Історія сучасності

Лесь Танюк: «В Быковне лежит и мой дед, известный киевский юрист Николай Кенигсфест»

7:00 — 10 жовтня 2012 eye 3515

Ровно 50 лет назад, в 1962 году, президент Клуба творческой молодежи столицы Лесь Танюк впервые потребовал от властей обнародовать информацию о массовых захоронениях жертв сталинского режима в лесу под Киевом

В сентябре 1941 года войска вермахта заняли Киев. По сути, в первые же дни своего господства в столице советской Украины немцы начали раскапывать захоронения недалеко от поселка Быковня. Им было известно, что перед отступлением Красной Армии всех заключенных столичных тюрем расстреляли, а трупы вывезли в Быковню, там же в период Большого террора 1937-1939 годов сотрудники НКВД хоронили замученных пытками людей. Оккупанты опасались, чтобы их не обвинили в расправе с мирным населением, и пригласили на раскопки специалистов швейцарского Красного Креста. Вскоре западная пресса обнародовала их выводы: в Быковнянском лесу под Киевом захоронены советские граждане, жертвы сталинизма, расстрелянные сотрудниками НКВД. Для гитлеровцев это был весомый козырь в антибольшевистской пропаганде.

Двадцать лет спустя один из очевидцев «раскопок» показал места захоронений членам Клуба творческой молодежи (КТМ) Киева. Возглавлял клуб Лесь Танюк, учившийся в то время в Киевском театральном институте. Сейчас Лесь Степанович — президент всеукраинского общества «Мемориал» имени Васыля Стуса.

«Грузовой трамвай, заполненный трупами, еженощно делал две-три ходки»

— В мае 1962 года наш Клуб творческой молодежи проводил вечер памяти Леся Курбаса, — начал свой рассказ Лесь Танюк. — В Октябрьском дворце (сейчас Международный центр культуры и искусств. — Авт.) собралась вся курбасовская гвардия: народные артисты СССР Марьян Крушельницкий, Наталья Ужвий, Лесь Сердюк, Анатоль Петрицкий, супруга Курбаса Валентина Чистякова. Вечер прошел бурно, и, конечно же, мы обсуждали и тему массовых репрессий.

Расходились по домам далеко за полночь. Я провожал Марьяна Михайловича Крушельницкого, когда к нам подошла женщина: «Вот вы все о Соловках да о Соловках. А у нас под Киевом свои Соловки...»

Сказать, что ее рассказ шокировал нас, значит, ничего не сказать. Хотя кое-что о расстрелах в Киеве нам уже было известно. Активисты КТМ создали комиссию по расследованию этого ужаса и спустя какое-то время мы — художница Алла Горская, поэт Васыль Симоненко и я, председатель комиссии, — отправились в Быковню. Обратившаяся к нам женщина оказалась учительницей местной школы. В последний момент она побоялась ехать в то страшное место, некогда спрятанное за высоким зеленым забором, но порекомендовала вместо себя знающего гида. Быковнянский старожил по фамилии Куковенко был в числе тех, кого немцы привлекли в 1941-м к раскопкам в местах массовых расстрелов.

Он-то, опрокинув для храбрости рюмку водки, и повел нас в лес, усеянный человеческими костями, показал также близлежащее озеро, где чекисты отмывали от крови свои полуторки. Ведь за сутки здесь разгружалось 10-12 машин с трупами. А еще еженощно делал две-три ходки грузовой трамвай, заполненный телами расстрелянных людей...

«Каждый холмик тут — братская могила, — рассказывал наш добровольный проводник. — Трупы складывали в пять-шесть этажей и заливали известью — боялись эпидемий. Вот здесь — люди из правительства. Это захоронения 19З7 года, а эти тела свозили еще в 19З6-м из многих областей Украины — интеллигенция, десять лет без права переписки. Тут закопали поляков, это уже в 1939 году. А тут — чекистов из группы Реденса. Его самого в Москву вывезли, а команду — сюда. Сначала они расстреливали, а потом и их — в расход...»

Оказывается, жители Быковни знали, что в ближайшем лесу происходят страшные вещи. В 1936-м сюда мостил дорогу стройтрест НКВД, и по ночам в лес сплошным потоком шли грузовики, за которыми тянулся кровавый след. Сюда свозили трупы из Лукьяновской и Печерской тюрем, из подвалов НКВД, располагавшегося в здании теперешнего Международного центра культуры и искусств. За этим зданием, прозванным «домом Мехлиса» (Лев Мехлис в 1937-1940 гг.- начальник Главного политического управления Красной Армии. Организатор массовых репрессий против военных кадров. — Авт.), по ночам специально работал трактор, чтобы грохот мотора заглушал автоматные очереди. Закапывали под покровом ночи сначала даже на склонах Институтской, но после 1936 года пришлось искать место помасштабнее.

