Інтерв'ю

Вахтанг Кикабидзе: «Фрунзик Мкртчян очень не любил говорить о своем носе. Играя в театре Сирано де Бержерака, умудрялся длиннющий монолог о носах произносить за… 30 секунд»

0:00 — 6 липня 2010 eye 3191

Известному армянскому актеру, любимцу миллионов советских зрителей, исполнилось бы 80 лет

Пожалуй, в советском кинематографе не было актера с такой запоминающейся внешностью, как у Фрунзика Мкртчяна. В детстве Фрунзик был очень скромным мальчиком. Сверстники били его, а он не мог дать сдачи. Все изменилось, когда Мкртчян пошел в театральную студию Ленинаканского театра. Педагоги тут же увидели в своем ученике будущую звезду. После картин «Не горюй», «Кавказская пленница», «Мимино» актер стал знаменитостью.

«В фильме «Мимино» Фрунзик очень многое сам сочинял в кадре»

О своем друге Мкртчяне рассказывает известный актер и певец Вахтанг Кикабидзе.

- Вахтанг Константинович, правда, что у вас дома на стенке висит деревянная копия носа Фрунзика Мкртчяна?

- Да, журналисты из Еревана привезли. Копия по параметрам совпадает с оригиналом. Я так думаю (смеется). Кстати, Фрунзик не любил говорить о своем носе. Однажды я пошел к нему на спектакль «Сирано де Бержерак». В середине постановки у Фрунзика должен был быть огромный монолог о носах. Я с нетерпением ждал этого эпизода, но в исполнении Мкртчяна монолог продлился секунд 30, не больше. После спектакля я поинтересовался у Мкртчяна, зачем он так сократил классику, на что Фрунзик ответил: «Буба-джан, какому армянину приятно, когда долго говорят о его большом носе?»

- Помните, как познакомились с Мкртчяном?

- Это произошло на съемках картины «Не горюй». Меня удивило грустное лицо Фрунзика, который сидел в сторонке и ни с кем не общался. Показалось, что Мкртчян очень замкнутый человек, но стоило нам вместе поработать в кадре, как мое мнение изменилось. Актер буквально искрился юмором, нам было очень весело вдвоем. Я понял, что рядом со мной очень талантливый и хороший человек. Как потом узнал, с трагичной судьбой.

Во время съемок «Мимино» Фрунзик блестяще импровизировал. Сначала я думал, что его текст прописан в сценарии, а потом оказывалось, что это он сам сочинил в кадре. Когда снимали эпизод нашего танца в ресторане гостиницы «Россия», мы были прилично навеселе. А тут еще земляки Мкртчяна подзадорили его перед танцем: «Фрунзик, покажи, что армяне лучше танцуют, чем грузины. Сядь на шпагат и возьми платок с пола!» На репетиции Мкртчян совершенно спокойно проделывал этот трюк, но на съемках его заклинило. Сказался алкоголь. Режиссер Георгий Данелия начал отговаривать Фрунзика: «Не нужен тебе этот шпагат!» Мкртчян завелся: «Как это не нужен? Что, грузины хорошо танцуют, а армяне — нет?» Видя, что уговоры не действуют, Данелия попросил меня: «Когда Фрунзик будет садиться на шпагат за платком, подхвати его с пола». Так я и сделал. Фрунзик еще долго возмущался после съемок. Ему было неудобно перед земляками. Мкртчян очень гордился, что он армянин.

На следующий день я решил внушить Фрунзику еще большую гордость за соотечественников… Позвонил ему в номер в три часа утра: «Извини, что разбудил. Только что «Голос Америки» передал потрясающую новость для армян. В Ереване американские археологи нашли камень с надписью «500 лет армянскому комсомолу». Я стал ждать, когда Фрунзик будет смеяться, но он молчал. Наконец прорезался сонный голос: «Буба, дорогой, скажи, а археологи не могли найти этот камень часов в 10-11 утра, чтобы я мог отоспаться?»

После картины «Мимино» у меня и Фрунзика была бешеная популярность. Помню, идем мы с Мкртчяном по Еревану, вдруг раздается ужасный скрежет колес. Оборачиваемся, а сзади остановился автобус. Водитель вышел, пожал нам руку, сел в автобус и поехал дальше. Все хотели выпить с Мкртчяном, а он не мог отказать. Знаете, у каждого человека есть своя грань. Если ты выходишь за нее, уже себе не принадлежишь.

