Практика свидетельствует, что уголовные дела в отношении врачей возбуждаются и расследуются с большим трудом. Происходит это в силу разных причин, главная из которых — корпоративная солидарность медиков. Несмотря на это, прокуратура Ужгорода завершила расследование громкого дела о смерти новорожденного в перинатальном центре и передала материалы в суд. Руководителя центра Андрея Чабана обвиняют в ненадлежащем выполнении медицинским работником своих профессиональных обязанностей, приведшем к тяжким последствиям для несовершеннолетнего, и ненадлежащем выполнении служебным лицом своих обязанностей, что привело к тяжким последствиям. Иными словами, следствие считает, что действия главврача были прямой причиной смерти новорожденного ребенка.
«ФАКТЫ» рассказывали об этом трагическом случае в марте 2011 года. Следствие продолжалось более года, поскольку необходимо было дождаться завершения судебной медицинской экспертизы. Как установили эксперты, между действиями руководителя перинатального центра и смертью новорожденного ребенка есть причинно-следственная связь, поэтому Андрею Чабану и было предъявлено обвинение.
Два обстоятельства сыграли свою роль в привлечении главврача к уголовной ответственности. Первое — категорическое нежелание делать кесарево сечение, о необходимости которого неоднократно говорили подчиненные, на это также указывала аппаратура и медицинские протоколы, которым каждый медик обязан неуклонно следовать. Второе — потерпевшие (роженица и ее муж) — сами медики, прекрасно все понимали и не захотели оставить смерть новорожденного безнаказанной. Потеря первого, очень желанного, ребенка стала для супругов сильным потрясением, после которого они решили выехать из Украины на постоянное место жительства в Венгрию. Впрочем, молодые люди регулярно приезжали в Ужгород для участия в следственных действиях и будут присутствовать на суде. Во время одного из приездов Кристина и Георгий согласились встретиться с корреспондентом «ФАКТОВ».
— Мы очень хотели этого ребенка, — рассказывает Кристина Спивак. — Я вовремя стала на учет в женской консультации, регулярно проходила обследования, сдавала анализы — все было нормально. Десятого января начались схватки, и муж привез меня в ужгородский перинатальный центр. После обследования врачи сказали, что роды оказались ложными, и решили оставить меня в больнице. Настоящая родовая деятельность началась через два дня, в среду, в три часа после обеда. Меня сразу отвезли в родзал, рядом постоянно находился муж, поскольку мы написали заявление о партнерских родах. Лечащего врача в тот момент на работе не оказалось, поэтому меня приняла дежурный врач. Чтобы контролировать состояние плода, сразу подключили кардиотокограф. И вдруг его показатели начали прыгать — 40-30-60. Прибор зафиксировал дистресс — падение сердечного ритма плода. Одновременно у меня начались страшные боли, от которых не помогало обезболивающее. Дежурный врач вскрыла околоплодные воды, которые оказались мекониальными, то есть загрязненными. Это значит, что ребенок не может находиться в такой агрессивной среде.
И дистресс, и мекониальные воды — прямые показатели для срочного кесарева сечения. Мне дали на подпись заявление о согласии на операцию, а Георгий побежал на первый этаж в аптеку купить необходимые лекарства. Столько денег у него не оказалось, поэтому пришлось оставить в залог ноутбук. Меня перевели в операционную палату, появился дополнительный персонал, операционная медсестра. Они даже успели сделать премедикацию (предварительная медикаментозная подготовка больного к операции. — Авт.).
Но кесарево сечение роженице не сделали. По внутренним инструкциям о каждом случае операции необходимо докладывать главному врачу, который сразу появился в операционной палате.
— В операционную зашел мужчина без медицинского халата и тапочек — в костюме и туфлях, — продолжает Кристина. — Это был главврач Андрей Чабан. Он даже не осмотрел меня, просто взглянул на медицинскую документацию и приказал: «Переведите ее в родовой зал. Роженица молодая, родит естественным путем». Медсестра попыталась возразить: «У женщины дистресс плода и мекониальные воды…», но главврач оборвал ее: «Что ты мне говоришь? Я сказал — в родзал, значит, так и будет!» Он вел себя очень грубо.