— Что вы почувствовали, оказавшись на безымянном лесном кладбище?

— Я обратил внимание Симоненко на мальчишек, игравших на опушке в футбол. «Футбол как футбол, — отозвался Васыль, — ничего особенного». — «Но ты посмотри, чем они играют». Мы подошли поближе: вместо мяча мальчишки гоняли по полю набитый сеном... детский череп с двумя пулевыми отверстиями. Алле Горской стало плохо, а Васыль, когда мы шли назад, прочел такие строки:

«Ми топчемо i ворогiв, i друзiв.
О, бiднi Йорики, всi на один копил!
На цвинтарi розстрiляних iлюзiй
Уже немає мiсця для могил».

Таким образом, наше посещение последнего прибежища сотен тысяч невинно убиенных окончательно развеяло миф о хорошей идее и испортивших ее дурных людях.

«На предложение популяризировать Мыколу Кулиша или Леся Курбаса секретарь ЦК КПУ нам заявил: „Мы реабилитировали людей, а не их идеи“

— Я и раньше собирал информацию о сталинских репрессиях, — продолжает Лесь Танюк. — Знал о них от моего учителя Марьяна Крушельницкого (ученика Леся Курбаса), от Бориса Антоненко-Давидовича и от пани Орыси Стешенко, внучки Михайла Старицкого. Да и известные семейные предания свидетельствовали, что именно в Быковне должен был обрести последний приют мой дед, Николай Юльевич Кенигсфест, происходивший из рода обедневших немецких баронов. Родился он не в Германии, а в Балте. В начале XX века был председателем секции юристов Киева, дружил с Максимом Рыльским и Николаем Зеровым, был на короткой ноге с известным российским юристом Александром Кони. В 1937-м Николая Юльевича обвинили в пропаганде фашизма и расстреляли. А ведь всех, расстрелянных в Киеве в 1936-1941 годах, свозили в Быковню.

Расстрельное дело своего деда я разыскал уже в 1990-х, будучи председателем комитета Верховной Рады по культуре и духовному возрождению. Два его ответа следователю поразили меня до глубины души. На вопрос: „Правда ли, что на суде, защищая как адвокат своего подопечного, вы сказали, что он из банды кулацкой перешел в банду советскую?“ — „Правда“, — ответил Николай Кенигсфест. — Но как же у вас язык повернулся такое сказать?» — «А разве то, что происходит сегодня в Украине, делает не банда?» Второй вопрос был похлестче: «Правда ли, что, выступая на заводе, вы сказали, что без фашизма Ленина и Сталина не было бы фашизма Гитлера и Муссолини?» — «Правда», — ответил следователю Николай Юльевич Кенигсфест. На следующий день его расстреляли.

Вдумайтесь! Это только 1937-й год! Еще не подписан пакт Молотова-Риббентропа, война с фашизмом еще не началась, а старый киевский интеллигент, философски осмыслив советскую реальность, увидел родство двух тоталитарных систем и бесстрашно сказал в глаза палачу правду, за которую поплатился жизнью. Для осмысления этой правды нам, грядущим поколениям, понадобились годы и годы, наполненные новыми потрясениями, новым знанием и новым опытом...

— Открыто о сталинских репрессиях заявил лишь Никита Хрущев на ХХ съезде КПСС...

— Тогда же стали известны сотни фамилий репрессированных, правда, поначалу только из первого партийного эшелона. Руководство КПСС начало виниться, обещая «исправить ошибки». Но даже в то время было очевидно, что партийные вожди хотят отделаться легким испугом, не меняя ничего в корне. Когда мы поднимали вопрос о популяризации творческого наследия Мыколы Кулиша или Леся Курбаса, о Мыколе Хвылевом или о научных достижениях академика Михаила Кравчука, секретарь ЦК Компартии Украины Андрей Скаба заявил: «Мы реабилитировали людей, а не их идеи».

Тогда, в 1962-м, мы все-таки были наивными. После похода в Быковню я отправил «отцам города» так называемый Меморандум № 2 (за своей подписью, чтобы не подставлять Аллу и Васыля), в котором потребовал обнародовать информацию о захоронениях в Быковне и создать там мемориал памяти и скорби.

— Вы не боялись преследований со стороны органов?

— Конечно, было страшно. Тем более что после этого мы стали замечать, что за нами следят.

— Как вы это поняли?

— Когда практически целый день за тобой на не очень большом расстоянии следует черная машина, поневоле задумаешься... Кончилось это трагически.

Васыля Симоненко милиционеры задержали в Черкассах, в вокзальном буфете, и жестоко избили. Думаю, что ему отбили внутренние органы, и именно это спровоцировало его болезнь и смерть. Васыль умер в декабре 1963-го (от скоротечной болезни почек. — Авт.), ему было всего 28 лет...

