— Я до сих пор не верю, что все так страшно кончилось, — рассказывает 19-летняя Инга, средняя дочь Татьяны Лукстс. — Мама пропала 17 октября. Вышла из дому по делам, набросив на плечи отцовскую ветровку. Больше мы ее не видели. Сначала думали, что она заночевала у подружки. Быть может, немного выпила. Раньше она никогда не злоупотребляла спиртным, но когда умерла моя бабушка, у мамы сдали нервы. Первые несколько месяцев после похорон она еще держалась, а потом сломалась. Постоянно плакала, время от времени покупала себе бутылку пива, а с подругами могла и водки выпить. Заливала горе. Мы с отцом пытались ее образумить, объясняли, что это не выход. Она брала себя в руки, но проходило время, и все начиналось сначала.
В то воскресенье мама была совершенно трезвой. Соседи собирались обсуждать выборы в райсовет, приглашали всех желающих. Мама звала отца, но тот был уставший и не захотел идти. До сих пор не может себе этого простить. Смотрит каждый вечер на мамину фотографию, плачет и ругает — то ее, за то, что пропала, то себя, что не пошел с ней… В общем, мы подумали, что она ушла к подружке и на следующий день вернется. Но потом стали волноваться. Отец ходил по друзьям и знакомым, искал ее. Мы с младшей сестрой тоже пытались найти, расспросить всех, кто видел ее в тот день. Мой старший брат Денис живет в Киеве с женой и ребенком, он не мог помочь в поисках, но тоже очень переживал, постоянно звонил. Я ездила к гадалкам и экстрасенсам, заплатила больше пятисот гривен. Меня успокаивали, говорили, что мама жива, вернется. Но искать мы все равно продолжали. Очень поддерживала меня в тот момент моя подруга Алла. Она оказалась последней, кто в то воскресенье видел маму.
— Я встретилась с Татьяной на собрании, — рассказывает «ФАКТАМ» Алла, брюнетка лет тридцати. — Ведь люди обсуждали предстоящие выборы, встречались с кандидатами как раз возле моего дома, во дворе у столика. Я увидела, что неподалеку стоит Виталий, дальнобойщик, живущий возле леса. Он подошел к Тане, отвел ее в сторону, и минут десять они разговаривали. Вернулась Татьяна к нам уже одна. Разговоры о том, что она была выпившая или ходила опохмеляться, — чушь. Она вела себя абсолютно адекватно, никаких переживаний на ее лице не было видно. Ближе к вечеру я видела ее еще раз, тоже одну. А на следующий день фуры Виталия уже не было на площадке, где она обычно стоит. Мы поняли, что он уехал.
— Это было одной из причин, почему мы в первые дни не сообщили об исчезновении мамы в милицию, — опускает голову Инга. — Хотя она никогда не изменяла отцу, в этот раз мы заподозрили, что дальнобойщик куда-то увез ее. Чего в жизни не бывает? Но даже если бы она загуляла, то все равно вернулась бы домой. Мы с папой ждали. А когда прошло две недели, а мать так и не вернулась, пошли в милицию. Отец сказал, что лучше позор на весь Фастов, чем неизвестность. Правда, в райотделе нас попросили подождать с заявлением еще недельку, а потом — еще пару дней. Аргумент был один: «А вдруг вернется!»
Прошел месяц, и мы с папой просто не выдержали и уже безо всяких разговоров написали заявление. Только искали маму как-то странно: опросили меня, отца, Аллу… и все. Я говорила о дальнобойщике, предлагала допросить его, но следователь мне сказал: «Вы, Инга, следите за ним, если что — дадите знать». Это я должна следить?! А, между прочим, мне страшно. У Виталия во дворе попойки, драки, мат-перемат. Мы с Аллой подходили к калитке, пытались проверить, дома ли он. Несколько раз никто не отзывался, а однажды, когда мы увидели дальнобойщика дома, я позвонила в милицию. Заместитель начальника уголовного розыска мне потом сказал, что водитель фуры допрошен и к исчезновению моей мамы не причастен. Позже в прокуратуре я узнала, что протоколов опроса дальнобойщика нет и в помине. Выходит, следователь мне наврал?
Через некоторое время Инге стала сниться мама. В первый раз Татьяна вместе с мужем Юрием якобы ремонтировали в доме пол. Видение было обыденным, бытовым и немного успокоило дочь, уже отчаявшуюся разыскать мать. Второй сон был сущим кошмаром: вроде бы Ингиной маме кто-то делает инъекцию, а потом вонзает нож в сердце. Пытаясь спасти маму от жестокого убийцы, девушка берет ее на руки, несет и прячет в небольшом углублении где-то на природе. Затем видит, что в ямке течет вода, понимает, что мама там утонет, не сможет дышать… Проснулась девушка в холодном поту.
