Накануне своего 70-летия легендарный киевский сыщик Николай Поддубный рассказал «ФАКТАМ» о драматических моментах своей службы
Бывший начальник столичной милиции Николай Поддубный человек незаурядный. Он десятки лет проработал в системе, где его одинаково уважали и потерпевшие, и преступники, и даже киллеры, получавшие заказ на убийство Поддубного. Объясняется это на первый взгляд просто: Поддубный и сам никогда не бил подозреваемых, и подчиненным строго запрещал — для него это было все равно что расписаться в полном непрофессионализме. А ведь среди дел, которые он распутывал как оперуполномоченный уголовного розыска, а позже и как начальник первого в Украине и в Советском Союзе подразделения по борьбе с организованной преступностью, попадались и сложнейшие. «Я не спал — не мог, пока убийца где-то ходит, — говорил Поддубный. — Сколько приходилось делать черновой работы, пока нащупывал ниточку, за которую моя «чуйка» подсказывала тянуть». И всегда и со всеми, даже с подозреваемыми в жесточайших преступлениях, сыщик разговаривал по-человечески, пытаясь понять, почему так получилось: «Хотел, чтобы подозреваемый вспомнил, что и его родила женщина — не волчица». Коллеги порой удивлялись, но он и обедом такого мог накормить. В общем, демонстрировал качества, нынче невостребованные.
В воскресенье, 22 января, Николаю Олеговичу исполнится 70 лет. А на днях вышла в свет книга Николая Поддубного «Уличить оборотня». В своем роде уникальнейшая книга, не похожая на обычные генеральские мемуары. Читается запоем, практически как детективы Сименона. Книжка состоит из пяти отдельных повестей, посвященных раскрытию громких преступлений (например, нашумевшему убийству известной украинской художницы Аллы Горской) и психологии самих преступников, среди которых киевская семья отравителей Иванютиных, один из первых лидеров орудовавших в Украине организованных преступных группировок Козлов и другие. Все эти преступления раскрывал и со всеми этими преступниками работал Поддубный.
— Это правда, Николай Олегович, что вас не раз заказывали преступники?
— Такое было. Мы с моими ребятами часто огорчали лидеров преступных группировок. В 80-90-е годы в Киеве было 27 ОПГ — и со всеми мы покончили. Кто уехал, кто сел, кто погиб. Но о двух случаях заказа известно достоверно. Там были и свидетели, и оружие изымали. О первом, когда меня заказал уголовный авторитет Кисель, как-то уже рассказывал Сергей Маркиянович Винокуров (теперь он заместитель председателя Конституционного cуда, а тогда работал в прокуратуре города). В Голосеево, возле гостиницы «Золотой колос», было известное кафе «Мишкольц», по сути «малина», где собирались киселевцы — сейчас его уже нет. И вот там одному армейскому майору, вернувшемуся из Венгрии, меня и заказали. Мне об этом сообщил надежный источник. Терять время и проверять информацию мы не стали и задержали этого майора. Я решил с ним поговорить. Сидим: он, я и еще четверо моих подчиненных. «Ты Поддубного-то хоть знаешь?» — спрашиваю. «Да, знаю». — «А чего ты его хотел убить?» Он растерялся, не ожидал такого, молчит. — «Так это я Поддубный, как же ты мог, даже не зная меня, такое задумывать?» Потом я поговорил с его женой, детям рассказал — чтобы предотвратить преступление. Но сажать его не стал, не хотел огласки дела.
А второй киллер сам мне позвонил. У меня, дескать, к вам разговор. Слышу по разговору — блатняга, явно уже отсидел. Я их столько перевидел, двенадцать лет работал в Киеве по раскрытию всех убийств, был начальником «убойного» подразделения. Спрашиваю этого, о чем разговор, — не говорит. Что-то толкует о том, мол, это в моих интересах. Тогда я назначил ему встречу в Софии, со стороны улицы Владимирской тогда был бесплатный вход на территорию заповедника — там и договорились встретиться. Я попросил своих ребят — Валеру Кура, Владимира Харченко и Василия Гальченко — подстраховать, чувствовал, что этот человек придет вооруженным: «Учтите, если он меня порешит, это будет на вашей совести». Прихожу. Стоит мужик, смотрит на меня, показывает, что руки не в карманах, стрелять не собирается. Поздоровались: «Привет». — «Привет». Как друзья, разве что не обнялись. — «Я — Поддубный». — «Я вас в лицо знаю. Мне вас заказали. Киллер я». — «Мой персональный?» Он не откликнулся на шутку — казалось, был в полной прострации. — «Ты с оружием?» «Конечно», — обыденно ответил он. И отдал пистолет. Я подозвал Володю Харченко, передал ему оружие, он обыскал моего киллера. Я попытался его о чем-то расспрашивать, но он только тоскливо смотрел на меня. Он был не местным, каким-то ветром его прибило к киевским бандитам — и вот, получил задание. Рассказал, что у него дома, на съемной квартире на Кловском спуске, есть еще оружие. Езжайте, мол, заберите. «А почему ты передумал меня убивать?» — удивился я. «Мои знакомые уголовники, узнав о том, что я подрядился, сказали: «Идиот. Поддубного не знаешь? Не смей этого делать».
