17 октября Герою Украины, известному поэту и общественному деятелю исполняется 75 лет
С Иваном Драчом мы встретились накануне его 75-летнего юбилея в Доме писателей. Герой Украины, знаменитый поэт, кинематографист и общественный деятель пришел на заседание Малой академии наук, посвященное творчеству Павла Тычины. Он признался, что очень любит бывать на таких мероприятиях, собирающих талантливых людей со всей Украины. А вот шумные собрания, устраиваемые в его честь, не особенно…
— Иван Федорович, признайтесь честно, вы любите праздновать день рождения?
— Я очень хочу… сбежать со своего юбилея! От всей суеты, шума и гама, которые обычно сопровождают подготовку к подобным мероприятиям.
— Кто же вас отпустит? Такая дата…
— Ничего страшного! В свое время поэт Николай Платонович Бажан поступил таким же образом. Он сбежал со своего 75-летия. Так что у меня есть хороший пример для подражания (смеется).
— И где же вы намерены спрятаться, если не секрет?
— Я пока не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю. Вот вы спрашивали меня, люблю ли я этот праздник. Сложный вопрос. Тем более накануне юбилея. Нужно о чем-то думать, подводить итоги, анализировать, что успел сделать, а что нет. Думать же ох как не хочется (улыбается). А вот творческими планами могу поделиться.
У меня масса задумок, часть из которых просто необходимо записать! Ведь я понимаю, что все это может уйти вместе со мной. А так хотелось бы, чтобы и другие люди знали о моих задумках. Некоторые из них очень сложны. Как, например, драма про жизнь и смерть композитора Николая Леонтовича «Тихая свечка». В 1921 году его убил агент ЧК. Напросился в дом к Николаю Дмитриевичу переночевать, а утром застрелил и ограбил его. Мне чрезвычайно тяжело об этом писать. А для того, чтобы работа пошла, нужно хорошо узнать поповский быт того времени. Ведь Николай Леонтович родился в семье сельского священника. И та атмосфера пока никак не дается мне в руки (улыбается). А еще я хочу написать о своей маме. Она была очень одаренной женщиной, знала много песен, рассказов… Чувствую перед ней вину за то, что до сих пор не написал так, как следовало бы.
Скоро увидят свет мой поэтический сборник «Сивим конем» и фотокнига «Каменные кресты от Одессы до Телижениц», в которой собраны стихотворения и фотографии на казацкую тематику. А недавно в издательстве «Мистецтво» вышла моя книга киноповестей «Криниця для спраглих».
— Именно так назывался ваш дебют в кино — фильм «Криниця для спраглих», который вы в 1965 году снимали вместе с режиссером Юрием Ильенко.
— Знаете, пять лет назад, на 70-летие, Юрий сделал мне символичный, особенный подарок. Где-то в селе он нашел сруб старого колодца, привез его в Киев и вместо трибуны установил на сцене зала, где проходило торжественное собрание, посвященное моему юбилею. Такая идея у Юры возникла как раз в память о нашей совместной работе над «Криницей для спраглих». За этой импровизированной трибуной мы с ним и вели вечер (смеется). Причем это оказалось неожиданным для нас обоих. Для меня — сам сюрприз, а для Юры Ильенко — что так здорово получится.
— И куда вы потом этот неординарный подарок дели? Поставили возле своего загородного дома в Конче-Озерной? Говорят, у вас там и настоящая японская беседка есть…
— Нет, Юрий увез криницу туда, откуда взял. Я до сих пор не знаю, где он ее раскопал… А беседка не японская — она лишь стилизована под восточный стиль и немножко напоминает пагоду. Правда, там действительно есть некоторые детали, привезенные из Японии. Для того же, чтобы сделать настоящую японскую пагоду, нужно иметь много денег и знания по национальной архитектуре. Ни того, ни другого у меня, к сожалению, нет.
Свой дом я очень люблю, почти все лето там провел. Правда, настоящим хозяином в Конче-Озерной считаю… Рекса. Это традиционная кличка для собак, живущих в нашей семье. Помню, первого Рекса в дом принесли сын и дочь. Они купили щенка овчарки на студенческую стипендию Максима и какие-то школьные деньги Марьяны.
В семье Драчей собак очень любят. Несколько лет назад Иван Федорович даже написал книгу «У королiвствi Рекса». Неимоверно трогательно читать: «І лише Рекс — але Рекс Другий. З Першим довелося розпрощатися отого клятого 1986-го Чорнобильского року. Захворiла мама. Нiкому було дивитися за собакою. Треба було комусь вiддати. Трапилась добра людина — мiлiцiонер, в якого батько був сторожем на м'ясокомбiнатi. Кращої ситуацiї вимагати було важко. З тяжкою душею ми попрощалися з Рексом Першим. Вiрнiше, цю церемонiю довелося справляти менi. Сiв я з ним у «Волгу» на заднє сидiння i раптово висiв. Рекс залишився з мiлiцiонером. Але на прощання менi сказав басом Гая Юлiя Цезаря: «I ти, Iване, Брут!»… Досi не можу забути його каштанових очей, сповнених презирства i нелюдського смутку. Вiр вам, людям, а ви, сволочi, зраджуєте, не як собаки! Довго не давали менi спокою цi вiрнi собачi очi. Аж за десять рокiв я зрозумiв, що без Рекса менi не прожити. I в розповнi великої туги я пiшов собi шукати друга i короля…»
— Иван Федорович, раз вы отдаете предпочтение жизни в загородном доме, то, наверное, и на земле работать любите?
