Заслуженные педагоги из Полтавы Александра и Александр Колодяжные отпраздновали бриллиантовую свадьбу
Полтавчане Александр Ефимович и Александра Степановна Колодяжные сыграли свадьбу 60 лет назад. А теперь по случаю семейного торжества собрали за праздничным столом родственников и своих учеников. «Жениху» и «невесте» кричали «Горько!», а они смущались. «Негоже выставлять свои чувства напоказ», — запротестовали бабушка с дедушкой, когда я попросила их поцеловаться в момент фотосъемки. Ему — 90 лет, а ей никак не дашь 82. И проявление любви они с поцелуями не связывают.
— Любовь давно прошла, — громко сознается (после контузии в 1941 году плохо слышит) Александр Ефимович. — В том смысле, чтобы обниматься-целоваться. Но чем дольше мы вместе живем, тем ближе и роднее становимся. Куда важнее быть единомышленниками, беречь друг друга, помогать во всем, доверять. Тогда и семья будет крепкой. Хотя знаете, сразу же после росписи, 19 марта 1952 года, мы… развелись.
Так получилось, что Александр с Александрой пошли в загс только через месяц после свадьбы. Да какая тогда свадьба была? В воинской части устроили небольшую вечеринку — вот и все. Жених надел повседневную офицерскую форму, а невеста — белую блузку и черную юбку. Ни фаты, ни обручальных колец, ни даже свидетелей…
— Я служил тогда в Грузии, в городе Зугдиди, и моя фамилия была для местных жителей необычной и труднопроизносимой, — улыбается юбиляр. — Ничего удивительного, что женщина, выписывавшая свидетельство о браке, сделала в документе ошибку. Мы с Шурочкой обнаружили это уже по дороге домой. Вернулись обратно. «Я требую развода!» — заявляю с порога. А на нас смотрят, ничего не понимая. «Тут фамилия какого-то другого мужчины», — объясняю и показываю свидетельство. Ну хорошо, переписали без мороки. А больше причин для развода у нас и не было.
— Пятьдесят второй год, когда мы поженились, был високосным, но он оказался благоприятным для нашей семейной жизни, — рассказывает Александра Степановна, моложавая и энергичная женщина. — Мне очень повезло с мужем. Шестьдесят лет прожили как шестьдесят дней. Я от него в свой адрес слова плохого не слышала. Мой Ефимович не пил, не курил, на других женщин не заглядывался. Бывало, знакомые даже спорили между собой, ссоримся мы с ним или нет. А я отвечала, что выигравших в таких спорах быть не может. По-крупному никогда не ссорились. Во-первых, мы имеем одинаковые взгляды на жизнь, а во-вторых, всегда уступаем друг другу. Размолвки бывают разве что из-за… непрочитанных газет, если они вдруг исчезают со своего привычного места. Газеты находятся — и в семье снова полное взаимопонимание.
Саша с Шурой познакомились в Полтавском педагогическом институте. До войны Александр успел проучиться на физико-математическом факультете 20 дней. В сентябре 1939-го студента Колодяжного призвали на службу в армию, и вновь восстановиться в институте он смог только спустя десять лет. Осенью 1941 года Александр должен был демобилизоваться. Но война изменила планы. А после войны офицеру не так просто было уйти на гражданку: в армии не хватало кадров. Домой, в село Бережновку Кобелякского района на Полтавщине, фронтовик-зенитчик вернулся только в 1947 году, получив отпуск.
— Я не желал служить в армии, поскольку мечтал учиться, — вспоминает Александр Ефимович. — Так и написал в рапорте на имя командующего округом. И кагэбисты прицепились к этой фразе. Хорошо, что в СМЕРШе (сокращенно от «Смерть шпионам» — так называлось главное управление контрразведки в 1943-1946 годах, созданное по приказу Сталина, которое следило в армии за настроениями солдат и офицеров. — Авт.), куда передали мое «дело», работал порядочный следователь. Он порвал мое заявление и порекомендовал больше не употреблять подобных выражений. После этого я загремел из Ленинграда в Грузию.
| | |
| *Познакомившись с Шурочкой, Александр Колодяжный два года писал ей письма. А однажды она получила конверт с документом о том, что уже является… его женой | |
Тем не менее это не отбило у молодого человека желания получить высшее образование. Находясь в отпуске, Александр Колодяжный поступил на заочное отделение четырехгодичных курсов немецкого языка в Москве. Но закончить их помешала денежная реформа 1948 года.
— Это была судьба, — считает Александр Ефимович. — Началась сессия, а выбраться из своего села в Москву я не могу — нет денег на дорогу. И тогда вспомнил о Полтавском пединституте. Приехал туда, разыскал свое личное дело в архиве, и меня зачислили без вступительных экзаменов на биологический факультет (на нем заочнику, да еще военнослужащему, было легче учиться). Счастливый, возвращаюсь в часть. И узнаю о том, что маршал Жуков запретил офицерскому составу учиться в гражданских вузах: в армии по-прежнему не хватало кадров. Но командир части, спасибо ему, сделал для меня исключение. Наверное, потому что я имел безупречную репутацию и тянул на себе много общественной работы: был внештатным физруком в части, народным заседателем в суде, имел право на проверку военных ларьков… И солдаты меня любили…
В очередной раз приехав на сессию в Полтаву, третьекурсник Александр Колодяжный встретил красивую девушку Шуру с роскошными каштановыми локонами, тоже студентку-заочницу биологического факультета. Она тогда работала секретарем по школам Новосанжарского райкома комсомола и не раз приезжала с проверками к другу Александра — директору одной из сельских школ того же района. Он их и познакомил.
