Інтерв'ю

Сергей Никитин: «Андрей Мягков в «Иронии судьбы» «не очень хорошо» поет моим голосом»

13:06 — 6 червня 2011 eye 8383

Известные барды супруги Татьяна и Сергей Никитины отмечают 45-летие своей творческой деятельности

Сергей и Татьяна Никитины кандидаты физико-математических наук, но вот уже 45 лет успешно выступают перед зрителями, исполняя душевные песни, которые звучат в кинофильмах, мультфильмах, по телевидению и на радио. Кто из нас не слышал знаменитую «Александру», «Когда мы были молодые», «Брич Муллу», «Собака бывает кусачей»? Недавно легендарные барды дали в Одессе большой концерт. В театре, ясное дело, был полный аншлаг. Зрители пели вместе с исполнителями, по щекам многих текли слезы…

«Послушав наше выступление, Зиновий Гердт сказал: «Когда вы пели, запахло искусством»

— Как возник ваш творческий дуэт?

 — Это было неизбежно, — говорит Сергей. — Мы вместе учились на физическом факультете МГУ. Татьяна была младше на два курса. Я еще на первом курсе организовал мужской квартет физиков, позже руководил вокальным квинтетом, в котором пела Татьяна. Затем начал петь вместе с ними.

— Кто вас учил играть на гитаре?

 — Друзья показали пять аккордов, а дальше я сам. Играю на семиструнной гитаре, на необычном, минорном строе. До сих пор что-то открываю в процессе сочинения — здесь я свободен от каких-то стандартов. Порой легче изобрести новое, нежели идти по чьим-то следам.

— В студенческие годы приходилось исполнять что-либо, помимо авторской песни?

 — Была у нас институтская народная, звалась «Дубинушкой» (напевает):

Тот, кто физиком стал, тот

грустить перестал,

На физфаке не жизнь, а

малина.

Только в физике соль,

остальное все — ноль.

А филолог и химик дубины.

Эй, дубинушка, ухнем.

Вот уж ночь настает, а

студент все не спит.

Над конспектами гнет свою

спину.

Сто экзаменов сдал,

реферат написал,

А остался дубина дубиной.

Деканат весь гудит, сам

декан говорит:

Неприглядна ученья

картина.

Мы на это плюем, мы

уверены в том,

Что и сам он большая

дубина.

Декан пел вместе с нами и смеялся от всей души, как нам тогда казалось. Но потом «гайки закрутили».

— Лично вас сильно сдавливали «закрученные гайки»?

 — По гороскопу мой знак Рыбы, и я обладаю способностью, когда давят, ускользать. Но помню, как в Институте органической химии, где я работал, ко мне был прикреплен мой ровесник, член КПСС. Видимо, ему задание было дано такое: привлечь меня «в ряды». Я отнекивался, говорил, что не достоин, а он твердил, что достоин и еще как. Приблизительно год он меня мучил, но с заданием партии так и не справился…

— Где и с кем дружили, когда были молодые?

 — С Зиновием Гердтом, к примеру, познакомились благодаря общей любви к авторской песне. Зяма — так все близкие называли Гердта — полжизни проработал в театре имени Образцова. Как-то мы с Татьяной там выступали. Зяма сказал нам жуткий комплимент: «Когда вы пели, запахло искусством». Теперь я понимаю, что в его устах это была высочайшая похвала. Потом у нас появилась счастливая возможность общаться с ним на турбазе московского Дома ученых. Там, среди докторов наук и академиков, находились также почетные люди: Булат Окуджава с супругой Ольгой и сыном Булей, Виктор Берковский, Александр Ширвиндт. Это была удачная попытка на 24 дня построить утопический коммунизм. Конец 70-х и все 80-е… У нас своя кухня, повара, сплошь интеллигентные люди. Единственная капитальная постройка — столовая. Все мы жили в палатках, спали на раскладушках. Когда Зяме с Ширвиндтом выпадало дежурство по столовой, это был просто фейерверк. Они изображали из себя половых: полотенце через руку, чего изволите, господа, шутки-прибаутки. Потом мы образовали под сосной и открытым небом кафе «Вечерний звон». После ужина все непременно собирались именно там: канделябры, люстра, сделанная из колеса телеги, в него свечки вставлялись. Булат, брал в руки гитару… Ну и, конечно, отрывались, выпивая. Как-то все пошли по грибы, а мы с Зямой остались и распевали джазовые стандарты, не замечая времени. Грибники вернулись, а мы все пели.