— Уважали?
— Да, у меня ведь была своя методика. Со всеми говорил, пытаясь понять. Ведь преступниками становятся по-разному. Не все по злобе — кто-то сгоряча, кто-то запутавшись. Но в конечном итоге у нас они становятся беззащитными. И когда ты к нему приходишь, он на тебя смотрит, как ты того заслуживаешь — или как на мента, или как на «мусора». «Мусор» — это правильное слово для тех, кто издевается над людьми.
— А слово «мент» вас не обижает?
— Нет, это хорошее слово. Как и милиция, которая произошла от слова «милая».
— Сейчас вот собираются переименовать милицию в полицию. Говорят, от этого все волшебным образом изменится. Полиция перестанет крышевать преступников, совершать преступления, пытать своих сограждан, станет уважаемой в народе.
— Это абсолютно ничего не изменит. Хоть в полицию переименовывай, хоть в жандармерию. Я не думал, что и Россия решится на это. Ну, Медведев, может быть, молодой, да и далеки они с Путиным от уголовного мира. Какая может быть полиция в наших странах, прошедших войну?! Старшее поколение всегда будет сравнивать с полицаями, которые несли зло. Если бы те, кто такое предлагает, соображали головой… Да не прибавится у них ни бензина в машинах, ни зарплаты от этих переименований.
— То, что к вам с уважением относились в преступном мире, помогало раскрывать преступления?
— А как же. Для этого я с ними и знакомился, разговаривал. Как они меня сначала проверяли? Помню, был такой Вата, один из первых в преступном мире Киева. И как-то он назначил мне встречу в Голосеевском лесу. Условие было, чтобы я пришел один. Я приехал пораньше на «жигуленке», сам за рулем. Посмотрел, а Вата выставил везде своих. Потом сам пришел. Говорю ему: «Садись в машину». И как только он сел, я ее завел и газанул. Он удивляется: «Почему вы уехали?» Я ему говорю: «Почему ты привел с собой столько людей? Я-то пришел один. Пока своих не уберешь, разговора не будет». Довез его почему-то до касс на площади Победы и выбросил. После этого он опять позвонил, мы поговорили с глазу на глаз, и он нам впоследствии много помогал.
Есть один закон криминалистики, известный с царских времен: каждое преступление должно раскрываться самими преступниками. Потому что каким бы классным ни был опер, уголовники умеют совершать преступления, не оставляя следов. И тут могут помочь только такие же, его коллеги.
— Николай Олегович, а помогали вам в раскрытии преступлений журналисты?
— Я уважаю труд журналистов, но не всех и не всегда. Смотрите, сколько раз бывало, что совершилось громкое преступление, все о нем растрезвонили и забыли. Или, не подумав, вытянули на свет божий какие-то подробности, которые могут ранить человека. Но ваша работа похожа на нашу, бывают издержки. Кстати, я вспоминаю, как ваш главный редактор Саша Швец, тогда еще работавший в киевской «Вечерке», ходил за мной, просил взять его «на дело». И я брал. Помню, как-то в Голосеевском лесу мы брали банду — и Саша тогда тоже был рядом со мной. Мы побросали нескольких преступников в автобус, и тут мои ребята говорят: «Там еще остались бандиты». Надо и их задерживать, а мне с этими некого оставить. И тут я вспомнил про журналиста. «Побудь в автобусе, пока мы управимся, посторожи», — прошу. И он встал над сваленными в кучу бандитами. Без оружия, с одним диктофоном. А те услышали, что стало тихо, и головы начали поднимать. Тогда Саша — а он тогда худенький такой был — отчаянно выставил вперед руку с диктофоном и как закричит: «Лежать, суки, сейчас всех перестреляю!» Те затихли. И дождались- таки нас со следующей партией бандитов. Я раньше этого никому не рассказывал — все-таки отвечал за безопасность журналиста, которого взял с собой, и не должен был так рисковать. А теперь, чего уж там…
— Знаю, вы не раз рисковали жизнью. Думаете, игра стоила свеч?
