Девять дней назад ушел из жизни народный артист России, знаменитый Хоботов из «Покровских ворот». О замечательном актере «ФАКТАМ» рассказал режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич
Незадолго до смерти Анатолий Равикович признавался, что сделал в жизни все, о чем мечтал. «Разве что не сыграл короля Лира», — отшучивался питерский артист. Его называли лучшим театральным Карлсоном, а роль непутевого Хоботова из «Покровских ворот» принесла Равиковичу успех в кино. Он стал популярен уже после сорока лет. Тогда же обрел счастье и в личной жизни. Отпраздновав в декабре минувшего года 75-летие, Анатолий Юрьевич вдруг неожиданно сказал: «Буду ограничивать общение с внуками, не хочу, чтобы они очень страдали, когда меня не станет…» Он знал о своей неизлечимой болезни. Периодически проходил курс лечения в клинике и возвращался в театр. В Санкт-Петербургском театре комедии имени Акимова его и провожали в последний путь. Как всех великих артистов, под аплодисменты… Похоронили Анатолия Юрьевича в Петербурге 11 апреля.
— С Толей Равиковичем меня познакомил Михаил Козаков, — вспоминает режиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич (на
— Он же Хоботов из картины самого Козакова «Покровские ворота».
— Конечно! Я ответил: «Как мне самому это в голову не пришло?» Толя действительно был вылитый кардинал, особенно в длинной красной мантии, расшитой золотом. Я тут же позвонил Равиковичу, представился и пригласил на съемки. Собственно, проб у нас и не было. Толя был сразу утвержден в картину. Сейчас я думаю, какое счастье, что я знал его…
— Вы были дружны?
— Признаться, у меня практически нет друзей среди актеров. Наверное, только двух артистов могу назвать своими близкими друзьями — Антона Макарского и Диму Харатьяна. В обычной жизни они совершенно не похожи на людей актерской профессии. Артисты — люди очень специфические. Профессия-то ведь женская, надо постоянно всем нравиться, невзирая на пол. Конечно, на нервную систему это воздействует. В своей жизни я встречал немного актеров, которые были «другими»: Володя Высоцкий, Виктор Авилов, Ефим Копелян.
— А Анатолий Равикович?
— Он был до мозга костей артистом, но совершенно неповторимым, невероятным. Это удивительно, но Толя не хотел никому нравиться! У него была исключительно низкая самооценка. Он считал себя очень страшным внешне, абсолютно несчастным евреем. Говорил, что играть ему можно только глупых, смешных людей. У Толи было удивительное чувство юмора, несколько ироничное, с которым он относился даже к самому себе. Без иронии говорил только о своей супруге Ирине, которую просто обожал.
— Ирина Мазуркевич ведь намного младше Равиковича.
— Их разделяли почти 20 лет. Толя рассказывал, что не верил своему счастью, когда понял, что Ира им заинтересовалась. Это было еще во времена его службы в театре Ленсовета, где он играл на одной сцене с Ирой. В легендарном спектакле Ира была Малышом, а Равикович — Карлсоном. Тогда-то между ними и вспыхнуло чувство. Толя частенько признавался: «Я испытываю безмерную благодарность к Ире. Меня, такого смешного еврея, полюбила такая роскошная женщина». На самом деле Ира в практической жизни была гораздо опытнее Толи. Мне кажется, именно на ней держался их дом. Равикович никогда не скрывал того, что в быту не силен. Он не знал, где что купить, что сколько стоит. Всегда говорил: «Надо посоветоваться с Ирой». Единственное, в чем он самостоятельно принимал решение, это выбор роли.
— Анатолий Юрьевич не был удивлен, когда вы предложили ему роль кардинала?
— Около тридцати лет он прослужил в театре Ленсовета, а потом неожиданно его покинул?
— На самом деле именно Ленсовету он был предан всю жизнь. Его пригласил туда режиссер Игорь Владимиров. Тогда в театре блистала Алиса Фрейндлих. Толя признавался, что был влюблен во Владимирова и боготворил его как режиссера. Но потом у них случился конфликт. Владимиров разошелся с Фрейндлих, Алиса Бруновна покинула театр, за ней ушел Михаил Боярский, потом Равикович с Ирой… Толя стал служить в театре комедии имени Акимова, но его первой театральной любовью все же остался Ленсовет.
