День шахтера как профессиональный праздник, отмечаемый в последнее воскресенье августа, оказывается, «заработали» вовсе не мужчины
Женщины, которые после Великой Отечественной войны восстанавливали шахты Донбасса, в 1961 году были переведены на «нелегальное положение», а в 1966-м окончательно выведены на поверхность и… забыты. «Шахтерочки» (так их называли) в большинстве своем сейчас влачат жалкое существование на мизерную пенсию. Даже памятника им так и не поставили, хотя профессиональный праздник горняков, который с 1948 года отмечают в последнее воскресенье августа, по мнению историков, «заработали» именно женщины.
— Забойщиц, которые добывали уголь, уже нет в живых — я много лет искал в Луганской и Донецкой областях и не нашел ни единой, — утверждает бывший шахтер, а ныне собкор всеукраинской шахтерской газеты «Сбойка» Юрий Иванов, который посвятил 30 лет увековечиванию памяти женщин, восстанавливающих Донбасс после войны.
— Первую женскую бригаду моя тогда 18-летняя мама собрала в 1943 году на шахте Ь 19-20 (в Горловке Донецкой области) — сразу после того, как Донбасс освободили от фашистов, — рассказала Елена Ломонос, младшая дочь легендарной забойщицы Марии Гришутиной-Ломонос. — За три года своего существования бригада дала 55 эшелонов угля уральским заводам, выпускавшим боевую технику для фронта. По призыву «Девушки, в забой!» были созданы 20 женских бригад забойщиков, которые соревновались между собой, и бригада моей мамы все эти годы удерживала переходящее Красное знамя.
Работали женщины обушками, иной раз ползком, полулежа: если пласт был невысоким, выпрямиться было невозможно. Тем не менее этим самым обушком давали минимум по две нормы в смену — за себя и за ушедших на фронт отца, мужа, брата. А к Новому, 1944-му, году, девушки обязались давать по пять-шесть норм в смену. Зимой 1944-го Мария Гришутина установила рекорд: за смену нарубила 40,6 тонны угля — 11,5 нормы. 19-летняя девушка, конечно, не «дотянула» до рекорда Алексея Стаханова, который в ночь с 30 на 31 августа 1935 года добыл за смену 102 тонны угля — 14 тогдашних «мужских» норм. Но Стаханов работал отбойным молотком, а двое его напарников крепили за ним выработку и убирали добытый уголь.
— Моей же маме помогал крепить выработку ее отец-инвалид Семен Гришутин, убирала уголь девчонка-насыпщица, — вспоминает Елена Ломонос. — Дед был травмирован в шахте еще до войны, и его даже на фронт не призвали. Подлечившись, он работал сапожником, растил с мамой девятерых детей: троих дочерей и шестерых сыновей. Но после войны снова полез в шахту и дочь с собой позвал — больше добывать уголь было некому. Мужчины стали возвращаться в забой с фронта лишь в 1947 году.
Узнав о рекорде Гришутиной, 70-летний(!) бывший забойщик макеевской шахты «Грузская» Иван Олейников вместе с тремя дочерьми и сыном снова отправился добывать уголь. Земляк Марии, танкист из Донбасса, прикрепил вырезку из газеты на башню своего танка. И на собрании, в перерыве между боями, однополчане постановили: «Бить проклятого врага так, как крушит угольный пласт Мария Гришутина».
— Первое время, когда еще не были восстановлены стволы взорванных и затопленных шахт, в подземку на глубину 150-200 метров опускались по деревянным лесенкам через шурф — это дыра в земле — как теперь ходят в нелегальную копанку, — рассказывает Елена Ломонос. — Тем же путем поднимались обратно после смены, стараясь прихватить с собой домой хоть немного угля для обогрева жилищ. Шахтной бани не было, одежду, в которой работали, сами себе покупали, сами же дома и стирали. Смена длилась не 6-8, а 10-12 часов. И не всем удавалось вернуться домой. Гибли женщины в шахте точно так же, как и мужчины. Мама стала седой в 22 года — после того как трое суток просидела под завалом, куда попала вместе со всей своей бригадой. Девушки давали знать о том, что живы, постукивая обушками по угольному пласту. Тогда, к счастью, всех их спасли.