«Фрунзик был очень влюбчивым, и женщины отвечали ему взаимностью»

- Мне кажется, что все разговоры о трагичной жизни Фрунзика несколько преувеличены, — говорит друг Мкртчяна актер Сос Саркисян.  — Он от природы обладал потрясающим чувством юмора, буквально фонтанировал веселостью. Несмотря на свой некрасивый нос, был очень обаятельным. Что бы он ни делал в жизни или на сцене, люди неизменно смеялись.

С Фрунзиком мы впервые встретились в 1959 году. Это произошло в холле Ереванского театрального института. Увидев нос Фрунзика, я ужаснулся. Он был больше даже моего (смеется). Мы с Мкртчяном как-то сразу почувствовали что-то родственное друг к другу. Затем оба поступили в труппу Театра имени Сундукяна. Все артисты собирались у кулис смотреть, как Фрунзик играет. Это было потрясающе. Смех стоял до небес, зал всегда переполнен. В театре мы работали, как волы. После репетиций и спектаклей ходили гулять, часто сидели в ресторанах. И везде Мкртчян был в центре внимания. Любил рассказывать байки, блестяще пел (поет по-армянски: «Пусть разорвут меня волки, лишь бы мама не узнала».  — Авт. ). Это была его любимая песня… Он обожал свою маму. Эту необразованную женщину с очень сложным характером. Но, Боже мой, как она любила Фрунзика. Притом, что у нее было еще четверо детей, она не стеснялась при них оказывать Фрунзику немножечко больше внимания. Я часто бывал у них в гостях. Однажды за ужином мама Фрунзика наполнила до краев его тарелку борщом, а сверху положила самый большой кусок мяса, приговаривая: «В первую очередь моему сыну, а потом всем остальным». Фрунзик возмущался: «Мама! Не говори так!» На что она невозмутимо ответила: «Не твое дело!»

- Какие отношения были у Мкртчяна с отцом?

- Отец Фрунзика ушел к другой женщине, оставив его мать с пятью детьми. Так что поначалу у них были неважные отношения. Матери Фрунзика приходилось сложно: она работала уборщицей в столовой, детям приносила объедки со стола. Долго Фрунзик не мог понять отца. Хотя однажды признался мне: «Больше всего на свете я люблю и чту своего отца». Удивительно, правда?

- Что Мкртчяна могло вывести из себя?

- Он очень яростно реагировал на несправедливость. Гневался! Несмотря на то, что от природы был настоящий аристократ. В жизни матом не ругался, ни одного человека не обидел. У него было внутреннее благородство. Даже самое неприятное слово умел произнести с таким юмором, что никому не было обидно. Помню, снимались мы в картине «Мы и наши горы». По какой-то причине режиссер Генрих Малян некрасиво выругался в адрес Мкртчяна. Фрунзик улыбнулся и спокойно ответил: «Генрих, мы же репетируем! Что ты разошелся? Все будет хорошо». Конфликт был исчерпан. Более того, после очередного эпизода Генрих стал на колени перед Фрунзиком и сказал: «Ты просто удивительно играешь!» Фрунзик на секунду растерялся, а потом взял себя в руки, тоже опустился на колени, обнял Маляна и ответил: «Спасибо, друг!»

- Он пользовался успехом у женщин?

- О-о-б чем речь, конечно! Фрунзик был очень влюбчивым. Часто восторгался партнершами по фильмам. Как-то прибежал ко мне и говорит: «Сос, я с такой женщиной снимаюсь! Просто не могу! Какие глаза, горят!» И женщины отвечали ему взаимностью. Однажды мы даже поссорились из-за женщины. Он приревновал меня к своей очередной крале: «Ты к ней внимание проявляешь!» Я категорично ответил: «Ты что? Как я могу себе такое позволить?» Обиделся и ушел. Спустя несколько недель Мкртчян сам мне позвонил и извинился. Он был отходчивым и мягким человеком. Я намного жестче.

«Мне этот ваш гений надоел», — сказала жена Мкртчяна Тамара, уходя от него»

- Что это за история с первой любовью Мкртчяна? Говорят, он влюбился в очень красивую девушку по имени Кнари, но ее братья-воры, пригрозив расправой, не позволили актеру жениться на ней.