— Равикович начал сниматься в кино уже в зрелом возрасте.
— Да, ему было за 40. Конечно, известность Равиковичу принесла роль Хоботова в «Покровских воротах». Толя говорил, что этот персонаж на него очень похож своей непосредственностью, которая иногда выглядит смешно. Правда, всегда замечал, что будь его воля, сделал бы Хоботова более решительным. Но это не входило в режиссерские планы Михаила Козакова. Толя любил подчеркивать: «Актеры — безответственные люди, а сама наша профессия очень инфантильна». Он никогда не лукавил, даже в оценках самого себя. Был доверчивым человеком, в чем-то нежным. А еще у него были всегда грустные, печальные глаза. Слушая новости, иногда мог даже всплакнуть. И не потому, что там показывают что-то ужасное, а наоборот, из-за какой-нибудь романтической чепухи, например, колосящейся пшеницы или голубого неба.
— Равикович был компанейским человеком?
— По крайней мере, не пропускал ни одной актерской посиделки, которые мы непременно устраивали после окончания съемочного дня во время работы над «Мушкетерами». Все знали, что Толя удивительный рассказчик, поэтому встречали его появление в номере гостиницы или где-нибудь в ресторане громкими возгласами. Толя с порога мог огорошить всех новым анекдотом, мы буквально валялись от смеха под столом. Я только удивлялся: откуда он берет эти рассказы? Толя практически не пил, да и ел очень мало. Хотя любил готовить и даже поделился со мною несколькими рецептами приготовления жареного мяса.
— «Возвращение мушкетеров» вы снимали через 15 лет после «Мушкетеров двадцать лет спустя», а кардинал Мазарини стал чуть ли не главным действующим лицом.
— Картина имела название, состоящее их двух частей: «Возвращение мушкетеров, или Сокровища кардинала Мазарини». Съемки были длительными, четыре серии. Когда я приглашал Толю в последнюю картину о мушкетерах, он уже был болен. Тем не менее сразу дал согласие, сказав, что будет сниматься несмотря ни на что. В финальной части картины кардинал Мазарини в виде духа летает над собравшимися в огромном зале и комментирует происходящее. Очень пафосная сцена с участием воскресших мушкетеров. С помощью трех реплик, летая под потолком, Толя окрасил весь финал картины в иронический оттенок. При этом актеру приходилось висеть на специальных канатах под потолком на протяжении нескольких часов. Сцена физически очень сложная, и я предложил заменить актера дублером. Но он категорически отказался, мне даже показалось, обиделся на меня, сказав: «Ты что, думаешь, я не выдержу? Не дождетесь!»
Был еще один момент, в котором Толя проявил свою настойчивость. Мы снимали сцену, где все мушкетеры и кардинал спускаются по лестнице, как бы прощаясь со зрителями. Я тогда будто предчувствовал, что это последняя картина с участием моих любимых актеров. Действительно, Арамис (Игорь Старыгин. — Авт.) ушел из жизни практически сразу после съемок. Теперь вот Толя… Так вот, лестница, по которой шли актеры, была огромная, сродни Потемкинской в Одессе. У Толи болело сердце, ноги, ему тяжело было передвигаться. Я сказал: «Толя, давай ты подойдешь сбоку, не будешь проходить длинный путь». Но он категорически отказался, заявив: «Я буду, как все». Это был героический поступок, потому что мы делали шесть дублей, во время которых надо было не только спуститься по лестнице, но потом и подняться.
— Вы общались в последнее время?
— Мы так долго и плотно сотрудничали во время работы над моей картиной, что какое-то время, надоев друг другу, не встречались. Так у меня происходит со всеми актерами, особенно «мушкетерами». Тем не менее все они оставались близкими мне людьми. Я видел Мишу Боярского, который, сняв шляпу, говорил об уходе Равиковича. Какая боль была в его глазах! Ведь Толя страдал так, что сердце разрывалось и у меня. Он знал о своей болезни, но не хотел ни у кого вызывать жалость. Это было в его характере — говорить о себе чуть в ироничном тоне. «Мы с тобой еще повоюем», — сказал мне Толя, когда мы расставались, полностью закончив работу над фильмом…