Российских медиков подозревают в изъятии органов у
Город Видное находится всего в
— По непонятным причинам меня к сыну не пустили, — вспоминает
В больничном коридоре провел два дня и две ночи. Наконец под утро третьего дня услышал, что в реанимации происходит что-то странное. Врачи суетились, куда-то один за другим бегали. До последнего надеялся, что это никак не связано с моим сыном. А в четыре часа утра мне сообщили, что Максима больше нет. Я упрашивал, чтобы меня пустили к нему, но медики были неумолимы.
Стоя в коридоре, плакал в ожидании, пока моего мальчика повезут в морг. Боялся звонить жене, все оттягивал этот ужасный момент. Время шло, а тело Максима не выносили. Какие-то врачи заходили и выходили из реанимационного блока, но узнать у них что-либо было невозможно.
Наконец около пятнадцати часов дня Максима Шолотюка, накрытого простыней, повезли в морг. Отец отправился следом.
— Однако сотрудники морга преградили мне дорогу, дескать, сюда вход посторонним воспрещен, — продолжает Леонид Шолотюк. — Я предупредил, что после нескольких дней ожидания нахожусь на грани нервного срыва, и посоветовал впустить меня по-хорошему. На них это не подействовало, и перед моим носом попытались захлопнуть дверь. Пришлось буквально ворваться внутрь здания! Я подошел к каталке, на которой находился мой сын, сорвал простыню и оторопел — тело Максима было вспорото и зашито от груди до пупка. Но ведь ему сделали операцию только на голове, почему же тогда он был весь искромсан?
Я потребовал, чтобы мне немедленно объяснили, что произошло, и пригрозил вызвать полицию и прокуратуру. Мои слова, похоже, подействовали на присутствующих, потому что очень скоро появился заведующий моргом. Он сообщил, что в России с недавних пор действует закон, согласно которому можно изымать органы умерших. Делают это якобы не местные врачи, а медики специальной бригады, приезжающей по вызову из Москвы. После услышанного я не устоял на ногах. Слава Богу, рядом был мой друг, который подхватил меня и усадил на стул.
Медики ссылались на
— Мы как медучреждение изъятием органов не занимаемся, — сообщил «ФАКТАМ» заместитель главного врача Видновской центральной районной больницы Николай Иващенко. — Но у кого, когда и кем были изъяты органы, я сказать не имею права, поскольку это является врачебной тайной. Существует закон, который регламентирует данную процедуру.
В изъятии сердца и почек погибшего Максима Шолотюка подозреваются трансплантологи Московского областного научно-исследовательского клинического института. В России существует так называемая «презумпция согласия на изъятие органов». Она действует во многих европейских странах, но не в Украине, гражданином которой был Максим. Поэтому его родные могут обратиться с гражданским иском к врачам. Трансплантация запрещена, если медики на момент изъятия были поставлены в известность о том, что родственники либо сам донор еще при жизни были против изъятия органов. Леонид Шолотюк уверяет, что никто не спрашивал у него разрешения на донорство. Но судиться мужчина не намерен, поскольку не верит, что кого-то накажут.
Тем временем расследованием случившегося занялись российские правоохранители.
— Подтвердились ли факты изъятия органов в видновской больнице у гражданина Украины Максима Шолотюка? — интересуюсь в пресс-службе московской полиции.
— Все материалы по этому делу мы направили в главное следственное управление, — сообщил «ФАКТАМ» начальник отдела по взаимодействию со СМИ Главного управления МВД России по Московской области Алексей Никитин. — Обращайтесь за разъяснениями к ним.
В следственном управлении заявили, что материалы уже в прокуратуре. Поэтому с тем же вопросом я обратилась к сотрудникам пресс-службы московской областной прокуратуры. Однако те попросили связаться с ними на следующий день, якобы для того, чтобы дать им время ознакомиться с материалами дела. Перезвонив в условленное время, я услышала ответ, который внес еще больше неясности.
— Мы решили... не комментировать вопрос относительно вашего гражданина, — коротко ответила и. о. старшего помощника прокурора Московской области по взаимодействию со средствами массовой информации Татьяна Кесареева.
Максима Шолотюка (на фото) похоронили 28 октября на родине, в селе Городок Ровенского района. Максим был старшим сыном в многодетной семье Шолотюк, воспитывавшей девять детей. Самая младшая — Яночка родилась всего за десять дней до смерти старшего брата и так и не увидела его.
— Сынок хотел немного денег заработать, чтобы нам с отцом помочь, — вздыхает
Научиться строительному делу сына заставила беда. В прошлом году наш дом полностью сгорел. Вспыхнул ночью, когда все спали. Муж учуял запах гари и разбудил остальных. Едва успели вынести детей на улицу, как рухнула крыша. Спасибо односельчанам — они собрали необходимую сумму денег, а мы закупили строительные материалы. Максим вместе с отцом сами возводили стены, штукатурили, стелили полы.
В начале октября Максим отпросился у родителей поехать с друзьями на заработки в Подмосковье. Домой звонил нечасто, потому что дорого. Спустя три недели родным сообщили, что парень в больнице. Отец Максима сразу собрался в дорогу, а его мама осталась дома с ребятишками.
— Односельчане, которые были на заработках вместе с сыном, рассказывали, что он работал на втором этаже особняка, неожиданно оступился и упал на первый этаж. Ударившись головой, потерял сознание, — вспоминает Леонид Григорьевич. — Его отливали водой, потом вызвали скорую помощь. На соседней стройке, у таких же заробитчан, оказалась своя машина, они положили Максима в салон и поехали в больницу. По дороге встретили медиков и передали его им.
В тот же день Леонид Григорьевич вместе со своим товарищем отправился в Россию. Утром 23 октября мужчины были в видновской больнице.
— Где-то за неделю до смерти сына мне жутко захотелось его увидеть, — рассказывает отец. — На душе было как никогда тревожно. Но жена только третий день как вернулась из роддома, и я не мог оставить ее одну. Сейчас жалею, что не прислушался к собственной интуиции.
Если бы медики сразу честно сказали мне: ваш сын умирает, спасти его нельзя. Возможно, я и сам отдал бы его органы — пусть бы пошли на спасение других людей. Но врачи поступили не по-человечески, отнеслись к сыну, как к куску мяса... Разбираться мы не будем, Максим уже похоронен, и нам было бы очень тяжело все переживать вновь. Может быть, меня услышит человек, которому досталось его сердце. Сына все равно не вернуть, так пусть его доброе сердце послужит на пользу такому же доброму человеку.
— Знать бы, что нашего сыночка точно нельзя было спасти и что врачи сделали все от них зависящее, — плачет Надежда Николаевна. — А не зарезали для больного богача... Пусть это останется на их совести.
Тем временем Министерство здравоохранения Украины разработало и направило в Верховную Раду законопроект, согласно которому каждый из нас может стать донором органов после своей смерти. Правда, в том случае, если при жизни юридически не откажется от этого в письменной форме. При разработке украинского законопроекта авторы ориентировались на опыт той же России.