Труп талантливой художницы Аллы Горской с проломленным черепом обнаружили в Василькове, в доме ее свекра Ивана Зарецкого. Следствие пришло к выводу, что повлекший смерть удар топором женщине нанес свекор... на почве неприязненных отношений. Но Ивану Зарецкому было тогда 69 лет, он всю жизнь проработал бухгалтером, перенес обширный инфаркт и ходил с палочкой. Тело предполагаемого убийцы с отрезанной головой нашли тогда же на железнодорожных путях под Фастовом. Якобы он, ужаснувшись содеянному, бросился под поезд. При этом очки старика лежали далеко от путей, хотя он был близорук и не смог бы без них найти злополучные рельсы. Да и лежал Зарецкий почему-то вверх лицом — почти невозможная поза для самоубийцы...

— А с вами ничего не случилось?

— Спустя несколько месяцев после нашей поездки в Быковню я отдыхал в Одессе. В один из вечеров шлюпку, на которой я катал пожилую актрису, таранил пограничный катер. Женщину спасли, а меня никто и не пытался искать. Я чудом выплыл и в ту же ночь скрылся из Одессы. Позже этой актрисе удалось установить, что на катере в день «аварии» находился довольно высокий чин из органов. Он, кстати, вскоре странным образом разбился на мотоцикле...

— После вашего отъезда в Москву Клуб творческой молодежи продолжал работать?

— Нет, его разогнали в 1964-м. Но клуб сделал большое дело: объединил художников и поэтов, архитекторов и историков, выступавших против совковой эстетики соцреализма. Как говорила Алла Горская, SOS-реализма. Только одна секция художников, которую она возглавляла, насчитывала 980 человек. Представляете себе масштабы?

Мы провели в Октябрьском дворце замечательную выставку украинского графика Юрия Химича. Он объездил всю Украину и успел зарисовать старинные деревянные церкви до того, как все они сгорели... по неустановленным причинам. А на выставке, которая проходила в апреле, в пасхальные дни, партработники срезали работы Юрия Химича со стен. Цензоры, видите ли, усмотрели в произведениях художника пропаганду религии! Конечно, это был только повод...

«До 1988 года советская власть утверждала, что расстрелы в Быковне проводили фашисты»

— Вы прекратили расследование по Быковне?

— Нет, конечно, но стал больше работать с бумажными источниками: архивы, мемуары, старая пресса, записи допросов репрессированных... А в один из моих приездов в Киев я опять побывал в Быковне и ужаснулся: мародеры раскапывали могилы, искали и находили броши и кольца, часы и портсигары с именами командармов, награды.

В начале 1971-го я передал из Москвы письмо первому секретарю ЦК КПУ Петру Шелесту. Суть послания состояла в том, что в Москве живет много родственников людей, погибших в сталинских застенках. Они знают, что их отцы и деды покоятся в Быковнянском лесу. От имени московской общественности я просил, чтобы советская власть сообщила, кто виноват в этих расстрелах, опубликовала списки жертв и привела в порядок захоронения.

Ответа, конечно, не последовало. Но после смерти Шелеста я нашел в его дневниках косвенные доказательства того, что мое послание было прочитано. Петр Ефимович писал примерно следующее: «Общественность встревожена тем, что в Быковне расстреливали граждан по указанию НКВД. Этого не может быть. Но я дал распоряжение создать комиссию. Комиссия навела порядок в местах погребения и доказала, что там лежат жертвы немецких оккупантов».

До 1988 года советская власть утверждала, что расстрелы в Быковне проводили фашисты. Там даже поставили памятник с надписью «Здесь покоится прах 6329 советских воинов, партизан, подпольщиков, мирных граждан, замученных фашистскими оккупантами в 1941-1943 годах».

— Когда вы вернулись в Киев?

— В мае 1986 года, сразу после взрыва в Чернобыле. Союз уже шатался, власть была растеряна, и я получил возможность вернуться в Украину. Иван Драч пошутил по этому поводу: «На хуторi Михайловському сталась велика подiя — обмiняли Вiталiя Коротича на Леся Танюка» (в 1986-м Виталий Коротич стал главным редактором журнала «Огонек». — Авт.).

И снова мы начали поднимать тему Быковни. Одна из серьезных комиссий доказала, что захоронения в лесу под Киевом проводились в течение 1936-1941 годов. Фальшивую надпись о жертвах фашистских расстрелов затерли. С тех пор ежегодно, в мае, наш «Мемориал» собирает людей в Быковне и поминает всех, кто погиб от рук сталинских палачей. Несколько лет назад была озвучена цифра — 120 тысяч жертв преступного режима нашли свой последний приют в Быковнянском лесу.

*По последним данным, 120 тысяч невинно убитых нашли свой последний приют в Быковнянском лесу