В апреле 1985 года в Москве состоялся пленум, на котором Генеральный секретарь ЦК КПСС объявил о начале перестройки в Советском Союзе
Михаилу Горбачеву 82 года. У руля власти Советского государства он находился с
«ФАКТЫ» побывали на лекции Михаила Горбачева «Человек меняет историю или история меняет человека?» — публичном выступлении, организованном в совместном проекте РИА «Новости» и Центра документального кино «Открытая лекция».
— Я считаю, что история не фатальна, не предопределена, — говорит Михаил Сергеевич. — И если верить, что человек не может повлиять на ход исторических событий, тогда нет смысла участвовать в политических встречах, совещаниях, дискуссиях. К чему тратить время? Но это рецепт для равнодушных, для пассивности и апатии. Конечно, можно прожить жизнь и в таком состоянии. Но для меня, например, это было неприемлемо с самого начала...
Вся моя жизнь связана с политикой. Молодые годы — это общественная работа в школе, в университете. А с августа 1955 года — профессиональная политическая деятельность. Я должен сказать, моя карьера была успешной. Не в смысле, что я карьерист и умел, так сказать, уловить момент, ухватиться у кого-то за полу...
Карьера начиналась так. В школе села Привольного я закончил восемь классов, и надо было решать, что делать: заканчивать среднее образование, поступить учиться в техникум или просто продолжать работу в МТС (машинно-тракторной станции. — Авт.). Отец сказал: «Ты как собираешься: дальше учиться или, может, будем и дальше вместе работать на комбайне?» И этим своим вопросом даже как-то обидел меня. Все-таки я принял решение продолжать учебу и, закончив среднюю школу, потом уже определиться со своим будущим.
В 9–10-м классах Михаил Горбачев учился в районном центре в большой школе — в ней было более тысячи учеников. В октябре
— В два последних года учебы в школе произошли и другие знаковые события в моей жизни, — продолжил Михаил Сергеевич. — Работая помощником комбайнера в местной МТС (всего я проработал пять лет, а потом еще приезжал, когда мы с Раисой решили пожениться — чтобы деньжат на свадьбу заработать), в 1948 году я был награжден орденом Трудового Красного Знамени за успехи в уборке урожая. Мне было 18 лет. Это редкая по тем временам награда.
А в 1950 году в десятом классе я стал кандидатом в члены КПСС. Это было мое личное решение. Посоветовался с дедом (который прошел через пытки, приговор к расстрелу, потом отмену этого приговора) и с отцом, вступившим в партию на фронте...
Я, вообще говоря, был человеком активным. Как сказали бы сейчас — лидер. Что-то, наверное, было от природы, кроме того, огромное влияние на мое становление оказали война и послевоенные годы. Вернулись фронтовики с победой, с верой в свои силы, с настроением на быстрое возрождение страны. Оно определяло отношение к жизни, работе, к учебе — ко всему...
Десятый класс средней школы я закончил с серебряной медалью... Для сочинения на аттестат зрелости выбрал свободную тему — «Сталин — наша слава боевая, Сталин — нашей юности полет». Это слова из песни Михаила Исаковского. Тогда и взрослые, и особенно мы, молодежь, верили Сталину. Много пройдет лет, прежде чем изменятся мои взгляды на Сталина, на жизнь вообще... Этого не надо бояться. Жизнь все меняет, и мы жизнь меняем.
Особенно важным периодом в своем становлении Михаил Горбачев называет годы учебы в Московском университете в
— Москва! Представьте себе, что я приехал туда из села, где нет электричества, — говорит Михаил Сергеевич. — Первый раз ехал на поезде! Провожал меня отец и забыл отдать мне... билет. И меня сразу начали разбирать контролеры. На защиту встал весь вагон. «Ты что, не видел его отца? — говорят. — Весь в орденах, воевал! Ты что?»
Контролеры поуспокоились, но только до следующей станции — Михаил должен был купить новый билет.
В столице многое для юноши было непривычным. «Самое большое впечатление в Москве на меня произвело метро», — откровенничает Михаил Горбачев. Он ко всему присматривался, познавал...
— Моя карьера состоялась в КПСС — она была успешной, — признается лектор. — Я не напрашивался ни на какую работу. За всю жизнь никогда никуда не просился. У меня не было никаких ходатаев, но я довольно быстро продвигался по карьерной лестнице.
Через 15 лет после возвращения в Ставрополье я стал первым секретарем Ставропольского края, а это крупнейшая величина была. Затем был избран депутатом Верховного Совета СССР, а на следующий год на съезде партии — членом ЦК КПСС...
Мне нравилось быть в гуще людей. Не знаю почему, но нравилось. Да и вокруг меня всегда вертелись ребята. Я близко к сердцу принимал проблемы общества и интересы его. За годы работы на Ставрополье мне удалось немало сделать. Были разработаны и осуществлены крупные проекты, которые вывели край на новый уровень.
В эти годы чувствовал поддержку сверху — прежде всего, тогдашнего генсека Леонида Брежнева. Он проводил со мной первую беседу — чтобы сказать, что меня выдвигают на первого секретаря.
В ноябре 1978 года Горбачев был избран секретарем Центрального Комитета партии. В 1979 году стал кандидатом в члены Политбюро, а в
В
— Мы услышали требования людей, — говорит Михаил Горбачев. — Важно и другое. Мы понимали, что перемены нужны для того, чтобы ответить на вызовы мировой политики — не только внутренней. Вызов, общий для всех стран: глобальные проблемы безопасности, бедности и отсталости, экологии требовали новых подходов и нового мышления.
