Богдан Ступка 27 августа отмечает 70-летний юбилей. Известного актера через раз называют «гением», через два — «великим», а он отшучивается: «1 метр 78 сантиметров». Все превратности, способные одиозно отразиться на характере человека, на долю которого выпала такая громкая слава, его каким-то образом минуют. Народный артист СССР и Украины, художественный руководитель национального Театра имени Франко, лауреат престижных премий и наград в жизни — само обаяние, душа компании. Те, кто хоть раз сидел с ним за столом, уходят влюбленными в Богдана Сильвестровича. Однако освещенный иллюминирующий фасад — это для официальных делегаций и публики. За фасадом — схимническая келья с одному ему известными молениями и жертвоприношениями. Пост он не занимает, а соблюдает. Иначе не было бы его выдающихся ролей в театре и кино, которые останутся в истории не только украинского искусства.
— Богдан Сильвестрович, отдохнуть хоть удалось накануне юбилея?
— Ездил во Львов, встречался с родственниками, друзьями. Зашел в Театр имени Заньковецкой. Показалось, будто и не уезжал никуда. Рядом четвертая школа, где я учился — ее перестроили. Съездил на могилу к родителям в Куликов. В этом городке возле Львова я родился. Собрал своих родственников по маминой линии, на следующий день — родню по папиной. Поехал в астрономическую обсерваторию, где работал в 1959 году.
— Помните, какая из переменных звезд была постоянно любимой?
— Это поначалу интересно и романтично наблюдать звезды так близко. Позже относился к этому, как к обычной работе. Служба у меня была ночная. В клубе строителей я познакомился с девушкой. Хотелось на танцы с ней сходить, пригласить ее домой. Но у меня ночное дежурство. И я выскакивал на улицу, просил Господа, чтобы появились тучи. Более того, со временем я возненавидел звезды, потому что у меня были интересы на земле. В последний приезд на родину встречался с людьми из своего прошлого, многое вспоминал. И возникало ощущение, что ничего не изменилось. А потом думал: как хорошо, что я уехал.
— Конечно, хорошо. Не хватало, чтобы вы остались в обсерватории, а мы были бы без вас. Помните, как отмечали дни рождения в детстве?
— Когда учился в школе, приходили соученики, мама что-то готовила, все было достаточно скромно. Потом ходили гулять в парк, ели мороженое. Как сейчас помню, оно стоило 7 копеек.
— В вафельном стаканчике?
— Что ты! В бумажном — с палочкой. В вафельном стаканчике оно бы не стоило 7 копеек. Оно бы стоило 8 (смеется). Любил кататься на коньках. И на лыжах ходил. Во Львове мы снимали целый этаж в особняке: мой дядя Павел Крупник, оперный певец, и наша семья. В особняке жили три сестры-польки, у которых я в кладовке нашел лыжи. Ходил кататься на Кайзер вальд — Цесарские горы, научился там прилично ездить. В то время все хотелось познать.
— Вы, кажется, на сцену выходили еще до того, как на актера пошли учиться?
— Мой дебют состоялся в 13 лет. На львовской сцене, но в спектакле московского Театра имени Станиславского — в «Днях Турбиных». Отец пел там в хоре, а я играл гимназиста, кричал что-то за кулисами. Потом меня заметил режиссер и сказал: «Ты и твой приятель будете выносить гетмана Скоропадского на носилках». Помню, за кулисами ходил тогда еще никому не известный Евгений Урбанский, жаловался на судьбу, что зарабатывает только 70 рублей. Знаменитый «Коммунист», в котором он сыграл, был впереди. На сцене блистали Всеволод Якут, Ляля Гриценко (сестра Николая Гриценко), Евгений Леонов играл Лариосика. А познакомились с Евгением Павловичем мы уже после того, как я сыграл Тевье, на праздновании юбилея Соломона Михоэлса в Театре на Малой Бронной. Наш театр привозил туда отрывок из «Тевье-молочника». Леонов тогда вышел на сцену и подарил мне картину.