- Все было не так. Это Фрунзик на ней не захотел жениться, за что я его не раз корил. Кнари была удивительно красивой девушкой, теплой, домашней, но главное, безумно его любила. С ней он был бы счастлив. А так ему не повезло — два неудачных брака. И Динара, и Тамара были очень сложными личностями. У Фрунзика была странная тяга к неординарным женщинам-вамп.

Первая жена Фрунзика Динара была талантливой актрисой, играла в нашем театре. Широкому зрителю она известна по роли супруги Джабраилова в фильме «Кавказская пленница». У нее был взрывной и неуравновешенный характер. Потом выяснилось, что с ее психикой не все в порядке. У нее в роду была наследственная болезнь — шизофрения. Вот и Динара закончила свои дни в психиатрической больнице. Она родила Фрунзику сына Ваака и дочь Нунэ. Нунэ, выйдя замуж, уехала с мужем в Аргентину, где погибла в автокатастрофе вскоре после смерти Фрунзика.

Сын Ваак проявлял способности в рисовании, чему отец несказанно радовался. С неприкрытым восторгом показывал картины своим знакомым художникам, и они говорили, что Вааку нужно развивать талант. Фрунзик часами мог говорить о сыне. Однажды говорит мне: «Ты знаешь, как Ваак пьет воду? Точно так же, как я: подкладывая руку под кран». Но по мере того, как Ваак подрастал, становилось очевидно, что с мальчуганом что-то не так — был очень замкнутым. Фрунзик стал водить его по врачам, возил даже на консультацию в Париж. Оказалось, Ваак унаследовал психическую болезнь матери. Помочь сыну было невозможно. Из Парижа Фрунзик вернулся совершенно другим человеком: хмурым, старым. И что самое страшное — запил. Он решил больше не жить. Даже меня избегал, не хотел говорить правду. Замкнулся в своей скромной однокомнатной квартире, которую власти выделили ему после развода со второй женой Тамарой. Там и умер…

- А отчего у него не сложились отношения с Тамарой?

- Она его не любила. Тамара была младше на 25 лет. Она — дочь председателя Союза писателей Армении. Ей льстило быть женой известного артиста. Так было на первых порах. Тамара часто меня спрашивала: «Сос, скажи, ведь Фрунзик гений?» Я всегда отвечал: «О чем ты говоришь, дурочка! Конечно, гений!» Она радовалась. Но потом охладела. Тамара не была семейным человеком, в чем честно призналась: «Мне этот ваш гений надоел. Идите сами за ним ухаживайте». Фрунзик не сильно переживал по этому поводу, сказал мне: «Собираясь с Тамарой жениться, мы договорились, как только я постарею, тихо-мирно расстанемся».

- Мкртчяну посчастливилось работать с блестящими режиссерами Леонидом Гайдаем, Георгием Данелия, Роланом Быковым. Говорят, все были в восторге от актера.

- Все эти люди называли Фрунзика гением. С удовольствием с ним работали. Мкртчян же о режиссерах вспоминал не часто. Понимал, что они сделали для советского кино, но особо не восторгался Фрунзик прекрасно пел, делал шаржи, а еще потрясающе разбирался в живописи и философии, хотя никогда не читал трактаты. У нас в театре работал актер Ованез Степанов. Все называли его философом, потому что он постоянно перечитывал Гегеля, Спинозу, Канта. Фрунзик понятия не имел, кто они такие, но мог с Ованезом часами философствовать. Однажды после такого разговора подошел ко мне Ованез и говорит: «Слушай, какой наш Фрунзик начитанный, мудрый!» Я падал со смеху, ведь знал, что Мкртчян никогда ничего подобного не читал. А как-то во время перекура, на репетиции, актеры начали говорить, сколько что стоит на рынке. Вдруг Мкртчян схватился с места и в присущей Ованезу манере воскликнул: «Какой рынок? Вы разве не слышали, что говорил о Бальзаке Флобер?» Все умирали со смеху. Мкртчяну было свойственно замечать детали характера других людей. Он часто помогал советами. Когда у меня были сложные сцены в кино, я просил, чтобы Фрунзик был рядом на съемочной площадке.

- Он был вашим лучшим другом?

- Конечно! День его похорон стал одним из худших в моей жизни. Казалось, хоронить его пришла вся Армения. Похоронная процессия медленно двигалась по центру города. Люди плакали, потому что потеряли гениального артиста с трагической судьбой.