— Обязательно! Вот до сих пор еще всю картошку не выкопал. Часть собрали, другая, думаю, до Рождества достоит (смеется.) Собрал немножко фасоли, а вот кукуруза, к сожалению, не выросла: солнца не хватило. Весной посеял привезенные из Одессы семена чрезвычайно интересного овоща — наполовину арбуза, наполовину тыквы. Кавбуз называется. Два плода растут. Вот жду, что же из этого получится.
— А готовить умеете?
— Салаты или борщи — запросто. А вот коронного блюда как такового нет. При случае, когда больше готовить некому, могу сам что-нибудь придумать. Например, недавно порадовал себя сырниками собственного приготовления, чего до этого никогда не делал. Попробовал — есть можно! Супруга, правда, так и не попробовала: ее в то время дома не было (улыбается).
— Иван Федорович, а чем вас радует жена в дни рождения?
— Она всегда готовит мне какие-то сюрпризы. Как-то подарила очень необычную свечку, к которой я даже близко подойти боюсь: такая она хрупкая, с очень красивым орнаментом.
— Любите красивые вещи? Читала, что у вас есть достаточно редкая коллекция тарелочек, расписанных карпатской мастерицей Павлиной Цвилык.
— Есть небольшая коллекция, пополнить которую, к сожалению, невозможно: работ Павлины Цвилык уже не найти. В свое время эти тарелочки принадлежали Михаилу Сенину — приемному сыну тогдашнего заместителя главы Совета Министров Украины. Сергей Параджанов, услышав, что коллекция продается, посоветовал мне: «Бегом собирай деньги, а если не хватит, то я помогу». Так я и стал ее владельцем.
— А где вы познакомились с Сергеем Параджановым?
— Работая в Киеве на киностудии Довженко, он услышал, что среди писателей-шестидесятников появился молодой и талантливый Иван Драч (улыбается). Помню, Параджанов как-то пригласил меня вместе с коллегами из кинематографического союза в гости. Тогда Сергей меня чрезвычайно поразил. Представляете, пришел на встречу удивительно красивый, элегантный, черноволосый мужчина с… огромным букетом роз. И каждому молодому шестидесятнику подарил по цветку. Я так укололся розой, что на всю жизнь запомнил эту встречу (смеется). Сергей Параджанов и Николай Винграновский были, можно сказать, моими крестными отцами в кинематографе: именно они посоветовали мне заняться сценариями.
— Какая из работ вам запомнилась больше всего?
— Пожалуй, «Каменный крест» режиссера Леонида Осыки. Сценарий фильма я писал по двум новеллам Васыля Стефаныка — «Каменный крест» и «Злодiй». Причем свел их воедино. Правда, до сих пор меня еще никто и не упрекнул в том, что я сделал главного героя «Каменного креста» — Ивана Дидуха — убийцей злодея, которого поймали селяне в другой новелле (смеется). Такая вот история была.
— Иван Федорович, во время нашей прошлой встречи вы рассказывали, что любите творчество чилийского поэта Пабло Неруды и японского новеллиста Акутагавы Рюноскэ. А каких авторов сейчас читаете?
— В свое время я не только читал и переводил стихи известного чилийца, но и написал пьесу «Зоря i смерть Пабло Неруди». Будучи в Чили, я сходил к нему на могилу и оставил там экземпляр своей пьесы. И в Японии поступил так же — на могиле Акутагавы Рюноскэ оставил его книгу в украинском переводе со своим предисловием «Мастер японской новеллы». Сейчас я с большим удовольствием читаю разнообразную латиноамериканскую прозу — от Варгаса Льйоса до Хулио Кортасара, итальянских прозаиков, например Курцио Малапарте, чье произведение «Капут» считаю одним из лучших документальных романов. Если же говорить о поэзии и поэтах, то, по моему мнению, ближе всех к идеалу находится Федерико Гарсиа Лорка. Он подобен Моцарту, который наиболее приблизился к идеалу композитора и музыканта. Я с удовольствием посетил бы родину Лорки — Испанию, где до сих пор, к сожалению, не был.
— Иван Федорович, несмотря на горячее стремление сбежать с собственного юбилея, принимать поздравления вам все же придется. Какие пожелания хотели бы услышать в этот день?
— Я бы хотел сказать не столько о пожеланиях, сколько о людях. Выдающийся украинский писатель и философ Григорий Сковорода считал, что Бог измеряется тем, кто с Богом дышит и думает. Так что хотелось бы доброты и порядочности от людей, которые мне будут что-то желать в день рождения.
— Внуков в гости ждете?
— Надеюсь, что увижусь с ними. В Киеве живет мой 13-летний внук — сын покойного сына Максима. Еще две внучки — шести и четырех годиков — живут в Чехии. Старшая уже может говорить на трех языках — английском, украинском и чешском, а младшая знает русский и английский.
— Часто с ними видитесь?
— С девочками видимся реже, с внуком — чаще. Знаете, поскольку мальчик растет без отца, я стараюсь быть с ним очень деликатным. Даже в каких-то сложных ситуациях пытаюсь поступать так, чтобы не усложнять жизнь нам обоим (улыбается).
— Иван Федорович, вы по гороскопу Весы. Соответствуете своему зодиакальному знаку?
— Я абсолютно взвешенный человек. Очень долго что-то решаю, выбираю, прикидываю. Но уж если начинаю делать, то меня сложно сбить с выбранного пути. С того, что я надумал и что мне эти самые весы навзвешивали (улыбается).
— Вас что-то может вывести из равновесия?
— Человеческая неблагодарность. Бывает, ты что-то делаешь, просто стараясь помочь, а все сделанное тобой вдруг трактуется совершенно иначе, с какой-нибудь ну очень неожиданной стороны. Вот это поражает!
— А чего не можете простить окружающим?
— Я из тех людей, которые прощают…