— Такие случаи действительно были в моей практике. А стоило ли рисковать — судите сами. Один из таких моментов запомнил на всю жизнь.
В начале 90-х годов, когда я руководил УВД Киева, родственник бывшей жены мэра столицы, а тогда руководителя «Правэкс-банка» Черновецкого Атаян задолжал одному из компаньонов крупную сумму денег. Тот «включил счетчик», а мастера по выбиванию долгов в 90-е годы уже появились. Это была группа бывших спецназовцев, брошенных государством на произвол судьбы. Прыткий азербайджанец взял их под свое крыло, организовал в банду и дал первое задание — выбить долг. Первая часть суммы передавалась в районе стадиона «Спартак», но мы прибыли туда, когда деньги спецназовцы уже получили. Моим ребятам удалось только заснять их, но предводитель шайки засек наших людей.
— Большие деньги задолжал Атаян?
— Около 150 тысяч долларов. По тем временам огромная сумма. И вот мне звонят из СБУ: «Бандиты поставили у ворот «Правэкс-банка» заминированную машину, причем подогнали ее под угол здания — с тем расчетом, что если заряд сработает, дом разлетится вдребезги. А родственника Черновецкого взяли в заложники. И он сейчас сидит в салоне авто рядом с водителем, прикованный наручниками к чемодану со взрывчаткой…» Мать честная! Зарубежный боевик, ей-богу. Я, конечно, мигом туда. Ничего об этих рэкетирах не было известно, на нашем учете они не состояли, по фототеке не светились.
Приехал и мысленно обматерил ситуацию. Туда нагнали столько милиции — «Беркут», «Сокол», еще какие-то подразделения. Все с автоматами. Мне удалось пробраться в банк и найти там Черновецкого — он был в хранилище, между сейфами. Увидев меня, начал просить: «Отпустите эту машину. Я деньги уже отдал и не желаю на эту тему распространяться». «А чего же тогда в СБУ позвонили? Вы ведь звонили?» — спрашиваю его. «Да, пришлось — за жизнь Атаяна испугался, — отвечает. — И сейчас боюсь. Отпустите машину — мне его жизнь дороже денег». «Вот что, господин великий банкир, — говорю ему, — вы подняли шум и теперь возле банка собралась половина киевской милиции. И коль скоро я здесь, на месте преступления (а то, что это преступление, вы ведь понимаете), то отступать не намерен. И преступников с крадеными деньгами не отпущу. Иначе я должен писать рапорт об отставке. Усекаете?» На Черновецкого жалко было смотреть — он еще глубже спрятал голову между сейфами и еле слышно пролепетал, что усекает, хоть машину все равно надо отправить.
Я вышел из банка — милиции еще прибыло. Плана действий у меня не было. В голове вертелись тысячи мыслей. Главной была: если допустить взрыв в центре города, могут быть немалые жертвы. С минуту я обдумывал ситуацию, а потом принял решение: подошел к водителю «взрывчатой» машины и завел разговор о службе в спецназе, которую тоже прошел. «Да ну?» — недоверчиво покосился водитель, и мы продолжили беседу. Нащупав точку соприкосновения, мне удалось разговорить парня и немного расположить его к себе. Я настраивал его на более-менее откровенный разговор — чутье подсказывало мне: так надо.
Мы с ним беседовали больше двух часов, он рассказал о службе, о дембеле. «И что же ты, старлей, не смог более достойного дела в жизни придумать, чем бандитам служить?» — спросил я его без обиняков. «Товарищ полковник, вы напрасно со мной время теряете. Как вы не понимаете, не от меня тут все зависит. Еще минут пять потеряем на болтовню — взлетим все вместе на воздух. Взрыватель — на дистанционном управлении, а рядом мой командир ходит, спецназовец, капитан. Он шутить не будет». — «А он что, совсем безбашенный?» — «Типа того», — отвечает. «Ну, тогда считай, что и я безбашенный. Сейчас сяду на место заложника — идет?»