— Нашли маму действительно в небольшой ямке, вот здесь, — Инга (на фото) ведет нас в лес, где возле кучи прошлогодних опавших листьев, веток и мусора в землю вкопаны несколько букетиков с розовыми искусственными цветами. На соседнем дереве висит большой зеленый венок. — Но мне бы в голову не пришло сюда прийти. Даже если б я стала искать ее тело, то в лес ни за что одна не пошла бы. Здесь шастает много бомжей и наркоманов. Они нападают на прохожих, избивают их и грабят. Словом, жуткое место. Я не допускаю мысли, что моя мама, хрупкая, беззащитная женщина, могла по доброй воле пойти сюда гулять и тем более спать, как объясняет следователь. Его на такую мысль натолкнули рукава куртки, смерзшиеся между собой. Получается, что руки матери не были продеты в верхнюю одежду. Милиция предполагает, что она подстелила под себя ветровку, улеглась спать и почему-то… умерла. Это полнейший бред. И нас обвиняют в том, что мы слишком поздно подали заявление, хотя именно в райотделе нас уговаривали подождать! Вот и получилось, что, когда тело нашли, разобраться в том, отчего мама умерла, было уже невозможно.
Что было дальше, не хочется и вспоминать. В конце января одна местная жительница увидела, как грызутся между собой собаки. Стая бродячих псов что-то вырывала друг у друга. Подойдя ближе, женщина увидела, что это человеческая голова. Она, конечно, сильно испугалась и позвонила в милицию. Оперативники прочесали лес и через четыре дня нашли тело. Вернее то, что от него осталось: нижнюю половину туловища и волосы. Тогда они позвонили моему отцу и спросили, в чем была одета его жена, когда уходила из дому. Он точно не помнил, зато я помнила: сама покупала маме и носки, и джинсы. В общем, нас вызвали на первое опознание, вынесли вещи… Я не хотела верить, убеждала себя, что это только похожие брюки и кроссовки. Но в глубине души понимала, что мама погибла. Отец был в таком шоке, что вообще не мог говорить. Брату мы не сказали: в тот день он праздновал день рождения двухлетнего сыночка. А когда через день обо всем узнал, чуть руки на себя не наложил. Хорошо, что близкие его остановили.
— На следующий день мы с Ингой пошли на то место, где нашли ноги Татьяны, — продолжает Алла, — и увидели на земле огромное количество клочьев волос. Высоко на дереве — собаки не достали бы — висели ее колготки, которые Инга узнала. Они были разорваны и тоже все в волосах погибшей. Мы собрали все это и отнесли в милицию. А еще через пару дней мама Юрия Лукстса, свекровь Татьяны, пошла в лес и под деревом, где сейчас висит венок, обнаружила большой мешок, в который запросто могло поместиться тело.
— Бабушка оставила находку там же, мы позвонили в милицию, но их ничего не заинтересовало, — вздыхает Инга. — Хотя очевидно, что мама умерла не своей смертью. Нас еще раз вызвали на опознание останков. Увидев знакомую стопу, я окончательно убедилась, что мамочки больше нет в живых. Голову забрали на экспертизу. Прошло уже три месяца, а результата нет. Я постоянно звоню в бюро судмедэкспертизы, а оттуда один ответ: «Перезвоните через месяц». В морге не хотят держать ноги, без туловища. Говорят, мест нет. И все этo время я не могу даже похоронить своего самого родного человека! Боюсь, пока хоть что-то выяснится, мне и захоранивать будет нечего…
Инга и Алла, убежденные в том, что убийца Татьяны разгуливает на свободе, боятся выходить из дому, когда стемнеет. Разговоры о фастовском маньяке не сходят с уст их соседей и даже жителей других районов. Ведь с июля по октябрь минувшего года на одном маленьком пятачке — возле леса и железной дороги — исчезли сразу несколько женщин. Первая из них, 58-летняя Виорика Рачкова, пропала в июле.
— Незадолго до этого я упал и сломал ногу, — рассказывает «ФАКТАМ» муж Виорики, Николай Короленко. — Жена за мной, как за ребенком, смотрела, помогала, ухаживала. Золотая была хозяйка, добрая, отзывчивая, второй такой не найдешь. Летом часто ходила в лес по ягоды. Потом полную корзину детям отвозила в Киев. На праздник Ивана Купала тоже собралась в лес собирать малину, землянику. Отговаривал ее, переживал, как чувствовал что-то. Но она мне только пять гривен оставила на сигареты: «Ты, Коль, купи себе, чтоб окурки не докуривал». Попрощалась и ушла. Вечером ее нет. Думал, что к детям и внукам поехала. Удивился, что не предупредила. А потом дома нашел ее пенсионное удостоверение, без которого она точно в Киев не могла поехать. И понял: случилась беда.
