Життєві історії

На Буковине 16-летняя девушка отдала свою кожу, чтобы спасти жизнь двухлетней племяннице

6:00 — 2 серпня 2012 eye 6278

«Мамочка, что мне делать?! — в истерике кричала Яна Погориловская в трубку. — Дианочка… упала в кипяток. Она вся красная и с нее… слезла кожа!»

Позже Яна рассказала, что отвлеклась буквально на секунду — побежала посмотреть, закрыт ли колодец. А ее двухлетняя дочка Диана зашла в комнату и залезла в таз с кипятком. Когда мама прибежала в комнату, было уже поздно: ребенок буквально кипел. На девочке не осталось живого места.

«Дочка просыпалась, когда заканчивалось действие обезболивающего, и начинала кричать»

 — Крик Дианочки снится мне каждую ночь, — качает головой 32-летняя Яна Погориловская. — Когда я забежала в комнату, дочка уже сама вылезла из тазика и заползла на тумбочку. Пытаясь совладать с собой, я принялась стягивать с Дианочки мокрую одежду… Ее комбинезончик был мокрый и такой горячий, что обжигал мне руки. Кипящая кожа на глазах превращалась в волдыри и отслаивалась, прилипая к моим ладоням. Рыдая вместе с дочкой, я начала звонить маме. «Быстро вызывай «скорую», — сказала она. — И успокойся. Мы сейчас приедем».

 — У меня чуть сердце не остановилось, — говорит Нина Афанасьевна, мама Яны. — Тут же прибежала моя младшая дочь, 16-летняя Вика. «Бери деньги и беги к Яне, — сказала я, отдав Вике все, что было в семейной шкатулке. — Наверное, понадобится много лекарств». Вика тут же помчалась к сестре. Дианочку немедленно забрали в больницу. Дочки рассказывали, что она все время была в сознании и громко плакала. Внучке оказали первую помощь и начали ставить капельницы.

 — Это чтобы вывести из организма плохие вещества, — дополняет Яна. — К вечеру у дочки началась сильнейшая интоксикация. Врачи не вдавались в подробности, но я понимала, что все очень плохо. Дианочка получила ожоги пятидесяти процентов поверхности тела, тридцать процентов из которых — глубокие. Дочку отвезли в Черновцы, где положили в реанимацию. К ней тут же подключили массу аппаратов. «Мы делаем все, что в наших силах, — коротко отвечали врачи. — Держитесь…» Вроде бы подбадривали, а сами прятали глаза. Только сейчас мне сказали, что Дианочке практически не давали шансов. Процентов десять… Анализы ухудшались, в крови дочки сильно подскочил уровень лейкоцитов.

К счастью, обследования показали, что внутренние органы малышки не пострадали. Зато на спине и на руках у Дианы вообще не осталось кожи. Многочисленные капельницы вроде бы помогали, но на следующий день девочке становилось только хуже. Обмотанная бинтами, малышка почти не приходила в себя.

 — Дочка просыпалась, когда заканчивалось действие обезболивающего. И начинала кричать. Смотреть на это было невозможно, — говорит Яна. — Казалось, что в какой-то момент ребенок просто не выдержит боли… Врачи и сами чуть не плакали. Думаю, ни для кого не секрет, что во всех больницах нужно платить немалые деньги. Но здесь у нас никто не взял ни копейки, даже медсестры. Видя, что нам не хватает на лекарства, медики давали нам некоторые медикаменты бесплатно. Наверное, покупали их за свой счет. Я сутками сидела в больничном коридоре. За несколько дней у меня от переживаний выпали шесть зубов. Видя, что ситуация с каждым днем ухудшается, врач покачал головой: «У нас есть один выход — пересадка кожи. Нужен донор. Кожи с ног малышки, которую мы собираемся пересадить, не хватит».

Кожи действительно не хватило. Что возьмешь с этих маленьких ножек, когда нужно спасать всю спину? Я была готова сию секунду идти на пересадку. Но анализы показали, что не могу быть донором из-за перенесенной в детстве болезни Боткина. Тогда я сдала анализ еще раз. Получила такой же неутешительный результат. Анализы пошла сдавать моя мама. Но и она не подошла из-за того, что в детстве переболела желтухой. Надо было искать донора. Только где найти человека, не перенесшего в детстве болезни и готового отдать свою кожу, на всю жизнь оставшись со шрамами?