В это время двое милиционеров бросились к гаражам, где стоял капитан, которого они видели накануне у «Спартака». Тот как раз направился в сторону машины. Увидел наших ребят, начал стрелять на поражение и ранил одного из них, Сашу Калужного. Второй опер вынужден был стрелять — он убил капитана и забрал у него дистанционное управление. Потом выяснилось, что при нем были еще три гранаты.
Подхожу я к водителю и говорю: «Напарника твоего и командира мы только что взяли. Остальное зависит от тебя». Я показал ему дистанционное управление и предложил отпустить заложника. А он ни в какую: не могу, мол, и все. «Что за упрямство, — говорю. — Деньги ведь у тебя. А я не хочу, чтобы пострадали невинные люди». — «Я согласен взлететь в воздух». — «Ну что ты несешь. Ты же спецзназовец, а не преступник», — и показал ему на тех, кто стоял неподалеку. В чем, дескать, они виноваты, у них ведь дети, жены, родители есть. «Лучше смерть, чем тюрьма!» — не сдавался старлей.
Я пообещал, что, если он отпустит заложника, задерживать его не буду — надо, чтобы он сдался добровольно. Он долго колебался, но наконец отпустил родственника Черновецкого. Я тут же сел на место заложника и сказал: «Теперь отдавай чемодан со взрывчаткой». — «Не чемодан, а дипломат», — поправляет старлей, а сам держит в руках гранату… без чеки. Стоило ему разжать пальцы — и все кончилось бы в одну секунду. Меньше всего в тот момент хотелось думать о последствиях. Мои хлопцы отпилили тот дипломат. Потом мне рассказывали, что, когда его взорвали в безопасном месте, образовалась огромная воронка. А я все уговаривал парня, пока он не сказал: «Ладно. Сдаюсь. Поехали». Из всех правоохранительных органов, которым можно было сдаться, он выбрал СБУ. За руль сел сотрудник СБУ Иванов, а спецназовец с гранатой пересел назад. Рядом с ним сел подъехавший к нам прокурор Печерского района Гарри Шевченко. Пока поднимались по Кловскому спуску, я не спускал со спецназовца глаз. И вовремя сообразил, что тот ждет момента выскочить на ходу, оставив гранату в салоне. Говорю Иванову: «Ну-ка, заблокируй двери, а то сквозит что-то». Спецназовец только заскрежетал зубами. Меня тоже злость взяла: «Ты, кажется, не понял, что я тебе сказал. Все воюешь». Сидит — угрюмый, подавленный. Так и зашли в здание СБУ с гранатой. «Где чека?» — спрашиваю. «У меня ее нет». — «Техника ко мне, сюда, живо!» — закричал я во всю глотку.
Сопровождавший нас Олег Архипов искал-искал чеку, но не нашел. Давайте, говорит, я сейчас скрепкой попробую. Я наорал на него и опять обращаюсь к спецназовцу: «Ты же добровольно сдался. Отдавай гранату, и я вставлю туда чеку — тебе же заявление с повинной писать». И он хладнокровно, почти издевательски, сделал жест рукой и полез в карман. Достал чеку, вставил ее на место и сел писать заявление. Его отпустили. Но вскоре после выхода из кабинета он все же был задержан. При обыске у него нашли пистолет и еще одну гранату. Моя совесть была чиста — не мы его задержали, из кабинета он вышел. Потом на суде я тоже сдержал слово: подтвердил, что он сдался добровольно. Осудили его лет на семь, а мог бы «вышку» получить или 15 лет.
— Что вы после такого рабочего дня чувствовали? Наверное, без 100 граммов все-таки не обошлось.
— Обошлось как раз. Когда все закончилось, я поехал в ботсад. Это было ранней весной, и я часа полтора-два бродил по мокрому снегу. А в это время уже телесюжеты вышли об этом ЧП, журналисты рассказали о подвиге Поддубного, жена увидела и звонит: «Ну, как ты, что случилось?» Все дома, говорю, расскажу, вечером. Это был, пожалуй, единственный случай, когда мы дома говорили о работе. В то время мои дети были совсем маленькими. Помню, прокурор города Степан Лотюк позвонил мне: «Ну ты и учудил. Утром еще тебя видел, как ты детей в садик вел, а тут — полез на гранату. Ты что?!» А я, поверите, в те часы, проведенные под «Правэксом», обо всем забыл. Хоть, по большому счету, руководить операцией должен был не я — там тогда присутствовал старший по должности, замминистра внутренних дел.
