В Художественном салоне Полтавы открылась необычная фотовыставка заслуженного художника Украины известного портретиста Николая Подгорного под названием «Изъ семейного альбома», в которой собраны фотографии его предков, сделанные еще в XIX веке
Старославянский предлог «изъ» как нельзя лучше передает сущность представленных фотопортретов. Он вполне соответствует духу того далекого времени, которое запечатлено на снимках. На них милые детки в рюшечках на бархатных костюмчиках и в белых ботиночках с кнопочками и пряжечками. Дамы с красивыми умными лицами в вычурных платьях. Мужчины, как будто из булгаковских романов, — с ухоженными усами и в шляпах…
— В советские времена шляпа на голове мужчины очень многих раздражала, — говорит 67-летний Николай Подгорный. — Когда в 1960-е я выходил в город в этом головном уборе, нередко слышал за спиной презрительное: «Ишь ты, какой интеллигент…» То есть простой народ на генетическом уровне чуял в интеллигенции своего классового врага. И поэтому так непросто сложилась судьба людей, фотографии которых у меня сохранились…
Один из художников, присутствующий на открытии выставки, заметил: «Вам повезло — у вас вон какие родственники были, а у меня в роду одни селяне, их никто не фотографировал…»
— Да, мои предки были учителями, врачами, офицерами, священниками, — говорит Николай Васильевич. — Я из семьи репрессированных и помню другую жизнь, отнюдь не блистательную. Долгое время у нас не было собственной квартиры, потому что в 1937-м ее у бабушки отобрали. С мебелью, с документами. Слава Богу, не расстреляли. Мы жили в развалинах, на которых вместо крыши лежал натянутый старшим братом толь. А когда у нас, наконец, появилась собственная квартира, в ней стояли казенные стулья с алюминиевыми номерками — их, списанные, взрослые могли взять по месту работы. Моя бабушка была учительницей, но после ареста деда ее выгнали из школы. Мама, Валентина Андреевна, вынуждена была скрывать, что ее отец погиб в 1937-м как враг народа. На историю нашего рода долгие годы было наложено табу. Только став достаточно взрослым, я понял, почему на многих семейных фотографиях вытерты отдельные лица и даже фигуры. Бабушка Маша, Мария Маркияновна Каменецкая, объясняла это без каких-либо комментариев: «Это 37-й год…» Мой дедушка, Андрей Васильевич Пясецкий, поляк по национальности, что тоже всячески скрывалось, в этом же году был расстрелян. В справке значилось: за контрреволюционную деятельность. В НКВД родным рассказали, что он умер в поезде. Андрей Васильевич служил священником. Первый раз его арестовали в 1933-м. В тот год страшная засуха обернулась неурожаем, что стало причиной голода. И дедушка провел молебен о том, чтобы пошел дождь. Увы, дождя не вымолил. За ним пришли из НКВД…
— Известна ли вам судьба детей на фотографиях?
— Один из этих мальчиков в кружевах — сын расстрелянного инженера, строившего мосты, которые до сих пор сохранились в Новосибирске, — так и не смог получить образования. До 70 лет работал сторожем. Однажды на объект, который он охранял, забрались воры и избили пожилого человека. Он попал в больницу. Через два дня умер. «Я знаю, кто это сделал, но их фамилий не назову», — сказал перед смертью. Люди, пережившие репрессии, боялись, что называется, собственной тени.
Несчастливо сложились и судьбы двух маминых сестер. Тетя Юля и тетя Вера работали учительницами в полтавской школе Ь 1 (ныне лицей). После расстрела отца их кто-то надоумил бежать на Донбасс, в Юзовку (сейчас Донецк), по приезде сказать, что документы, дескать, утеряны, и таким образом лишиться клейма детей врагов народа. Под чужими фамилиями, с вымышленными биографиями мои бедные тети, продолжая работать педагогами, прожили всю жизнь. Снимали жилье, поскольку боялись подавать заявление в горисполком на получение квартиры. Только за год до пенсии тетя Вера, работавшая завучем, получила (по должности полагалось!) однокомнатную квартиру, в которую забрала и свою сестру.
Еще раньше исторический ход событий решил судьбу бабушкиной сестры Александры. В 1914 году ее жених Кирилл ушел добровольцем на Первую мировую войну, потом воевал на стороне Белой гвардии. И не вернулся. Посмотрите на фотографию, какой красивой девушкой была наша бабушка Саша! Однако на все предложения мужчин отвечала категорическим отказом. Была однолюбкой. До конца своих дней она прожила в нашей семье. Именно благодаря ей и сохранились эти уникальные фотографии.
Художник сознается, что до сих пор не может прочитать признания в любви, которые посылал на обороте фотографий жених Кирилл невесте Александре. Неудобно как-то читать чужое, сокровенное. Зато несколько увеличенных и отреставрированных портретов молодых людей Николай Васильевич разместил рядом. Особенно красивы снимки, на которых они в национальных костюмах.
— Я бы советовал «новым украинцам» хорошенько приглядеться, как носится мужская вышиванка, — не без иронии замечает автор выставки. — Кирилл поверх нее, как и полагается, надевал сиряк (зипун). А многие современные борцы за национальную идею носят ее с дорогими заграничными костюмами.
Вспомнил Николай Васильевич забавный эпизод, который рассказала ему бабушка Маруся, связанный с братом советского наркома Анатолия Луначарского, Михаилом — актером Александрийского императорского театра в Санкт-Петербурге. В молодости Михаил Васильевич частенько наведывался к полтавским соседям в гости. Баба Маруся, готовясь встречать Луначарского, должна была приготовить либо двадцать котлет, либо двести вареников — артист отличался завидным аппетитом и не следил за фигурой.
— Неужели большинство представленных фотографий были сделаны одним из самых известных в царской империи фотографов Иосифом Хмелевским?
— А что здесь удивительного? На пересечении нынешних улиц Октябрьской и Комсомольской в Полтаве Хмелевский, обладатель «Пальмовой ветви» всемирной выставки в Париже, держал фотоателье, и любой желающий мог заказать у него портрет. Я как художник потрясен его работами и очень волновался, что после реставрации и увеличения старинные снимки утратят тот шарм, который был присущ им изначально.
Идею создать такую выставку я вынашивал давно. Мне важно было показать трагическую эпоху, которая отразилась на судьбе целого класса и всего народа.