5 марта исполнительнице советских шлягеров «Солнечный круг», «Черный кот», «Летка Енка» исполняется 80 лет
Тамаре Миансаровой достаточно было спеть: «Жил да был черный кот… », чтобы войти в историю советской эстрады. Но по иронии судьбы песня, принесшая певице всесоюзную известность, стала роковой в творческой жизни Миансаровой. После огромной популярности Тамару Григорьевну ждало полное забытье, запрет на песню «Черный кот» и отлучение от телевидения. Говорят, всему виной зависть к славе певицы. Тамара Григорьевна до сих пор не может найти ответ на вопрос, почему ее судьба сложилась именно так. Миансарова живет в Москве, помогает ставить голоса молодым исполнителям и все еще обижена за годы забвения. Говорит, даже отказала российскому телеканалу, предлагавшему снять к ее юбилею фильм. «А что там снимать? Я лучше обо всем сама напишу в своей книге», — звонким голосом сказала Тамара Григорьевна по телефону. Певица практически завершила работу над описанием своей непростой жизни и теперь занята поисками издательства. Ее душевный покой вот уже более тридцати лет охраняет супруг, скрипач Марк Фельдман.
- Тамара Григорьевна, я так понимаю, что вам с детства было уготовано стать певицей?
— Наверное, да. Первая рецензия на мое выступление была написана, когда мне исполнилось всего четыре года. Мы тогда жили в Кировограде, мама работала на заводе и участвовала в художественной самодеятельности. У нее был потрясающий голос! Практически на все репетиции она брала меня с собой. Мама рассказывала, что я, совсем кроха, гордо выходила на сцену и, обращаясь к ведущему, просила: «Дяденька, я тоже хочу выступать». На одном из концертов мне таки разрешили спеть вместе с мамой. Мы исполнили какую-то детскую песню, а на следующий день в заводской газете вышла статья под названием «Мати i дочка». Кстати, художественная самодеятельность сыграла большую роль в моей дальнейшей жизни. Мама участвовала во всевозможных конкурсах и на одном из них дирижер Минского радиокомитета предложил ей работу солисткой-вокалисткой оркестра. Так мы переехали в Минск, что практически совпало с началом Великой Отечественной войны.
- Вы остались в оккупации?
— Уехать не было никакой возможности. Я навсегда запомнила эти три кошмарных года, страшное детство врезалось в мою память. Наверное,
- Вы и победу встретили в Минске?
— Да, а сразу после войны в столице Белоруссии открылась музыкальная школа-десятилетка при Минской консерватории, в которую пошла учиться как талантливый ребенок. Закончив ее, сразу поступила в Московскую консерваторию по классу фортепиано. На вступительных экзаменах играла труднейшее произведение — терцовый этюд Шопена. Мама собрала мне небольшой чемоданчик, с которым я и переехала в общежитие консерватории, находившееся в самом центре Москвы. В комнате жили шесть девочек, и на всех один инструмент, в котором клавиши звучали через одну. Приходилось просыпаться в шесть утра и мчаться в консерваторию, чтобы занять очередь у рояля и до девяти утра успеть порепетировать.
- А как же вокал?
— Параллельно я поступила и на вокальное отделение. Занималась у профессора Доры Борисовны Белявской, которая начинала карьеру в Киеве. Студенческая жизнь меня закрутила, я очень быстро вышла замуж за своего сокурсника — пианиста Эдика Миансарова и родила сына Андрея. Несмотря на то что мы с Эдиком расстались, не стала менять фамилию. Наверное, все в моей жизни было не случайно. Получив диплом, была распределена концертмейстером в ГИТИС. Обменяла квартиру в Минске на Москву и перевезла в столицу маму, она сидела с моим крошечным сыном. До начала работы оставалось три летних месяца, а надо было на что-то жить, кормить ребенка, и в это время я получила предложение из Москонцерта. Заведующий вокальным отделом Мосэстрады Кангар посоветовал мне участвовать в конкурсе эстрадной песни. Вместе с режиссером мы придумали номер — я играю вальс Штрауса и в определенных местах подпеваю своим колоратурным сопрано. А песню «Веселая девчонка» дала мне Людмила Лядова, я исполняла ее под собственный аккомпанемент. Конкурс проходил в старом здании эстрады, которое располагалось напротив зала имени Чайковского (на этом месте сейчас памятник Владимиру Маяковскому). В жюри конкурса были лучшие артисты: Леонид Утесов, Надежда Казанцева. И что вы думаете? Я получила третью премию. Это был 1958 год. Победа в Сопоте была впереди.
- В Польше вас боготворили! Даже ваши именные духи выпустили.
— Что было, то было. В один из приездов в Польшу мне устроили просто королевский прием. В Кракове встречал ансамбль из ста музыкантов, которые исполняли на польском «Солнечный круг», а меня называли пани Солнышко. Тогда же в продаже появились духи «Тамара». А 1966 год был в моей карьере триумфальным. Я стала победительницей эстрадного конкурса «Дружба», проходившего в столицах СССР, ГДР, Чехословакии, Польши, Болгарии и Венгрии. После возвращения в Москву мне предложили заполнить документы на звание заслуженной артистки СССР. Я была счастлива, оформила все бумаги и опять уехала на гастроли.
- Так и не получив звания?
— Около года ездила по стране, пела практически во всех уголках Советского Союза, несколько раз была на БАМе и как-то совершенно забыла о звании. Вернувшись в Москву, позвонила в министерство культуры знакомому: «Где же мои документы на звание заслуженной артистки?» Он говорит: «Приезжай, разберемся». Искали мы их очень долго, но так и не нашли. В то время как раз объединили Москонцерт и Росконцерт, и я пошла к новому руководству. Там мне сказали: «Так вы же все свои награды за границей получали. А мы вообще не знаем, как вы поете! Ваши документы на заслуженную артистку никто никуда не посылал». Я так и осталась стоять с открытым ртом. Пришла домой и написала заявление об уходе. И что вы думаете? Никто меня не остановил. Отработала лишь запланированные гастроли и получила свой небольшой заработок.