— Есть ли у вас рецепт, как вернуть доверие людей к милиции, какие реформы нужны МВД?
— Боюсь, что время для этого упущено. Раньше этого можно было добиться, сократив численность МВД без сокращения финансирования, с тем чтобы оставшиеся в органах получали большие зарплаты. В этом был смысл, ведь в свое время министр внутренних дел СССР Николай Анисимович Щелоков правильно говорил: «Нищая милиция опасна для народа». Говорят, он был близок с Брежневым. Да, был, но хорошее отношение Генсека Щелоков использовал для улучшения уровня жизни и условий работы милиции. И ее тогда в народе действительно уважали и даже любили. Было за что. Это был «золотой век» милиции, но после самоубийства Щелокова все покатилось по наклонной. В свое время и я ушел из МВД, потому что противился новым подходам к работе. Президент Леонид Кучма назначил меня заместителем директора Национального бюро расследований, мы работали над законом о НБР — но такой независимый орган оказался не нужен в нашей стране. Точка невозврата, по-моему, пройдена. Реорганизация МВД возможна, только когда изменится власть и ей станут нужны честные милиционеры. Мои ребята ведь могли не есть, не спать, пока не раскроют преступление. И самым большим праздником для них было разоблачение преступников. А сейчас… — машет рукой Поддубный. — Никто без ста баксов и с места не сдвинется. Крышуют — и все.
Уже в наше время пошла эта чехарда с министрами — и никто из них ничего хорошего для милиции не сделал. Развалили МВД, из органов ушли профессионалы, развалили ГАИ. А сколько зла наделали, когда убрали стационарные посты ГАИ. Ведь раньше все они работали и на розыск, фиксировали каждую проезжавшую машину. И это делалось вручную, а теперь, когда камера могла бы автоматически их фиксировать, какая бы помощь разыскникам была! Расскажу только об одном деле, которое мы бы ни за что не раскрыли, если бы не такая помощь.
Под Киевом, возле Виты Почтовой, нашли труп молодой женщины. Установили, кто она, что из ее квартиры на Сталинке, в районе Московской площади, вынесли все ценности. А выносить было что, потому что убитая, еврейка, собиралась уезжать в Израиль. Ее подруга рассказала, что в последнее время она познакомилась с каким-то мужчиной, но кто он, не знала — никаких зацепок. На выезде из Киева на посту ГАИ мы проверили по выписке, кто выезжал и въезжал в город. Выяснилось, что одна машина, выехав из Киева в 11 вечера, через 20 минут вернулась, еще через пару часов опять выехала из города, а утром проехала обратно. Навели справки о владельце. Активист с доски почета, работает инженером на заводе, отец двоих детей. Сам сын полковника, замполита одной из ракетных дивизий, дислоцированной в Даниловке Киевской области. Разве такой человек мог попасть под подозрение? Но слежку за ним мы установили и вскоре поняли: надо задерживать.
Сначала он отпирался, а потом все рассказал. Он предложил этой девушке: «Давай прокатимся». Она была одинокой — согласилась. Доехали они до Боярки. И тут он: хочу, говорит, «до витру». Свернули с дороги. Он пошел вроде в кусты, а сам к багажнику, откуда достал рапиру. А девушка начала рвать цветы — нарвала огромный букет осенних цветов. Приносит ему радостно и говорит: «Смотри, какие красивые. Возьми себе половину». Протягивает ему, а он р-раз, р-раз в живот ей этой рапирой. Человек к нему с добром, а он — зверь. Даже уголовник так бы не поступил, а этот чистоплюй убил, накинул на шею петлю, за машиной на веревке протянул, чтобы наверняка. Потом бросил женщину в поле, взял ее ключ, съездил ограбил квартиру и снова через КП — в Даниловку. Раздарил золото сестрам, что-то наплел отцу. Интересно, что, когда мы приехали в Даниловку с обыском, этот отец не хотел нас впускать, еще угрожал. Когда все награбленное нашли, я ему сказал: «Задерживая вашего сына, я все думал: как такой человек мог совершить столь дерзкое преступление. Откуда в нем это? Теперь знаю — от вас».
«ФАКТЫ» поздравляют Николая Олеговича с завтрашним юбилеем и желают ему здоровья и многих лет активной работы.