Герой публикации «ФАКТОВ» афроукраинский сирота Илья Ромашов все-таки нашел новую семью. Но не в Украине, а в США, куда отправится жить нынешней осенью
…На маленькой потрепанной фотографии трое пацанов лет семи-восьми обнимают своего ровесника-негритенка. Компания веселится от души. На обратной стороне снимка корявым детским почерком нацарапано: «Украинцы с неграми братья навек». «Здесь я еще совсем маленький», — улыбается Илья Ромашов…
Илюше скоро исполнится 16, а знакомы мы чуть ли не половину его жизни. Когда-то журналистский интерес привел меня в Херсонскую школу-интернат для сирот. Поводом послужил спортивный успех необычайно талантливого паренька Жени Риворука, который так здорово играл в футбол, что на повестке дня тогда всерьез стоял вопрос о его зачислении в детско-юношескую школу подготовки донецкого клуба «Шахтер». У Жени даже прозвище было чисто футбольное — Зинедин Зидан. «Внешность у меня заметная, должны взять», — шутил, помню, подросток.
— Херсон — город небольшой, людей с темным цветом кожи на его улицах немного, а Риворук — негритенок, здесь ему будет непросто строить самостоятельную жизнь, — сетовал тогда Николай Рудя, директор школы-интерната. Еще и поэтому педагоги были очень заинтересованы, чтобы у мальчишки спортивная карьера сложилась счастливо. — Наш интернатский футбольный клуб — один из лучших детских коллективов в Украине, и в этом, конечно, Женина заслуга. Риворук уже сейчас играет не только за городскую юношескую команду, но и тренируется в местном взрослом профессиональном клубе.
Пока я слушала директора, из-за плеча Жени выглядывала еще одна удивительно симпатичная черная детская мордашка. Ослепительно белые зубы, тяжелый хвост блестящих смоляных волос, черные-черные глаза.
— А это подрастающее поколение, — подтолкнул мальчонку к журналисту Николай Рудя. — Илья Ромашов, знакомьтесь. Когда-то, возможно, его фотография украсит первые страницы спортивных изданий мира. Илюша Золотая Бутса — так одноклассники называют парня.
Публикация в «ФАКТАХ» о маленьких футбольных звездах из интерната для сирот привлекла тогда внимание читателей еще, наверное, и потому, что иллюстрирована была снимком, на котором в обнимку Женя и девятилетний Илюша. Уже на следующий день после выхода газеты в редакцию позвонила наша читательница из Луганска Елена. Волнуясь, она стала расспрашивать об Илье и сообщила, что хочет его усыновить. «У нас с мужем не может быть своих детей, а этот маленький африканец — такая куколка!» — восхищалась мальчиком женщина. В тот же день о намерениях Елены узнало руководство интерната. Вскоре женщина познакомилась с Илюшей, он съездил погостить в Луганск, вернулся сияющий. Понравились папа с мамой, хотелось поскорее поселиться в приготовленной специально для него детской комнате. Казалось, история вот-вот получит счастливое завершение и у Ильи появятся родители.
Однако через какое-то время Лена вновь связалась с автором публикации — в голосе слезы. «Мы с мужем уже оформили все необходимые бумаги, приготовились встречать Илюшу, и вдруг он… отказывается ехать к нам. Причину не сообщают. Что-то там, похоже, случилось. Может, вам скажут, в чем дело…» Отправляюсь еще раз уже знакомым маршрутом.
— Тут такая история… — вводит меня в курс дела Николай Рудя. — У мальчишки есть родной отец, который живет во Франции. Тот все время обещает ребенку, что заберет его к себе. Звонит раза три в год, не чаще. В изоляторе, который находится рядом со спальней Ромашова, установлен стационарный телефон, и ребенок со своих семи лет, когда поступил к нам, часами сидит на стульчике возле аппарата — ждет. Сердце болит смотреть на это. Ни гулять, ни играть не хочет. «Мне тут хорошо», — артачится, когда воспитатель пытается увести его к ребятам. Понимаете, у парня с отцом какая-то космическая связь: каждый раз, когда возникает ситуация, что Ромашова хотят взять в семью на воспитание, старший будто сердцем чувствует опасность. Тут же из Парижа раздается звонок. Если бы он хотел изменить судьбу мальчика, давно уже что-то предпринял бы. Но Илья верит, что папа приедет за ним, ждет звонка.