В 1943-м работали без выходных и отпусков, получая за каторжный труд пайку хлеба. Правда, для подземных рабочих (и для работников горячих цехов металлургических заводов) пайка была «аж» 1200 граммов хлеба в день, а для тех, кто работал на поверхности — 300-400 граммов. За рекорды премировали отрезами ткани на платья. Деньгами зарплату стали давать только в 1944 году — когда шахты Донбасса уже более-менее подняли из руин.
— Да сколько было той зарплаты? — сокрушается Пелагея Петровна Шульц-Шаренко, которая 19-летней пришла на шахту № 19-20 в январе 1944 года. — Я получала 60-65 советских рублей. Работала и провожатой, и подгонщиком вагонеток, позже — машинистом электровоза. Хотя подземным стажем никакой надбавки к своей пенсии не заработала. Моя единственная льгота — 50-процентная скидка на оплату коммунальных услуг, дана мне как участнику войны. А вагонетки подгонять под лаву ведь тоже нелегко. Упрешься горбом в вагонетку и толкаешь. За смену нужно было подогнать около 100 вагонеток: порожняк — под лаву, и обратно с углем — под ствол.
Работая лишь обушком, женщины-шахтеры давали в смену от двух до шести норм
Перехватив мой изумленный взгляд, тщедушная собеседница, ростом около 145 сантиметров, начинает… оправдываться: «У нас же тогда вагонетки не трехтонные были, а однотонные, и расстояние между лавой и стволом — не больше километра, в смену женщин 10-12 опускались». К сведению: порожняя шахтная вагонетка весит 200-250 килограммов, груженная углем — 1-1,2 тонны, а породой (она более тяжелая) — до 1,6 тонны! В 1959 году мою собеседницу вывели на поверхность по инвалидности — женщина заработала себе хронический полиартрит. А на поверхности ей платили вообще копейки.
Девушки из Западной Украины, России и Белоруссии ехали на Донбасс — «добывать уголь для Победы». Бывало, травмировались, гибли. Но в шахту лезть не боялись. «В войну, «под немцем», страшнее было», — уверена Пелагея Петровна.
— Когда я пришла, нас в шахту уже в клети спускали, но горячей бани так и не было, и боты со спецовкой тогда еще не выдавали, ходили в своих резиновых калошах — чунях, — вспоминает пенсионерка. — Вылезешь из шахты, под холодной водой ополоснешься, портянки скинешь, наденешь стеганую фуфаечку, да платочек матрешкой повяжешь (это было модно) — и в тех же резиновых чунях на танцы бежишь. А на танцах, как и в шахте, — одни бабы. В санатории, куда в 50-е годы нам стали давать путевки, то же самое, — бабушка смеется, показывая фотографию с курорта.
По словам собеседницы, женщины работали даже десятниками — то есть горными мастерами. А Мария Гришутина по окончании техникума стала первой на Донбассе начальницей добычного участка, руководила мужчинами. Ее участок, разумеется, «гремел» рекордами. С 1956 года Мария Семеновна в забой больше не спускалась: она вышла на пенсию в должности горного диспетчера шахты в 1970-м.
В то, что до основания разрушенный в войну Донбасс поднимется, за рубежом не верили: «Донбасс потерян… На его восстановление понадобятся десятилетия», — писала американская газета «Нью-Йорк Таймс». Но уже в 1945 году Донбасс давал угля больше, чем любой другой угольный бассейн СССР, в 1947-м был перевыполнен довоенный уровень добычи. В честь этого и был официально учрежден профессиональный праздник — День шахтера, который стали праздновать с 1948 года.
— Этот праздник «заработали» женщины, — уверен Юрий Иванов. — Изучая документы тех лет, я подсчитал, что в 1947-м на добыче угля работали минимум 48 процентов женщин, а на вспомогательных участках — все 80 процентов! Когда в 1953 году я пришел в шахту, на некоторых подземных участках трудились одни женщины! Будучи на практике, работал в бригаде дважды Героя Социалистического Труда Ивана Бридько, который командовал исключительно женщинами! Они лопатами плотно забивали пустоты выработок породой — бутили. Более каторжной работы не придумать!
Свою будущую жену мой собеседник тоже встретил под землей — она занимала должность заместителя начальника участка вентиляции. Там трудился только лишь слабый пол, который подходил к делу тщательнее мужчин. «Ни одна баба, отвечающая в шахте за безопасность, на уступки не пойдет!» — такой вывод сделал Юрий Иванов, работая горным мастером.