«Я была единственной надеждой. Где бы мы еще нашли донора? На это ушел бы не день и не два»

 — Когда в полной растерянности вернулась домой, у меня и мысли не было о том, что донором может стать наша Вика, — вспоминает Нина Афанасьевна. — Я просто рассказывала ей о состоянии Дианочки. «Мама, а я ничем не болела? — вдруг спросила Вика. — Ты же рассказывала, что у меня не было ни свинки, ни желтухи». «Не болела», — кивнула я. «Так, может, я подойду как донор? — сказала Вика. — Когда нужно ехать в Черновцы?» Я растерялась: с одной стороны, это действительно был выход. Но с другой — Вике же всего шестнадцать! Посмотрите на нее: стройная, красивая, обожает носить короткие юбки, прекрасно танцует. А кожу, как нам сказали, будут брать именно с ног. Я видела людей, которые были донорами. У них выше колен остались большие красные пятна с некрасивыми шрамами. Нам-то с Яной было все равно, но Вика… Тем временем дочка побежала собираться.

 — Я очень хотела помочь, — улыбается Вика. — Думала об одном: только бы подошла как донор. Ведь я была единственной надеждой. Где еще мы нашли бы донора? Может, конечно, и нашли бы, но на это ушел бы не день и не два. А я видела Дианочку — ее плечики уже начали гнить… К счастью, мои анализы оказались хорошими. Операцию решили делать быстро — пока в организме племянницы не пошли необратимые процессы. Больше всего мое решение шокировало подруг. «Как это? — недоумевали они. — Может, все-таки поискать кого-то другого? Подумай о себе! Как ты будешь жить с изуродованными ногами?» А я не понимала их: разве можно думать о каких-то шрамах, когда на твоих глазах умирает маленький ребенок?!

 — Муж вообще места себе не находил, — качает головой Нина Афанасьевна. — Он с нашей Вики пылинки сдувал, мы все шутили — мол, настоящая папина дочка. Для него мысль о глубоких шрамах на ее ноге стала невыносимой. Он уже сам начал поиски другого донора. Но разве Вику можно было отговорить!

 — Только уже перед самой операцией мне стало немножко не по себе, — признается Вика. — Боялась, что будет очень больно. Но никому этого не показывала. Наверное, со стороны я казалась такой невозмутимой, что врач даже заволновался. «Какая-то вы… чересчур спокойная, — говорит. — Точно понимаете, на что идете?» Как оказалось, я зря боялась. Все проходило под общим наркозом, и я вообще ничего не почувствовала. Потом мне рассказывали, что эта операция была похожа на депиляцию воском — мне на ногу тоже приклеивали бумажки. Вот только снимали не волосы, а кожу.

Пришла в себя уже в палате. Первым делом посмотрела на ногу, с которой снимали кожу. Она была обмотана бинтами. «Значит, все уже закончилось, — подумала. — Это хорошо… А как Диана? Где она?» Тут в палату зашел врач. «Все в порядке, — улыбнулся он. — И племянница ваша тоже в порядке. Ее скоро привезут».

Вскоре Дианочку действительно привезли в палату. Она очень кричала — наверное, у нее сильно болела спина. У меня тоже немножко начало болеть. Я понимала, что кожи на ноге уже нет, тем не менее было ощущение, что ее снимают снова и снова… Неприятно. Но терпимо. Я только чуть-чуть поплакала, да и то, когда никто не видел.

Однако оказалось, что это был еще не конец. Кожа, которую пересадили Диане, к счастью, начала приживаться, но ее не хватило. Требовалась еще одна пересадка.

 — Помню, пришла Яна и сказала: мол, придется искать еще одного донора, — вспоминает Нина Афанасьевна. — Начали перебирать знакомых. «Подождите, зачем еще кого-то искать? — отозвалась Вика. — У меня же есть еще одна нога». «Даже не думай, — отрезала я. — Ты только что перенесла операцию, наркоз. Да и потом, опять терпеть эту боль?» Вика начала уговаривать. «Но ведь тогда и вторая нога будет изуродована», — не выдержав, заплакала я. «Мама, и ты туда же? — разозлилась Вика. — Я уже здесь, моя кожа подходит. Зачем искать кого-то еще и терять время?»

«Теперь всем говорю, что я словно в двух экземплярах»

 — Во время второй операции я постарела, наверное, лет на десять, — говорит Нина Афанасьевна. — Врачи сказали, что у Вики крепкое сердечко, но все равно. Только неделю назад делали общий наркоз и тут еще один… Я не медик, и то понимаю, что это сумасшедшая нагрузка на организм. Мужу о второй операции мы вообще ничего не говорили — он бы этого не пережил.

 — Но все же прошло хорошо, — улыбается Вика. — Я пошла на поправку. Зато Дианочка была спасена. Вторая операция, правда, далась немножко тяжелее, чем первая. Почему-то болело сильнее. Но это ерунда. Стиснуть зубы, перетерпеть, подумать о чем-то приятном, а потом глядишь — и уже меньше болит. Вскоре ко мне в палату перевели Диану. Она плакала уже гораздо меньше. Когда с ней сидела мама, она все время хныкала. А когда подходила я, племянница затихала. Мне все хотелось посмотреть на кусочки своей кожи у нее на спине. Но ее спинка была перебинтована… Диана на глазах шла на поправку. Передать вам не могу, какое это счастье!