— В последние три года вы потеряли очень близких людей — маму…
— Может, я мало внимания уделял маме, но где бы ни был, всегда 27 августа летел к ней на день рождения. Мы с ней родились в один день. Моя мама Мария, а 28 августа — Успение Божьей Матери. Поскольку мама была по-настоящему верующей, мы очень чтили этот праздник. Наверное, я ее огорчал в жизни, в молодости был конфликтный, потом поумнел, слушал маму. Последние годы каждый месяц к ней ездил. Накуплю всякой всячины, дам деньги, а она их прятала, складывала «на похороны». Да ей ничего и не нужно было. Не захотела переезжать в Киев, делать операцию на глазах, сказала: «Что должно быть, то пусть и будет».
С какой осанкой она сидела, когда гости приходили — не видела, но держала себя достойно. О чем-то говорят за столом, она слушает, потом скажет, что в «Евангелии от Матфея» об этом написано то-то и то-то. И все — в десятку. Кровать, на которой спала, так ровненько заправляла — одеяло, пододеяльник, подушки, все было под сантиметр подогнано, чистенько. Ей было уже тяжело это в последние годы делать, она плохо видела и тратила минут 20, чтобы кровать заправить. Но делала это каждый день. Однажды я утром приехал и хотел помочь маме с постелью, так она меня поправляла: «Не там, не то». Так все сложено в ее комнате и осталось, я ничего не тронул. Даже картину над кроватью, которая упала, когда мама умерла. Как перевернулась, так и осталась у стены. На ней изображен храм. Мама всего месяц до 95 лет не дожила. Она не умерла, а отошла — не каждый заслуживает у Господа Бога такую смерть.
— У вас трое внуков. Между старшим и младшим большая разница?
— Двадцать лет. Младшему Богданчику четыре года, Устинье двенадцать, а Димке 24. Все они меня называют Бодей. С Богданчиком я пока не наладил дружбы. Жду, когда подрастет, тогда он будет мой. А сейчас он очень любит играть.
— Да ведь и вы это дело любите.
— Да, я люблю игру, разные провокации. У меня безудержная фантазия. Помню, когда-то мы ехали по серпантинам Черногории с Борей Хмельницким, Иваном Миколайчуком и Ларисой Кадочниковой, тогда Юрий Ильенко снимал «Наперекор всему». Я сидел слева, смотрел в обрывы, и на меня вдруг накатил страх. Я уже представил себе, что выпал из этой машины, увидел себя раздавленным, в крови — и мне стало так плохо, что я попросил остановить автомобиль. Ильенко посмеялся: «Наверное, вчера выпил лишнего, поэтому тебе дурно». А я стеснялся сказать правду. Может быть, эти фантазии родом с войны, ведь в раннем детстве я видел убиенных, повешенных, запекшуюся кровь… Помню, как пришли немцы, а советская армия их потом выгнала. Как лежали на улице убитые молоденькие солдатики с пушком на губах. Как от взрыва бомбы сгорел наш дом. Мы снимали хату рядом с НКВД, который тогда искал бандеровцев. Наши дворы были через забор, возле которого складывали привезенные трупы. И в дырку от сучка я видел нос, глаз, слипшиеся волосы…
— Жуткие воспоминания…
— Эти картины остались в памяти на всю жизнь. Страх меня преследовал очень долго, пока не отмотал его причину к исходной точке, лишь тогда наполовину избавился от преследовавших меня ужасных сцен. С ранних лет я, как зверь, лез в драки и всегда получал. Вечно меня били так, что потом по две недели лежал с примочками. Но раны и синяки меня не останавливали. Наверное, это тоже было преодолением страха — важно было доказать себе, что не боюсь. Потому что такие картины глубоко врезаются в подсознание и рождают разные фантазии. Я многое себе представляю. Правда, сейчас меньше занимаюсь фантазированием, что очень плохо. Потому что это место (стучит по голове. — Авт.) реалистическое, конкретное. А начал читать хорошую книгу, опять пошли фантазии, точные ассоциации. Иногда столько нафантазирую и разрисую, что меня потом спрашивают: «Чего вы так переживаете?»
