Ровно сорок дней назад ушел из жизни академик Петр Тронько
Петра Тимофеевича Тронько хоронили 15 сентября, в день 75-летия супружеской жизни. За месяц до смерти, отвечая на вопрос анкеты «ФАКТОВ» «Что такое любовь?», он признался: «Я женился один раз в 1936 году. Живу со своей Валентиной Ивановной счастливо до сих пор. Вот это и есть любовь».
Летом этого года супруга Петра Тимофеевича упала и сломала шейку бедра. Врачи настаивали на срочной операции. Узнав об этом, Петр Тимофеевич так переволновался за свою Валюшу, что с сердечным приступом оказался в реанимации Феофании. Здесь же, на втором этаже, лежала после операции Валентина Ивановна. Дочь Лариса разрывалась между матерью и отцом. О его смерти супруге до сих пор не сообщили. Врачи запретили: «Ни в коем случае! Вы что, хотите сразу двоих похоронить?»
Ларису Тронько я застала на даче в Конче-Заспе. Она только что вернулась из Феофании, где ее мать продолжает лечение.
— Как себя чувствует Валентина Ивановна?
— Спасибо, рентген показал, что кости вроде бы срослись, — рассказывает ученый секретарь Института автоматики Лариса Тронько. — Врачи разрешили ей потихонечку передвигаться с ходунками, но чаще маму все же возят в инвалидной коляске. Я никак не решаюсь сказать ей о смерти папы. Ведь родители прожили вместе 75 лет! Это даже больше, чем жизнь! За плечами у них остались и серебряная, и платиновая, и бриллиантовая свадьбы. А тут такое горе обрушилось! Одно спасение — моя 94-летняя мама забывается.
— Но ведь супруг ее не навещает…
— А мы выкручиваемся, говорим, что папа приходил, когда она спала, или уехал в командировку. Он действительно много ездил по Украине, а 1 сентября собирался посетить Харьковский университет. Возможно, мама думает, что папа болеет, и не хочет расстраивать меня расспросами.
*Лариса Тронько: «Все праздники мы отмечали в узком семейном кругу»
— Значит, вы с мамой, не сговариваясь, оберегаете друг друга. А история знакомства родителей вам известна?
— Папа влюбился в маму с первого взгляда! Она жила в Лебедине (Сумской области. — Авт.), работала в аптеке фармацевтом. А папу направили в этот город секретарем райкома комсомола. Родители поженились совсем молодыми, двадцатилетними. Через девять месяцев родилась я, а через год после меня — сестра Жанна.
— Где семью Тронько застала война?
— В Станиславе (сейчас Ивано-Франковск. — Авт.). Папа работал там первым секретарем обкома комсомола. В четыре утра, сразу после налета немцев, его вызвали в обком. Через пару часов папа позвонил маме и сказал: «Не волнуйтесь. Не надо ничего брать, возьми только детей и езжай к своим родителям в Лебедин».
Нас вместе с другими детьми и женами ответственных работников погрузили в вагон, прицепленный к товарному составу. Мне тогда исполнилось всего четыре годика, но я помню, как по дороге на эшелон налетели немецкие самолеты. Поезд остановился посреди кукурузного поля, мама схватила нас и бросила в кукурузу, сама легла сверху, а я кричала: «Самолетики, самолетики!..»
Спустя какое-то время папа написал маме в Лебедин: «Бери детей и беги дальше. Все может случиться…» И опять в товарном вагоне мы с мамой и двумя бабушками через Саранск добралась до Оренбургской области. В деревне Нижняя Павловка нас приютила баба Акулина, у которой была своя семья. Эти люди нас, по существу, спасли. К сожалению, холодной зимой в деревне началась эпидемия вирусного энцефалита. За одну ночь умерли моя младшая сестра и двое внуков бабы Акулины. Их и похоронили в одной могиле, поставив гробы один на другой.
А меня мама никому не доверяла лечить. Сказала: «Если и Лариса умрет, буду сама виновата». Я тогда совсем оглохла, ослепла, мама меня на русской печи все время держала и, как видите, вылечила.
— Отцовские письма с фронта у вас сохранились?
— Есть одна открытка с текстом песни «Синий платочек» на лицевой стороне. Помните, Клавдия Шульженко ее пела? Треугольники папа, наверное, маме адресовал. А нам с сестрой присылал открытки, в которых писал, как он нас любит и скучает. Надо будет эту открытку найти. Когда отдавала ее папе, он удивился: «Как она сохранилась до сих пор? Ведь столько лет прошло!»