— Я стоял под дверью операционной (находиться там посторонним нельзя) и слышал громкие и грубые крики, — включается в разговор муж Кристины Георгий. — После чего Кристину вывезли из операционной на кресле-каталке. В первое мгновение я почувствовал облегчение, ведь если операцию отменили, значит, все в порядке. Но потом увидел белое, как мел, лицо жены: «Георгий, что происходит? Меня же должны «кесарить», я не могу родить. Мне больно!..» Кристину перевезли в родзал, и я постоянно находился возле нее, за исключением того, что несколько раз бегал за врачами. Главврач принес какой-то свой переносной кардиотокограф с двумя датчиками и приложил их к Кристине. Он был в том же костюме и туфлях, без медицинского халата. Я спросил: «Почему вы не делаете кесарево сечение? Ведь прибор показал дистресс». «Все хорошо», — ответил он коротко.
В родзале возле женщины собрались четверо медиков (к тому времени пришел и лечащий врач). Но схватки все не начинались, а вскоре кардиотокограф зафиксировал еще один дистресс — падение сердечного ритма.
— В операционной Кристине успели сделать премедикацию атропина сульфатом, который ускоряет сердцебиение, — объясняет Георгий. — Поэтому состояние плода на самом деле было даже хуже, чем показывал прибор, и врачи не могли не знать этого. Ребенок будто сам просился помочь ему родиться, он задыхался внутри из-за нехватки кислорода. Но главврач все равно не давал разрешения на операцию. «Что вы делаете? — крикнул я ему, теряя самообладание. — Вы же врач! Разве не видите, что происходит? Необходимо срочное кесарево!» Он свысока, будто профессор первокурснику, ответил: «Не нервируй, не мешай». Три врача тоже начали убеждать Чабана срочно делать операцию, тогда он сказал: «Не будем выяснять здесь, при роженице. Пойдем в ординаторскую» — и ушел вместе со всеми. Хотя по медицинским инструкциям у меня есть право знать, что происходит, врач обязан все рассказать и объяснить. Через минуту Кристине стало совсем плохо, у нее началась сильная рвота, и я побежал за Чабаном. «Все нормально», — ответил он. Врачи еще несколько раз уходили советоваться. Я неоднократно бегал за ними и просил сделать операцию. Главврач спокойно отвечал: «Все нормально, мы это решаем…»
— Я была в родзале уже больше трех часов и никак не могла родить, — вспоминает Кристина. — Испытывала страшные боли, много раз просила главврача: «Умоляю, сделайте операцию, я не могу родить…» А он каждый раз отвечал: «Все нормально». В 18.15 прибор зафиксировал третий дистресс, после чего лечащий врач сказал главному: «Тут уже нужно спасать… женщину». Тот ответил: «Ждем еще час. Если она не родит, будем делать операцию». Через полчаса головка ребенка опустилась в область малого таза, началась вторая стадия родов, поэтому делать операцию было поздно. Чтобы ускорить роды, лечащий врач применил вакуумный экстрактор, а главврач все еще прикладывал ко мне свой кардиотокограф. Хотя даже на ленте с показателями написано, что во время второй стадии родов прибор дает недостоверные данные. Кардиотокограф действительно зафиксировал еще один, четвертый, дистресс, но это уже не имело значения…
Через несколько минут после применения вакуумного экстрактора у Кристины родилась девочка весом 3 килограмма 700 грамм.
— Все произошло на наших глазах, — говорит Георгий. — Девочка еще жила, ее пытались реанимировать. Несколько раз я даже слышал слабенький писк. А через 15 минут ребенка не стало…
Позже судмедэксперты установили, что смерть ребенка произошла из-за кровоизлияния в мозг, вызванного кислородным голоданием в утробе матери. Если бы Кристине сделали кесарево сечение, девочка осталась бы жива.