— Санечка два года писал мне письма каллиграфическим почерком, — с нежностью в голосе рассказывает Александра Степановна. — Писал без единой ошибочки, хотя и без особых признаний в любви.
Однажды, когда Александра уже преподавала в кустоловской школе, ей пришел по почте необычный пакет — с сургучовыми печатями. Открыла конверт, а в нем билет в Тбилиси и документ о том, что она… жена военнослужащего.
— Мое сердце разрывалось на части, — прикладывает руки к груди Александра Степановна. — Я очень любила своих пятиклассников, и оставить их в середине учебного года мне совесть не позволяла. Тут еще родители охают и ахают: как дочку отпустить одну в такую дальнюю дорогу? Плачу, не знаю, что делать, потому что Саша поставил условие: 23 февраля, в День Советской армии, мы должны пожениться. Завуч, тоже фронтовик, видя мое состояние, вызвал к себе и говорит: «Посмотри на наших незамужних коллег. Ты такой судьбы желаешь?» После столь откровенной беседы я побежала домой складывать чемодан.
Своими решительными и добрыми поступками Александр Ефимович поражал супругу сотни раз. К примеру, женщина вспоминает, как он раздавал апельсины, мандарины и лимоны дояркам в селе Руновщина Полтавского района, где они начинали совместную педагогическую деятельность. Оставив армейскую службу (по настоянию супруги), Александр Колодяжный стал директором школы.
— Он читал также военное дело в старших классах, а мне досталось несколько часов биологии, — вспоминает Александра Степановна. — Когда в 1955 году мы перебрались в Никольское, расположенное с другой стороны от Полтавы, муж-директор сделал меня учителем… труда. Еще и психологию в десятом классе обязал преподавать. Чтобы хорошо подготовиться к уроку, я засиживалась за конспектами до часу ночи. Но зато коллективы, в которых нам приходилось работать вместе, никогда не возмущались тем, что жене директора (а позже мой Ефимович возглавлял и районо Полтавского района) дают какие-то поблажки.
Так вот, друзья с Кавказа присылали Колодяжным посылки с цитрусовыми, а Александр Ефимович относил фрукты, экзотические по тем временам в здешних краях, на ферму. «Мы с тобой, солнышко, их наелись, а эти люди и не видели такого», — говорил жене.
— Работу в Никольском Колодяжный начал с электрификации села, — рассказывает Александра Степановна. — Чтобы протянуть высоковольтную линию, нужно было заготовить десятки деревянных столбов. Он организовал для этого старшеклассников и их родителей. Первым делом провели свет в школу и на ферму. Помню, доярки целовали Ефимовича при встрече. «Наш учитель очень беспокоится о бедных людях», — говорили о нем селяне.
Благодаря энтузиазму Александра Ефимовича в школе появился грузовик. Мужчина с помощью друзей собрал его из четырех списанных машин. Сам директор и возил на грузовике все необходимое для школы. Но чтобы машина ездила, Колодяжный вкладывал в нее собственные средства.
— О себе Санечка никогда не думал, — рассказывает Александра Степановна. — Я, бывало, возмущалась этим, но ругать его не могла. Представляла, как он, совсем еще молоденьким парнишкой, воевал с врагом. Как отступал со своими из Бессарабии на Донбасс в обмотках на ногах. Как поднимал боевой дух солдатам, которые должны были умереть под фашистской бомбежкой, но всё же выжили, послушав своего командира, да еще и сохранили склад «катюш». Как отдавал рядовым положенные ему командирские табак и сто граммов спирта. Как во время отдыха играл бойцам на гармошке, за что его в дивизионе называли «наш Вася Теркин». Язык не поворачивался в чем-то упрекнуть такого доброго и отважного человека. Я всегда гордилась своим мужем.
— И я горжусь своей женой, — с нежностью говорит Александр Ефимович. — Она меня опекает, во всем поддерживает. Наверное, поэтому я и оказался долгожителем. Любовь продлевает жизнь, я это точно знаю! Хотя Шурочка уверяет, что в Полтаве нет ни одной больницы, в которой я не лежал. Инсульт, три инфаркта, последствия фронтовых ранений — все это пошатнуло мое здоровье. Но мы еще повоюем! Знаете, как я отвечаю на вопросы о своем здоровье? Суперотлично!
— Мы с Ефимовичем воспитали несколько поколений чужих детей, а заниматься собственными было некогда, — Александра Степановна с нежностью поглядывает на 52-летнего сына Виктора, который в это время собирает на стол угощение. — Витю мы не могли отдать в детский сад, потому что все они были переполнены. Брали сына с собой даже на сельхозработы вместе с учениками. Однажды он так утомился на уборке кукурузы, что лег прямо на землю и уснул. А старшая дочка Таня уже в младших классах готовила обед для всей семьи. Мы ведь с отцом то на педсовещаниях, то на экскурсиях, то на каких-то курсах…
— Дома родители вечно над стенгазетами, конспектами и книгами сидели, — рассказывает Виктор. — Зато на все праздники их коллеги и друзья у нас дома собирались.
— Теперь дети — и свои, и чужие — устраивают праздники нам, — хвастает трижды бабушка и единожды прабабушка Александра Колодяжная. — И золотую свадьбу нам отмечали, и сейчас бриллиантовую. Бывшие ученики обычно приходят к нам без приглашения. А нашим первым ученикам, между прочим, уже по шестьдесят лет.
Александра Степановна достает из шкафа увесистый пакет. В нем кипа всевозможных грамот, дипломов и других отличий за работу. А сверху папка с посланиями от супруга. Его собственные стихи, посвященные ей, написанные разноцветными фломастерами и украшенные маленькими ленточками, завязанными бантиком. В каждом стихотворении — признание в любви.