Шли месяцы, звонки из Луганска еще долго раздавались в редакции. Примерно через год Лена сообщила, что Бог послал им с мужем дочку. «Но это не значит, что мы отказываемся от идеи взять Илюшу, — уточнила женщина. — Если только мальчик надумает, будем рады, пусть приезжает. Дверь нашего дома для него всегда открыта».
— Я это знаю, — подтвердил Илья, когда мы вновь встретились. — Но в Луганск не поеду. Папа сказал, надо еще подождать. Он собирается пройти генетическую экспертизу, чтобы в суде доказать французским властям, что я в самом деле его родной сын. На это, конечно, требуется время, поэтому отец говорит: «Наберись терпения». Я дождусь.
О своей маме Илья ничего не знает: она отказалась от него в роддоме, увидев, что младенец темнокожий.
— В моем свидетельстве о рождении осталось только мамино имя — Татьяна, — хмурится мальчишка. — Из роддома я попал в дом малютки, оттуда — в детдом, а в семь лет меня перевели в интернат. Но когда исполнилось лет пять, в детдом приезжал мой папа. Он-то и рассказал, что никакой я не Илья, а Джонатан. Помню, папа прижимал меня к себе, подбрасывал высоко, целовал. Так запомнились его сильные черные руки! С ним тогда была белая женщина, его жена. Отец не очень хорошо разговаривает по-русски, но я его понимал. У них с той женщиной собственный дом в Париже и две дочки — мои сестры. Папа о себе рассказывал мало, на все расспросы отвечал: «Когда приедешь к нам, все сам увидишь». Когда я собрался в Луганск, он вдруг позвонил и, выслушав меня, закричал: «Ты что?! Не нужно никуда ехать. Отказывайся! Я тебя обязательно заберу!» Где-то под Херсоном живет бабушка Зоя, какая-то знакомая отца. Иногда она ко мне приходила, приносила конфеты и тоже все время повторяла: «Парень, не дури, у тебя есть семья в Париже, зачем тебе чужие папа-мама?» Уже давно Зоя не приезжает. Не знаю, может, она умерла.
Последние три года отец ни разу не звонил Илье.
— Я и раньше догадывался, что он врет, но так хотелось в эти обещания верить! — опускает голову Ромашов. — Теперь понимаю, что то были пустые слова.
Сегодня в жизни Ильи вновь наметились кардинальные перемены. В декабре прошлого года Ромашов с группой интернатских детей отправился в Америку.
— Поехали в США сразу 20 человек, — вспоминает подросток. — По христианской программе «Миссия Агапы». Приглашающая сторона предупредила, что разберут всех по семьям, в каждую по одному ребенку, а выбирали гостей по фотографиям. Мы разъехались по разным штатам, я попал в небольшой городок в штате Джорджия. Именно там живет негритянская семья Гвен и Бобби. Это уже немолодые люди, у них свои взрослые дети — 34-летний Шон и 19-летняя Эмми.
В большом доме Илье выделили отдельную комнату, хотя, как утверждает мальчик, фактически весь особняк целый месяц принадлежал ему.
— Эмми студентка, она учится в Атланте, Шон живет отдельно, дом практически пустой, — объясняет Илья. — Сначала мы общались с Бобом и его женой через переводчика, я плохо понимал английский. Но вдруг обнаружились способности к языкам — поднажал немного, и переводчик стал не нужен. Правда, первое время плохо получалось: мне говорят, а я будто с другой планеты.
Больше времени Илюша проводил с Гвен, она работает библиотекарем в школе. У Боба свой бизнес, так что мужчина уходил из дома рано утром, а возвращался за полночь.
— Самому скучно, и Гвен стала брать меня с собой в школу, — продолжает мальчик. — Я там читал книги, играл на компьютере, общался со сверстниками. В свободное время Гвен возила меня на экскурсии, показала диораму сражения времен Гражданской войны в США, дом-музей Маргарет Митчелл, которая написала роман «Унесенные ветром». Но больше всего мне понравился океанариум, он самый большой на планете. Еще под улицами центра Атланты расположен развлекательный комплекс «Подземный город». Я бы там дневал и ночевал.