— После того как ребенок умер, я лежала на столе, мне зашивали разрывы, — рассказывает Кристина. — Подошел Чабан с лентой показателей своего кардиотокографа. «Здесь все нормально было, — показывает ленту, — так не должно было случиться». «Вы понимаете, что вы только что сделали? — спрашиваю его. — Вы осознаете это? Почему вы не разрешили сделать мне операцию?» «Потому что в перинатальном центре мы проводим политику родов без кесарева сечения». «Вы только что убили моего ребенка и говорите, что у вас такая политика?» «Да, я могу говорить вам это в лицо». И ушел… Позже лечащий и другие врачи выразили нам соболезнование в связи с потерей ребенка. А от главного врача мы до сих пор не услышали ни извинений, ни сочувствия…
Наверное, руководитель перинатального центра предчувствовал, что родители не оставят так просто смерть ребенка, поэтому попытался обезопасить себя — вызвал подчиненных, которые также присутствовали при родах, и предложил им написать в истории болезни, будто все врачи высказывались против кесарева сечения. Подчиненные отказались, и тогда главврач собственноручно написал новую карточку развития новорожденного, в которой, так сказать, приукрасил свои действия. Утром на следующий день, сразу после заявления родителей Кристины, помощник прокурора пришел в перинатальный центр для изъятия медицинской документации, и главврач попытался отдать ему «свою» карточку развития новорожденного. Однако лечащий врач отказался подписать ее, после чего Чабан вынужден был отдать в прокуратуру обе карточки — настоящую и поддельную.
Позже потерпевшие заявляли ходатайство о привлечении главврача к уголовной ответственности за служебный подлог. Но поскольку медицинские карточки не считаются официальными документами, в возбуждении уголовного дела по этому эпизоду было отказано.
Расследование, которое проводила прокуратура Ужгорода, не было легким, ведь свидетели по уголовному делу являлись подчиненными обвиняемого. Одна из них даже сообщила следователю о давлении со стороны главврача, что является основанием для его отстранения от должности. Однако писать официальное заявление женщина не захотела, поэтому Чабан и сейчас исполняет обязанности главврача перинатального центра. Потерпевшие виделись с ним после родов только один раз.
— Моя тетя, которая сейчас работает врачом в Будапеште, была однокурсницей Чабана, — рассказывает Георгий. — После всего произошедшего она приехала в Ужгород, и мы вместе пошли в перинатальный центр. Увидев тетю, главврач воскликнул: «Катя, если бы я знал, что это твои родственники, то поступил бы по-другому». То есть он сам признал, что относится по-разному к роженицам, в зависимости от их родственников или чего-то другого. Я пытался подойти к Чабану и сказать несколько слов, но он быстро сел в машину и уехал. Просто убежал от меня. А потом следователь сообщил, что на допросе главврач сказал, будто нашел с нами понимание и что никаких претензий к нему у нас нет. Словом, бесстыдно солгал… Тетя, узнав о подробностях родов, сказала, что в Венгрии подобное вообще невозможно. И что если бы она знала, что такое происходит в Ужгороде, обязательно бы устроила роды Кристины в Будапеште.
Причины, по которым главврач упорно не разрешал проводить операцию, до конца не понятны.
— Это невозможно назвать врачебной ошибкой, все делалось специально, — говорит Кристина. — У меня такое впечатление, что главврач хотел провести какой-то эксперимент, он отнесся ко мне словно к подопытной, чтобы испытать свой переносной кардиотокограф. Потом мне говорили, будто причина в междоусобицах в медицинском коллективе, что все предпринималось назло лечащему врачу, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Но разве можно делать заложником служебных отношений или медицинских экспериментов новорожденного ребенка?
По словам следователя, инкриминированную вину главврач не признает, считая свои действия правильными. Корреспондент «ФАКТОВ» пытался встретиться с Андреем Чабаном, несколько раз звонил в перинатальный центр и оставил номер своего телефона. По словам секретаря, главврач «очень-очень занят и свяжется с журналистом по возможности». Возможность по сей день так и не появилась.
«ФАКТЫ» и дальше будут следить за развитием событий вокруг этого резонансного дела.