— В интервью «ФАКТАМ» Петр Тимофеевич рассказывал, что в 7 часов утра 6 ноября 1943 года его машина (Петр Тронько был отозван из армии и утвержден первым секретарем Киевского областного и городского комитета комсомола) на понтонной переправе через Днепр пристроилась к трем легковым виллисам. Он въехал в освобожденный Киев вслед за Никитой Хрущевым, Георгием Жуковым, Мыколой Бажаном, Александром Довженко и Юрием Яновским.
— Через три месяца после освобождения Киева мы переехали к папе. Жили тогда на улице Ленина, 9, в квартире на четвертом этаже, а во время налетов прятались в бомбоубежище. Было страшно. По вечерам папа с мамой разговаривали о том, что немцы все еще недалеко от Киева, в районе Житомира. Но днем мы с друзьями играли на развалинах Крещатика, ловили там шпионов. Правда, дома я потом получала, ведь приходила вся перемазанная, с ободранными коленками…
— Папа вас наказывал?
— Отец ни разу пальцем меня не тронул. Я была папиной дочкой и везде ходила за ним хвостиком: на кинофабрику, где каждую неделю показывали новые фильмы, в театры. Даже на рыбалку и охоту ездила! Ведь папа был заядлым рыболовом и охотником! Но когда меня пытались разбудить на утренней зорьке, я накрывалась одеялом с головой и поворачивалась на другой бок.
В трудные минуты я обращалась за советом именно к отцу. Даже о своей первой влюбленности рассказала ему одному.
— Тем не менее по стопам отца-историка вы не пошли…
— Вы знаете, мама хотела, чтобы я стала медиком, а папа мечтал, чтобы его дочь училась на историческом. Но я предупредила родителей, что ни в мединститут, ни в университет (Национальный университет имени Тараса Шевченко. — Авт.) не пойду, и отнесла документы в КПИ на новую специальность «Автоматика и телемеханика».
— За границу вместе с отцом ездили?
— Запомнилась наша поездка на выставку «Экспо-67» в Монреаль. В составе украинской делегации был и чемпион мира по тяжелой атлетике Леонид Жаботинский. Его канадцы узнавали с первого взгляда и буквально на руках носили. А весил-то Леня 160 кэгэ!
Украинская диаспора встречала нас очень тепло. На концерте по случаю Дня Украинской ССР выступали наши звезды: Дмитрий Гнатюк, Юрий Гуляев, Евгения Мирошниченко. А когда трио бандуристок пело знаменитую песню-реквием «Кличуть «Кру-кру-кру, в чужинi умру…», все эмигранты рыдали.
— Какой праздник был самым значимым для Петра Тронько?
— Все торжества мы отмечали в узком семейном кругу, но святым для папы был, конечно же, День Победы. Он его с нетерпением ждал, готовился заблаговременно даже в то время, когда этот день не считался праздничным. 9 мая нам домой звонили с поздравлениями со всего Советского Союза.
И в этом году на 9 Мая я помогла папе надеть летную форму майора авиации со всеми наградами, чтобы он смог поехать к Вечному огню, подойти к монументу Матери-Родины, пообщаться с ветеранами и отведать солдатской каши. Идти в колонне ветеранов по Крещатику ему было уже не под силу. За праздничным столом папа с грустью сообщил, что почти все его боевые друзья уже ушли в мир иной…
— Всю свою жизнь — а это ни много ни мало 96 лет! — Петр Тронько следил за своим здоровьем…
— По пятницам мама с папой старались выбраться из Киева на свежий воздух, уезжали на дачу в Кончу-Заспу. Я ни разу не видела папу с сигаретой или пьяным. На свое 95-летие он выпил 20 граммов коньяка и был душой компании. Никогда не переедал. Любимое блюдо отца — рыба в любом виде, а также печеная картошка с кусочком сальца, соленым огурчиком или капустой.
Зато, сколько себя помню, он все время работал. Трудовой стаж отца составляет почти 80 лет! Папа любил говорить: «Треба плуга перти, а не хекати». Между прочим, на все вопросы о долголетии отец отвечал: «Моя мама умерла в 96 лет, и я не имею права жить меньше». Он умер ровно через три месяца после своего 96-летия.