- И какой же был гонорар за одно выступление?
— Копейки. За три песни в концерте получала 16 рублей 50 копеек, в то время как артисты высшей категории — 19 рублей. Если пела сольный концерт, то моя ставка удваивалась плюс коэффициент за мастерство. Поэтому наше поколение и осталось нищим.
- Неужели даже машину не могли позволить себе купить?
— Почему же? В свое время, когда много гастролировала, купила «Волгу». Это была одна из первых моделей, «ГАЗ-21», на носу которой красовался олень. Причем это был экспортный вариант машины. Просто директор магазина, продававшего машины, оказался моим поклонником и помог с покупкой. Пришлось залезть в долги. Правда, поездить на авто так и не довелось. Я человек очень доверчивый. Чтобы помочь своему другу, продала машину и дала ему деньги в долг. А когда вернулась с очередных гастролей, не обнаружила ни денег, ни «друга». Тяжелые были времена…
- Они совпали с вашим уходом из Москонцерта?
— Все случилось примерно в одно время. Звание заслуженной мне так и не дали. В Донецке на одном из моих концертов оказался первый секретарь Донецкого обкома партии. На следующий день он пригласил меня к себе на беседу: «Я слышал, вы уходите из Москонцерта. Предлагаю вам переехать в Донецк и послужить в нашей филармонии». Кстати, в то время там пел Валерий Ободзинский. Мне дали квартиру, создали все условия, и я двенадцать лет проработала в Украине. У меня родилась дочь Катя, которая практически выросла за кулисами. Отношения с ее отцом были довольно сложными, и мы расстались. Андрей с мамой жили в Москве. В конце концов в столицу пришлось вернуться и мне с дочерью. Мама плохо себя чувствовала и вскоре ушла из жизни.
- Легко нашли работу в Москве?
— Я вновь обратилась в министерство культуры, где распорядились взять меня на работу в Москонцерт. Набрала новый состав музыкантов, мне дали несколько репетиций и на три года утвердили гастроли. Но гастрольная жизнь уже не привлекала и постепенно сошла на нет. Я стала ездить на всевозможные фестивали в качестве члена жюри и выступала лишь с отдельными номерами.
- Эдита Пьеха любит вспоминать, каких трудов ей стоил поиск концертных нарядов.
— В Советском Союзе дефицитом было абсолютно все. Правда, моя мамочка, спасибо ей, научила меня обращаться с машинкой, поэтому часто платья я шила себе сама. Когда в 1970 году Донецкая филармония снимала музыкальный фильм «Солнечная баллада», где я играла главную роль, моими нарядами занимался обком партии! Оттуда поступило распоряжение в филармонию заказать для меня пятнадцать туалетов у Вячеслава Зайцева. Я сама ездила в Москву отбирать их. Но режиссер картины отверг большинство из них, они казались ему слишком вычурными. Слава Богу, несколько костюмов остались в моем гардеробе. Часть купила за свои деньги, остальное оплатила филармония.
- А в Сопоте «Солнечный круг» вы в чем пели?
— За год до фестиваля в Сопоте я выступала в Юго-Восточной Азии. Причем, это были первые российские гастроли. Оттуда я привезла несколько отрезов блестящей ткани. Накануне фестиваля пошла к портнихе, и она пошила мне платье для выступления. А в 1964 году, когда открывала Сопотский фестиваль как победительница прошлого года, я была в платье, сшитом московским Домом моделей. Там же мне изготовили и туфельки с острым носиком на небольшом каблучке-рюмочке.
- Зато за границей вы могли купить себе, наверное, любой наряд!
— Что вы, где бы я взяла для этого валюту. Нам выдавали только суточные. Если и получала гонорар, то должна была по возвращении в Союз сдать его целиком руководству. Выплачивалась лишь небольшая сумма за выступление.
- Одна из ваших самых знаменитых песен «Черный кот» имела не очень счастливую судьбу.
— Для меня до сих пор все, что связано с «Черным котом», остается загадкой. Помню, приехала в Москву с очередного турне (в то время я жила в двух шагах от Дома радио), и вдруг звонит Юрий Саульский: «Мне нужно, чтобы ты сейчас же пришла в Дом радио и записала одну песню». Через двадцать минут я уже была в студии. Он проиграл оркестровую фонограмму, напел, я взяла ноты, пару раз прорепетировала, так и родился «Черный кот». Буквально на следующий день, прозвучав по радио, песня стала одной из самых популярных. В какой бы город я не приехала, из окон домов неслось (напевает): «Жил да был черный кот… » Песня стала главной на всех моих концертах. Через несколько месяцев, перед очередными гастролями, администратор пошел к руководству утверждать мою концертную программу, и вдруг в этом списке «Черный кот» оказался вычеркнутым. Я была в шоке.
- Что же произошло?
— «Черный кот» был первым советским твистом. Он так «зажигал», что люди тут же разметали пластинки с «Котом». Выходя на сцену, слышала из зрительного зала: «Давай «Кота»!» Но телевидение до 2000 года не показало ни одного выступления, где я пела эту песню. Просто «сверху» спустилось распоряжение не давать хода «Коту». Мои попытки узнать, кто за этим стоит, наталкивались на глухую стену. Видимо, кому-то я перешла дорогу, но кому — до сих пор остается загадкой…