Позвал соседа, и мы целый день искали Виорику по лесу. Я даже не чувствовал, что столько километров на костылях прошел. Пусто! Бросился в милицию, но там заявление принимают только на третий день. Еще не раз туда ходил, просил ребят, чтобы искали. Собаку у них просил в первые дни, пока дождь не смыл запах следа. Сам с топором ходил искать. Когда через несколько месяцев пропали другие женщины и я услышал разговоры о маньяке, сказал следователю: «Раз вы не ищете, сам его найду и зарублю. И мне все равно, что остаток жизни я проведу в тюрьме». Зачем было Виорику убивать? И не молодка, чтобы похоть у кого-то разгорелась. И денег при ней не было. Доченька, может, ты в своей газете напишешь и ее найдут? Я уже совсем отчаялся. Люди пропадают один за другим, а никому дела нет…
Первого октября, за две недели до пропажи Татьяны Лукстс, в том же районе, совсем близко от хаты, где жила Виорика Рачкова, пропала девушка. Алена Нестеренко вышла из дому, не взяв с собой ни денег, ни вещей. Больше 17-летнюю студентку никто не видел.
— Мы провожали ее в училище, — нехотя вступает в разговор дедушка Алены Владимир Васильевич. — А она не вернулась. Конечно, девочка была — ветер в голове. Все время ей надо куда-то бежать, с кем-то встречаться. Мы столько здоровья, столько нервов положили! Никто до сих пор опомниться не может. Вот сейчас Аленины родители в больнице, на нас сына-пятиклассника оставили.
— Бережем внука как зеницу ока, — вздыхает Валентина Федоровна. — Если еще и он исчезнет, не переживем. Мы и сами Аленку искали, и к экстрасенсам известным ездили. Говорят, что она где-то неподалеку, в пятнадцати километрах от Фастова. А где именно, что с ней — поди знай. Вот в «Жди меня» писали, «Магнолию» звали. Безрезультатно. Про маньяка стараемся не думать, а то можно с ума сойти. Аленка ж красавица какая была, видная, высокая, стройная… Родители ее искали по подружкам, по компаниям. Милиция вроде тоже кого-то опрашивала…
— Да кому оно надо? — отмахивается Владимир Васильевич. — Нашу дочку вызвали в райотдел, заставили забрать заявление о пропаже Аленки. Мол, им за каждого пропавшего отчитываться надо, а Алена им статистику портит. Ну Света и забрала. Так потом зять ее второй раз заставил поехать и написать. Да только что толку?
В Фастовском горрайуправлении милиции нам сообщили, что… никто в городе не исчезал. И лишь после того, как «ФАКТЫ» продиктовали правоохранителям фамилии, годы рождения и даты исчезновения местных жительниц, информацию подтвердили.
— И Рачкова, и Нестеренко действительно находятся в розыске, — прокомментировал ситуацию начальник отдела по связям с общественностью Главного управления МВД Украины в Киевской области Николай Жукович. — По факту их пропажи открыты оперативно-розыскные дела. Результатов, к сожалению, пока нет. Что касается маньяка, эти слухи беспочвенны. В каждом городе время от времени пропадают люди. В данном случае искать какого-то вымышленного убийцу, когда мы даже не знаем, убита ли хоть одна женщина, нет повода. Касательно Татьяны Лукстс, тело которой нашли в лесу, мы тоже пока не можем сказать ничего определенного. Уголовное дело висит в воздухе — мы его не можем ни возбудить, ни закрыть, поскольку останки были найдены слишком поздно и в таком состоянии, что установить, от чего умерла женщина, на месте не смогли. Если в том, что заявление было подано только через месяц, виноват сотрудник райотдела, который уговаривал родственников подождать, он будет наказан. Проверку мы обязательно проведем. Общая картина смерти женщины вроде бы восстановлена. Опрошены все, кто видел Татьяну в последний день ее жизни. Сейчас все зависит от результатов судмедэкспертизы. Ее действительно начали делать уже давно, но поскольку эксперты нам не подчиняются, торопить их мы не можем. Не наша прерогатива.
— К нам на исследование был передан череп женщины, — объяснял журналистам телепрограммы «Критическая точка» исполняющий обязанности заведующего отделением криминалистики Киевского областного бюро судмедэкспертизы Петр Вербицкий. — Цель — установить ее возраст, причину и дату смерти. К сожалению, с последним могут возникнуть трудности ввиду отсутствия каких-либо характерных травм и повреждений. Если же признаков насильственной смерти нет, установить причину практически невозможно. Тем более в данном случае, когда большей части тела умершей женщины нет вообще.
Криминалисты обещают дать заключение в течение ближайших двух недель. Сможет ли результат судмедэкспертизы и дальнейшее расследование милиции поставить точку в этой жуткой истории, пока неизвестно.
P.S. Когда статья готовилась в печать, стало известно, что в Фастове в микрорайоне Потиевка возле того же леса пропала еще одна женщина. Установить ее фамилию нам не удалось. По слухам, две недели назад она отправилась на работу в Киев и домой не вернулась.
Фото Владимира Благоверного, специально для «ФАКТОВ»