 — Неужели ни капельки не расстроилась? — обнимает дочь Нина Афанасьевна. — Даже когда шрамы увидела?

 — Может, совсем… чуть-чуть, — говорит Вика. — Но ведь ноги можно и прикрывать. Есть ведь длинные юбки и симпатичные брюки. Видя, в каком состоянии Диана, я готова была отдать ей все. Конечно, была и боль. Но оно того стоило. Теперь всем говорю, что я в двух экземплярах: сама по себе и… на своей племяннице.

 — Наверное, Вика еще сама не осознает, что совершила героический поступок, — говорит заведующий ожоговым отделением Черновицкой больницы скорой помощи Мирослав Малейкий. — За много лет работы я повидал всякое и точно знаю: на такое пошел бы далеко не каждый. Что уж говорить о красивой 16-летней девушке… Никто не знает, чем бы все закончилось, если бы не Вика.

После операций обеим девочкам предстояла реабилитация. К счастью, Диане больше не потребовалось никаких пересадок. Через неделю Вике разрешили встать. Правда, ходить она еще не могла.

 — Каждый шаг сопровождался невыносимой болью, — говорит Вика. — Казалось, кто-то сдирал с меня кожу. Потом приспособилась. Сначала, правда, ходила на костылях. А теперь, видите, могу и без них.

 — Это сейчас дочка уже признается, что у нее что-то болело, — говорит Нина Афанасьевна. — А тогда, как не спрошу, она: «Мама, все хорошо, не волнуйся». Последнюю неделю я ждала ее уже дома — нужно было смотреть за хозяйством. Помню, встречаю Вику из больницы на автобусной остановке, а она еле идет. Хромает и улыбается. Дома ждал отец. Увидев Вику, с порога бросился к ней, обнял и попросил показать шрамы. Тогда мы уже признались, что дочку оперировали дважды. Увидев шрамы на обеих ногах, муж погладил дочку по щеке и, выйдя на улицу, закурил… Так больше ничего и не сказал.

Через две недели выписали и Дианочку. Девочка уже весело смеется и вовсю бегает по дому. Только иногда просит маму «почесать спинку».

 — Конечно, это благодаря обезболивающему, — объясняет Нина Афанасьевна. — Болеть еще будет долго. Но внучка жива — и это главное. Если можно, хотелось бы через вашу газету поблагодарить всех неравнодушных людей. Как они нам помогли! Несмотря на то что врачи вообще не брали у нас денег, на медикаменты ушли все наши сбережения. Нас спасли люди. Пациенты больницы, врачи и медсестрички, соседи, односельчане…. Помогали кто чем мог. После того как о Вике и Диане написали местные газеты, о нас узнали даже за границей. Недавно позвонила женщина из Франции: «Я отправляю вам хорошую немецкую мазь, у вас в стране такой нет. Шрамы у Вики, конечно, не пропадут, но станут намного светлее. Попробуйте». И представляете, прислала нам целых пять тюбиков! Помогли и прихожане нашей церкви. Местные власти пообещали выделить пятьсот гривен. Жаль, что пока мы их еще не получили.

*Дианочку уже выписали из больницы. Она идет на поправку, но все еще жалуется на сильные боли

Вика тем временем готовится к школе. В этом году она идет в одиннадцатый класс. И помогает матери по хозяйству.

 — Предлагаю ей отдохнуть, а она: «Мама, а как же огород? Это же наш заработок!» — Нина Афанасьевна вытирает набежавшие на глаза слезы. — Я всегда удивлялась: как только она все успевает? И в доме убрать, и обед приготовить, и уроки выучить. Денег на репетиторов у нас нет, но дочка сама умудрилась овладеть компьютером и научилась прекрасно танцевать.

 — Мама, ну что ты в самом деле, — смущается Вика. — Нашла звезду. Мне еще работать и работать. Вот в следующем году предстоит поступление.

 — А куда ты хочешь поступить? — интересуюсь.

 — Туда, куда хочу, вряд ли получится — там обучение очень дорогое, — говорит Вика. — Хотелось бы на факультет компьютерных технологий. Поживем — увидим. Но будут и приятные моменты. Например, выпускной. Можно будет надеть длинное платье — все девочки будут в длинных платьях. И тогда… шрамов никто не заметит.

* «Из-за шрамов я особо не переживаю, — говорит Вика. — Есть ведь и длинные юбки, и симпатичные брюки»

Фото автора