 — Мы были глупыми, не понимали тогда, как нам повезло, — говорит Татьяна. — Легкомысленно относились к многочисленным встречам… Окуджава, Левитанский, Самойлов — люди, прошедшие войну. Когда они уходят, образуются огромные пустоты. Они знали, почем фунт лиха, что такое честность, как устоять перед соблазнами. Они — соль земли. И мы счастливы, что прикоснулись к ним.

Они знали, как красиво выпить (улыбается). Всегда в их доме была водочка, селедочка, картошечка. Но это было просто сердечное застолье. Нам Юлий Ким рассказывал, как Давида Самойлова одолевали графоманы. Пронюхали: если придешь с бутылкой водки, то у поэта настроение поднимается. Давид звал Юлика: «Приходи, бард заявится сегодня». Открывал дверь и провозглашал: «К нам пришел хороший человек». Это означало, что гость бутылку принес. Или: «К нам пришел очень хороший человек» — значит, пришел с двумя бутылками. Но при этом всегда был честен — в лицо все говорил прямым текстом. Они понимали толк в шутках и иронизировали друг над другом. Мы любим вспоминать рассказ покойного Зямочки Гердта о его любимой теще Шуне — Шустовой Тане. Представляете, у Зямы, человека с абсолютным слухом к шуткам, была теща, напрочь лишенная чувства юмора. Просто Шуня была таким высоким, чистым созданием, что во все верила.

Вот рассказывает Зяма анекдот о человеке, пришедшем в аптеку и попросившем продать десять граммов цианистого калия. Провизор, разумеется, требует рецепт, а посетитель отвечает: «У меня только портрет тещи». Все смеются, а Шуня пригорюнилась. Зяма спрашивает: «Что, Шуня?» Она: «Бедный. Теща такая страшная, что он решил отравиться?» Зяма ей: «Да нет! Это он ее хотел отравить». Шуня удивленно: «Да? А что же он тогда не принес рецепт?»

Помнится, Зяма рассказывал о своем приезде в Одессу. Тогда только-только рухнул Союз. На улице Зяму встретил большой украинский мужчина и в восторге принялся толкать длинную речь на украинском языке. Зяма, склонив голову набок, очень терпеливо его выслушал, а потом сказал: «Вы знаете, единственное, что я вам на это могу ответить, — шолом».

«Госконцерт много лет уговаривал нас оставить науку, но мы не соглашались — дорожили личной свободой»

 — Гитару в руки я взял лет в пятнадцать благодаря Окуджаве, — говорит Сергей. — Услышал его с магнитофонной ленты, и у меня возникло жгучее желание исполнить это самому себе, друзьям. А на физфаке я попал в атмосферу всеобщего сочинительства. Почему-то естественники тогда были особенно талантливы. Однажды мне попался сборник стихов Иосифа Уткина. Мама долго не могла поверить, что музыку сочинил я сам.

— Как удавалось совмещать занятия наукой с концертами?

 — Это у меня было так же естественно, как, скажем, дышать. Физики выпивали, брали гитары и пели. Стремились понравиться девушкам. Я, если честно, и не думал тогда, что это всерьез. Помимо игры на гитаре увлекались преферансом. Могли до утра засидеться. Выигрыш тратили в основном на пиво. Первый раз вышел на большую сцену в Доме культуры МГУ в 1963 году. У меня уже были две свои песни — на стихи Иосифа Уткина «Ночь и снег, и путь далек на снегу покатом…» и на стихи Крылова — «Белые тихие вьюги…» Такого успеха у меня в жизни больше не было. Тогда же был приглашен на Центральное телевидение в прямой эфир. Я даже оглянуться не успел, как стал народным героем. Когда же мы с Татьяной начали петь совместно, нашей первой сценой также был этот Дом культуры.