— А книгочей вы с большим стажем?
— У меня со школы была сильная тяга к чтению и книгам. Если удавалось сэкономить какую-то копейку, всегда покупал книжку. Обожал также кино. Помню, в 14 лет проник на фильм «Возраст любви» по Ги де Мопассану, куда до 16 лет не пускали. Я вставал на цыпочки, чтобы казаться выше, пристраивался за высоким товарищем и по нескольку раз смотрел все трофейные фильмы: «Индийская гробница», «Тарзан», «Бродяга». Не могу сказать, что в молодости был таким уж хорошим отцом и вел воспитательные беседы, но у Остапа тоже большая тяга и уважение к книгам. Помню, когда он учился в школе, мама однажды ему что-то подчеркнула на странице, так у него слезы навернулись: «Мамочка, что ты сделала с книгой?!» Сын до сих пор любит пропадать в книжных магазинах. А моя жена Лариса очень любит мемуары, особенно воспоминания великих актеров. Ей интересны их судьбы и творческие биографии. У нас семья читающая.
— С интересом слушала, как вы однажды говорили о земле как о живом существе. Чем рождена такая персонификация?
— Все мы вышли из земли и в землю вернемся. Только очень уж оторвались от ее законов, свои придумали. Думаю, они с природой не согласованы. Мы над нашей планетой в прямом смысле издеваемся. Газ выкачиваем, нефть, минералы гребем, деревья гектарами уничтожаем. Земля под нами провалится когда-нибудь. Наверное, так уже было. И вновь произойдет, если ничего не хотим осознать. Опять придется начинать с примитивного общества, учиться говорить, причесываться. А все потому, что Бога в сердце нет. Любви мало, много стяжательства.
— Среди ваших ранних картин, помимо «Белой птицы с черной отметиной», классикой стали «Дети солнца» Леонида Пчелкина. Как работалось с Иннокентием Смоктуновским, с которым вас в последние годы сравнивали?
— Интересно и поучительно. Смоктуновский — великий актер. Но случались у нас разные моменты, например, на озвучивании. Мы сидели в студии втроем: я с Аллой Сергеевной Демидовой и Иннокентий Михайлович Смоктуновский в углу. У меня что-то не получалось, и он встал: «Давайте я покажу, как надо озвучивать этот кусочек». Я говорю: «Боже сохрани, Иннокентий Михайлович! Вы сделаете лучше меня, но это будет ваш Чепурной, а не мой». Алла Сергеевна взяла мою руку и молча крепко стиснула. Поддержала меня, значит.
— На что полезное тратили гонорары в последнее время?
— Купил машинку — «Ауди». Мы ее с Остапом выбирали. Когда появляются провокационные мысли самому понажимать на педали, я их отгоняю. Не хочу. Я не вожу, Остап водит. А меня водитель или внук Дима возит. Хорошо ездим.
— Далеко? Путешествовать любите?
— Я так настранствовался благодаря кино, что лишний раз срываться с места не горю желанием. Где я только не бывал: в Австралии, Южной Африке, Канаде, Америке, на Аляске, во всех европейских странах.
— В сегодняшней жизни человека мало чем можно поразить. Вас что-то удивляло в последнее время?
— Многое. Меня не удивляет, что скоро полетят на Марс — пусть себе летят. Прихожу в недоумение от поведения людей. Ведь человек за несколько тысячелетий стал не лучше, а хуже. Я всегда интересовался людьми, тем, какие поступки они совершают. Заметил: чем гениальнее человек, тем он проще в жизни. Мудрый режиссер, например, никогда не кричит на актеров. Наоборот, всегда их поддерживает и дает надежду. За последние годы многих интересных людей узнал. А через человека можно познать мир.
Как сообщали fakty.ua, Виктор Янукович присвоил художественному руководителю Национального академического драматического театра имени Ивана Франко, народному артисту Украины Богдану Ступке звание «Герой Украины».