому мама однажды помогла выступить на Первом фестивале молодежи, сказал, что видел в Москве очаровательную женщину: грамотная, яркая, с хорошей фигурой. Уточнил и место — кинотеатр «Ударник». Именно там мама, будучи студенткой МГУ, подрабатывала перед сеансами — пела джаз под знойным псевдонимом Лолита. Приехав в Москву, Абдулла Ханга не застал «искомый объект» в «Ударнике», но все же отыскал. Он просто позвонил в дверь квартиры, представился и сказал: «Я пришел на тебе жениться». Не получив желаемого «да», переехал в Москву и стал ожидать согласия. За это время экстерном окончил Университет имени Патриса Лумумбы, пройдя за два года шестилетнюю программу. Владел четырьмя языками. Его ум покорил маму, и она вышла за него. Вместе они прожили восемь лет, из которых большую часть времени он был в разъездах, сидел в тюрьмах.
- Ваш отец, став премьер-министром Танзании, покинул СССР. Вы остались с матерью в Москве. Где учились?
— В обычной московской школе с углубленным изучением английского языка. В злосчастной пятой графе моего паспорта была запись: негритянка. С годами я новый термин придумала — афро-россиянка. Требовала, чтобы на телевидении меня так называли. А вообще мы жили обычной советской жизнью, за исключением тех дней, когда на праздники приезжали «наши». Под этим словом подразумевались бабушкины друзья, эмигранты из Америки. Бабушка готовила на всех узбекский плов, гости обсуждали какую-нибудь забастовку в Детройте. Я думала: «Боже мой! Где этот Детройт? И почему мы переживаем за каких-то рабочих в Америке?» Более того, борец за права темнокожих Анджела Дэвис даже играла свадьбу в нашей двухкомнатной хрущевке. Отец вскоре после своего отъезда в Танзанию погиб во время военного переворота. Мать стала профессором Чикагского университета.
- Где же дом афро-американской еврейки?
— В Москве. Хотя, когда власть в Танзании вновь поменялась, мне предлагали начать собственную политическую карьеру на родине погибшего папы. Однако я уклонилась от священной миссии. Отказалась и от наследства в виде роскошного дворца…
- Предпочли тележурналистику?
— Я заканчивала газетное отделение. На телевидение попала совершенно случайно, впервые появившись в программе «Взгляд». Когда вернулась из Бостона, куда была приглашена по обмену в газету «Christian Science Monitor», Влад Листьев пригласил меня на НТВ рассказать о заокеанской журналистике. На телевидении обрела новых знакомых, среди которых оказался Леонид Парфенов. Как и моя мама, я увлекалась теннисом и даже играла за ЦСКА. Моим тренером была Анна Дмитриева (родная сестра известного российского журналиста Владимира Молчанова. — Авт. ). Она не просто великолепная теннисистка, но еще и одна из самых блестящих женщин нашего времени. Интеллигентна, умна — я всю жизнь мечтала быть на нее похожей. Доходило до того, что, знакомившись с мужчинами, иногда представлялась Аней. И вот звонит Анна Дмитриева: «Лена, поехали в Атланту». Я делала спортивные телесюжеты и «сбрасывала» их на НТВ. Затем Леонид Парфенов предложил мне делать передачу «Про это». Парфенов был доволен, что у меня «газетное» образование, поскольку считает, что телеведущий должен сам себе все писать, а не быть говорящей головой.
- Говоря о столь специфичной передаче, подразумевается не только голова, но и другие части тела.
— Я же сама из того поколения, когда про «это» никто не говорил не то что с мамой — даже с подружками. Максимум, о чем я могла спросить подругу: «У тебя все было?» После этого вопроса надо было закатить глаза, посмотреть вдаль многозначительно или разочарованно развести руками. Больше никаких слов. Поэтому, когда с экрана телевизора начала называть вещи своими именами, для меня это стало внутренним потрясением, которое старалась всячески скрывать. Ведь я была девушкой строгих правил. В школе меня дразнили «мадам Крупская» за то, что не пила, не курила и ходила в строгих серых костюмчиках. Вы не поверите, но половину сексуальных терминов я услышала уже по ходу съемок передачи.
Тогда я жила в Америке, прилетала в Москву на три дня на запись передачи. За это время снимали девять программ, каждую из которых записывали по три часа, а в эфире шоу длилось 40 минут. Первые полтора часа наши телегерои комплексовали, их надо было разговорить. Три часа напряжения — и никакой гарантии, что человек «это» скажет. Если не скажет, передача «поплыла». Я страдала от софитов и парика, в котором было очень жарко. Да и люди разные приходили: садисты, садомазохисты, просто проблемные. Я же была неопытна, при слове «оргазм» в обморок падала. Мама мне говорила: «Улыбайся — тогда никто не будет видеть, что ты боишься».
- Она в обморок не падала?
— У меня идеальная мама. Простила даже то, что поначалу я ее обманула. Сказала, что меня пригласили вести обычную передачу, никак не первое в России ток-шоу о сексе и любви. Когда Влад Листьев заставил меня в прямом эфире произнести слово «презерватив», это было ужасно. Ведь тогда это слово не звучало нигде. На одной из передач наша героиня, «новая русская», рассказала, что у нее нет времени на ухаживания, она сама выбирает себе мужчин. Я ее спрашиваю: «Как вы это делаете, если вдруг мужчина не может? Вы же не изнасилуете его?» Героиня ответила просто: «Предпочитаю позу наездницы». Я стала мучительно соображать, что это такое, а редактор в наушник: «Лена, закройте рот! Страна не должна догадываться, что вы не знаете элементарного. Неужели нельзя подготовиться и выучить хотя бы первые 15 поз!» Пришлось пройти сексуальную выучку.
- А как супруг относился к вашей роли ведущей столь откровенного ток-шоу?
— Совершенно спокойно. Ведь мы знакомы давно — уже 25 лет. Только поженились позже, и наша дочь родилась в 2002-м. Программа его совершенно не интересовала. Он серьезная личность, руководитель Центра политического консультирования «Николо М», был личным советником Бориса Ельцина во время президентской кампании 1996 года. К слову, буги-вуги на сцене глава государства танцевал по его совету.
- После телепроектов «Про это» и «Принцип домино» взялись за перо?
— Если имеете в виду «Третье пророчество», то это не первая моя книга, увидевшая свет в России. Ранее вышла «Про все».
- Сколько ролей в кино на вашем счету?
— 20 фильмов. Когда на экране надо было изобразить красивую заграничную жизнь и требовались иностранцы, звали людей африканского происхождения. В три года я снялась в Сочи в фильме «Черное солнце». Играла дочку Патриса Лумумбы. Обожала киношную атмосферу. Приезжаешь на площадку часам к одиннадцати утра, а начинаешь работать в лучшем случае в четыре дня. И все это время находишься рядом с известными актерами, слушаешь их байки. В придачу за такую радость еще три рубля давали. Опять же, благодаря съемкам познакомилась со многими замечательными людьми. Артист мог и «здрасьте» мне ни разу не сказать, но ощущение причастности все равно не покидало. Как-то у нас на передаче был режиссер «Экипажа» Александр Митта. Я подошла к нему, говорю: «А я у вас снималась». — «Да-да, — отвечает он, — помню». Хотя, скорее всего, он не помнит человека из массовки.
Зато в университете все с уважением относились к моей «работе в кино» и с радостью давали списывать. «Завтра у меня не получится прийти в университет», — объясняла я старосте и произносила магическое слово «съемка». А она многозначительно рассказывала однокурсникам: «Лена снимается. Прошли пробы она и еще такой-то народный артист».