А поскольку пребывание в Америке выпало на католическое Рождество, Илью буквально завалили подарками.
— Шон со своими друзьями пришли на праздничный обед, все меня поздравляли, — улыбается подросток. — Так весело было! Я научил их петь украинские песни и танцевать гопак. Потом мама повезла меня по магазинам: выбирай, говорит, что хочешь.
Илюша до сих пор не понимает, как получилось, что эту добрую женщину он назвал мамой.
— Само вырвалось, — будто оправдывается мальчик. — Гвен остановилась, как вкопанная, расплакалась и давай меня обнимать. Наверное, она обсуждала эту ситуацию с Бобом. На следующий день хозяин дома во время завтрака обратился ко мне так: «Сынок». И уже иначе они меня не называли.
Когда пришло время прощаться, Боб, Гвен и Илья отправились к фотографу — сделать снимок на память.
— Снимки были готовы, — лицо Ильи вновь расплывается в улыбке, — и они так подписали фотки: «Мы очень хотим, сынок, чтобы наш дом стал твоим. Папа и мама». Сердце чуть не выпрыгнуло из груди! Папа из Парижа больше десяти лет втолковывал мне, что въехать на жительство во Францию огромная проблема, но, оказывается, когда любишь, никаких преград нет.
— Одним словом, — говорит Николай Рудя, — чета американцев сейчас занята оформлением документов на усыновление Ромашова. С недели на неделю ждем сообщения об их визите в Херсон. Я бы очень хотел, чтобы в этот раз все получилось. Парень уже почти взрослый, еще год-два, и кому он будет нужен? Ни родных, ни дома. А без поддержки очень трудно сироте встать на ноги.
— Знаете, — делится сокровенным Илья, — как я себе представлял семью, вот у Гвен и Боба именно так. Будто тепло не от батарей идет — все друг от друга греются. Я раньше в Бога мало верил, а теперь все изменилось. Наверное, у Него на меня свои планы были, потому ничего и не получалось. А кроме того, всегда очень хотелось, чтобы у отца и мамы был такой же цвет кожи, как и у меня. Ну а вы как думаете? Разве это хорошо, если у белых родителей черный ребенок? В Херсоне нас, негров, частенько дразнят «черномазыми», «шоколадками». Просто мы на улице бросаемся всем в глаза. В Америке же все по-другому, там все время чувствовал себя в своей тарелке. Папа с мамой рассказывали, что афроамериканцам сейчас созданы даже более благоприятные условия, чем белым. При приеме на работу, если на одно место претендуют белый и черный, предпочтение наверняка будет отдано последнему. Не за его способности, а за цвет кожи. А то, не дай Бог, обвинят в расизме. Там этого боятся и мелкие работодатели, и крупные компании.
Илья до конца еще сам не понимает — это в нем отозвалась глубоко запрятанная генетическая память.
— Кому придет в голову усыновлять негритенка, когда полно беленьких сирот? — помню, жаловался мне Женя Риворук, маленькая звезда периферийного футбола. Он тоже мечтал найти родителей, но не получилось. Илье, похоже, повезло больше: уже нынешней осенью он собирается уехать в Америку.
— Да, жизнь в Штатах слегка отличается от украинской, — с видом посвященного авторитетно утверждает Ромашов. Он все лето усиленно зубрит английский, нетерпеливо приближая будущее. Даже любимый футбол забросил. — Что футбол? — пожимает плечами. — Английский — вот настоящий капитал!
— Илюша, а если сегодня вечером позвонит папа из Парижа? — задаю провокационный вопрос.
— Я сам об этом думал уже тысячу раз, — признается подросток. — Не поверю никаким обещаниям. Вырос и поумнел.
Мой юный собеседник долго-долго молчит и вдруг продолжает:
— Когда-нибудь, когда стану взрослым, я все равно его найду. Мы обнимемся. Не стану даже спрашивать, почему так долго не приезжал. Это уже будет неважно. Ведь к тому времени у меня будут другие папа и мама — Боб и Гвен.
Какая-то пронзительная грусть вдруг охватывает меня от этой встречи. Нашей, наверное, последней встречи с Илюшей…