 — Мы оба защитили кандидатские, но гитара и песня для нас уже давным-давно не хобби — вторая профессия, — говорит Татьяна. — Скажу откровенно, Госконцерт много лет уговаривал нас оставить науку. Говорили: вы будете как сыр в масле кататься. Но мы сознательно не уходили, поскольку дорожили личной свободой и независимостью: пели, что хотели и где хотели, хоть это и отражалось на нашем материальном положении.

— «Иронию судьбы», где звучат ваши песни, зрители смотрят уже более 30 лет.

 — Есть там эпизод, когда Женя Лукашин (Андрей Мягков) трезвеет и чувствует себя неловко. Увидев гитару, он говорит: «Сейчас я вам спою, правда, пою я не очень хорошо», — вспоминает Сергей. — Не очень хорошо он поет моим голосом (смеется).

— Не менее известна песня «Александра» из фильма «Москва слезам не верит».

 — Этот фильм был переведен на французский язык, — говорит Татьяна. — Французские актеры, имитируя наше исполнение, спели эту песенку. Стихи написали Дмитрий Сухарев и Юрий Визбор.

 — Музыкальное сопровождение к ленте создавалось, когда она уже была практически готова, — дополняет Сергей. — После монтажа у режиссера Владимира Меньшова встал вопрос о музыке, и музыкальный редактор «Мосфильма» Нина Бланк порекомендовала меня. Я сразу подумал о нашем друге, поэте Дмитрии Сухареве, который «озвучил» стихом лейтмотив фильма, придумав «Александру». Поначалу режиссер опешил, ведь героиня Катерина. Причем здесь Александра? Потом он понял, что это действительно удача, ведь у героини рождается девочка. Проходит 20 лет, и мы видим юную москвичку, которую зовут Александра. Музыки к стихам было шесть разных вариантов. Я их показывал и Татьяне, и родственникам. И в конце концов появился последний вариант, тот, который вы все знаете.

«Татьяна буквально за версту чует фальшь. И я ей доверяю»

— Доводилось слышать, что с песней «Под музыку Вивальди» из фильма «Почти смешная история» связана какая-то…

 — …совершенно верно, необычная история, — вспоминает Татьяна. — В 1978 году мы случайно встретились со знаменитым французским дирижером и композитором Полем Мориа. Он был на гастролях в Москве, и мы, как бы заполняя паузу, исполнили на его концерте несколько песен. Одну из них Мориа увез с собой в Париж, а буквально через два месяца вышла запись «Под музыку Вивальди». Поль Мориа сделал великолепную инструментальную ее версию.

— Ваша популярность пришла не за счет коммерции и эстрады. Но как зритель узнает о том, что у Никитиных появилось что-то новенькое?

 — Если мы утром исполнили новую песню, ночью она появляется в интернете, — констатирует Сергей.

 — Сейчас как-то исчезла интеллигенция, и авторская песня движется в сторону «опопсевания», — рассказывает Татьяна. — От попсы все устали, изголодались по хорошим стихам, поэтому люди хотят слышать именно авторскую песню. Кроме того, за годы выступлений мы смогли вырастить публику, которая знает правила нашей игры. На заре деятельности Аллы Пугачевой серьезные менеджеры делали «скрининг» тех песен, которые имели успех у публики до нее. Алла Борисовна взяла несколько текстов, которые уже пелись Сергеем. Например, сонет № 90 Шекспира. Потом она рассказывала, что ее слушатель пришел в библиотеку и спросил книгу сонетов Шекспира. У нашего зрителя совершенно другой уровень развития.

— Эльдар Рязанов как-то сказал, что в вашей паре Татьяна идеологическое начало, а Сергей — в большей степени творческое.

 — Действительно, иногда говорят, что я идеолог, — улыбается Татьяна. — Но я без Сергея никто. Хотя влияю на какое-то направление, общий стиль, на выбор стихов для песен.

 — У Татьяны потрясающая интуиция, чутье, — говорит Сергей. — Она буквально за версту чует фальшь, когда я иду в неверном направлении. Иногда не может сформулировать, что же ей не нравится, и говорит: чувствую, что не туда. Я доверяю ей.