Еще с тех времен у моего собеседника родилась мысль увековечить память женщин, восстановивших промышленность Донбасса. Изучив документы, Юрий Иванов подсчитал, что после войны в горной подземке работали около 200 тысяч женщин. Медалью «За восстановление угольных шахт Донбасса» награждены 46 тысяч 300 человек, из них больше половины — «шахтерочки».
— С 1961 года реальные цифры стали скрывать, так как СССР присоединился к еще 70 странам, ратифицировавшим Соглашение Международной организации труда (от 21 июня 1935 года), где устанавливается запрет на работу женщин в шахтах, — объясняет Юрий Петрович. — Возможно, поэтому многие «шахтерочки» незаслуженно забыты. Такие, например, как баба Королиха, которая, спустившись в забой в 11-летнем возрасте — после гибели отца-горняка — связала с шахтой всю свою жизнь и вышла на пенсию в возрасте 87 лет в должности начальницы административно-хозяйственного комплекса.
Это имя гремело не только в довоенном и послевоенном Донбассе, но и в Казахстане, где во время войны Евдокия Федоровна Королева создавала женские батальоны навалоотбойщиц на шахтах Караганды и собственноручно добыла там девять эшелонов(!) угля. Вернувшись в Донецк, Королева заново отстроила и родную шахту № 30 (ныне закрытую), и еще многие здания в Кировском районе Донецка. Неграмотная бабушка-шахтер умерла в 1981 году, в возрасте 102 лет, в комнатке барака, которую ей выделили еще при царе…
«Баба Дуся» — так называл Королеву Никита Хрущев. Никита Сергеевич стал известным советским лидером отчасти благодаря этой женщине: в апреле 1918 года Дуся спасла ему жизнь! В стране бушевала гражданская война, захватившие Донбасс белогвардейцы выслеживали и уничтожали революционеров. Шахтерская вдова спрятала Хрущева и его соратника Петра Метеленко у себя в сарайчике для козы, в копне сена, а ночью по подземным шахтным выработкам вывела за поселок в степь.
После гражданской войны забойщица с подругами, имевшими опыт работы в шахте, обучала вчерашних солдат горняцкому ремеслу. Она же организовала отряды домохозяек поселка Рутченково, которые по ее команде вмиг мобилизовались на погрузку угля и леса, строительство общежития, дома культуры, библиотеки, больницы для горняков, приюта для сирот. Необразо-ванная горнячка добилась и открытия… трамвайного маршрута (ныне маршрут Ь 8), соединившего поселок Рутченково с центром города.
— Благодаря призыву этой женщины был построен не один детдом, — рассказал Юрий Иванов. — Эвакуированные дончанки и обученные ими горнячки-казашки передали из Караганды в только что освобожденный Донбасс львиную долю своих заработков, на которые в январе 1944 года в Чистяково (ныне Торез Донецкой области) был построен и содержался детдом для сирот и детей фронтовиков.
Евдокии Королевой официально насчитали 75 лет трудового стажа, из которых более 50-ти — под землей.
В честь Евдокии Федоровны названа лишь улица в Кировском районе Донецка, мини-музей Королевой «исчез» сразу же после перепродажи районного дворца культуры. А на стандартной табличке из нержавейки, установленной на могилке Королевой сердобольными пенсионерами-активистами, кроме фамилии, инициалов и даты рождения, нет ни слова о героической жизни женщины, которую прозвали Шахтерской Матерью. Да и саму могилу отыскать непросто…
— «Благодарные» потомки не нашли средств на достойный памятник почетному шахтеру Королевой, горбом заработавшей все правительственные награды, которые только существовали в Советском Союзе, и вырастившей не одно поколение знатных горняков, — возмущается Юрий Иванов.
А в Горловке нет ни памятника, ни улицы Марии Гришутиной. Не нашлось средств и на монумент женщинам, восстановившим Донбасс после войны, хотя камень на месте будущего памятника торжественно установили в центре Донецка в День Шахтера еще в 2007 году.
— Надевая шахтерские мундиры и ордена на праздник, мужики почему-то не вспоминают о том, что после войны места работы для них возродили из руин женщины, — с горечью говорит Юрий Иванов.