Перестройка началась с гласности. Зазвучал голос людей. Пресса стала смелей. Но уже на этом этапе, по словам Михаила Сергеевича, проявилось противодействие переменам. А после проведения в 1989 году в стране первых демократических выборов — буквально на следующее утро — на лицах многих членов Политбюро Михаил Горбачев увидел недовольство. С каждым днем чувствовалось нарастающее сопротивление реакционных сил реформам.
— Несколько раз ими ставился вопрос о моем смещении с поста Генерального секретаря ЦК КПСС, о недоверии президенту, об ограничении полномочий в пользу Совета министров, — вспоминает Михаил Горбачев. — Ситуация накалялась и достигла такого предела, что на одном из пленумов я заявил о своей отставке с поста генсека и покинул зал заседания.
Что я могу сейчас сказать? Считаю, что тогда допустил ошибку — поддался уговорам, вернулся. Надо было идти до конца. Тем более что уже около ста человек из числа членов ЦК объединились в список тех, кто готов идти за Горбачевым. А на самом деле моих сторонников было гораздо больше.
В открытой публичной и политической борьбе моим противникам не удалось добиться своих целей. И тогда в августе 1991 года они пошли на путч, предприняв попытку государственного переворота. Путч провалился, но он ослабил мои позиции, и этим воспользовались радикалы, сепаратисты и просто люди, рвавшиеся к власти. В течение буквально двух недель после путча все республики приняли декларации о независимости. В августе Ельцин не пошел на сговор с путчистами, хотя они предлагали ему объединиться против Горбачева. Нет, он возглавил сопротивление. Но после провала путча действовал разрушительно, стремясь прежде всего к единоличной власти в Кремле.
Обновленный Союз, к которому мы стремились, мешал Ельцину, и поэтому, пусть и после колебаний, в конце концов он стал на путь разрушения союзного государства. Шестого — восьмого декабря 1991 года секретно встретился в Белоруссии с руководителями Украины и Белоруссии. Там был подписан документ о прекращении существования Советского Союза...
Вот, собственно, в этом вопросе — каким именно быть Союзу — мое принципиальное расхождение с Ельциным... Видя необходимость децентрализации, обновления Союза, я, тем не менее, выступал и боролся за сохранение союза государств. Всякие разговоры и попытки свалить на меня вину за развал Союза безответственны, голословны и лживы.
По мнению Михаила Горбачева, срыв перестройки и распад СССР стали результатом ожесточенного сопротивления реакционных сил, организовавших путч, и авантюристических действий радикальных и сепаратистских сил, рвавшихся к власти. Указал он и на свои ошибки: мол, следовало раньше приступить к реформированию КПСС, опоздали с децентрализацией и обновлением Союза. Но это, как акцентирует Горбачев, не перечеркивает достигнутых результатов перестройки: в страну впервые пришла свобода — слова, собраний, частного предпринимательства, выезда, была отведена угроза ядерной катастрофы...
Говорил Михаил Сергеевич не только о прошлом.
— Сейчас я серьезно болею, но выбираюсь потихоньку. Потому что если бы я поддался сплошному лечению — хотя на него и так много времени уходит, — то можно испортить свою жизнь. Надо до конца идти!
И процитировал слова героя из фильма «Два капитана»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!»
Чтобы быть в курсе всех событий, Михаил Сергеевич получает двенадцать газет. В одной из них его поразила вот какая статистика.
— Большинство альпинистов погибают не при восхождении, а на обратном пути — при схождении вниз, — отмечает Михаил Сергеевич. — Жизнь после власти — большое испытание. Не все его выдерживают. Что поддерживало меня в первые, самые трудные месяцы и в последующие годы? Прежде всего, убежденность, что перестройка была необходима, что главный выбор мой сделан правильно.
Михаил Сергеевич не скрывал волнения, когда вспоминал о пережитом. В 1992 году он создал Фонд социально-экономических и политологических исследований и по приглашению представителей общественности более 100 стран стал президентом-основателем экологической организации «Международный Зеленый Крест».
После лекции Михаил Сергеевич ответил на несколько вопросов. Например, почему из Фороса он поехал не в Кремль.
— Ситуация была в семье такая, что надо было отвезти ее домой, — объяснил Михаил Сергеевич. — Так хотелось крови кому-то, так хотелось раздавить семью Горбачевых. Не удалось...
А на вопрос, о чем он больше всего жалеет, ответил:
— Очень сожалею, что наша судьба с Раисой вот так завершилась драматически. В считанные недели обнаружилась болезнь. Так прогрессировала — не могли справиться с ней. Я же жалею, что вовремя до конца не рассмотрел и не разобрался с переживаниями Раисы. Она очень тяжело переживала по поводу обстановки, в которой мы оказались. Кто-то, не помню автора, написал в «Известиях» статью «Леди Достоинство». Раиса лежала в больнице, куда доступ был вообще закрыт. Я вырезал статью и прочитал ее Раисе. Она плакала. И сказала: «Неужели я должна была умереть, чтобы люди поняли, что я совсем не тот человек, которым представляют меня?» Она очень порядочный человек, верный. Ей было трудно сходиться с людьми, но если она сходилась, была надежным другом. Я желаю, чтобы вам, кто не женился еще, так повезло, как и мне, — в том смысле, что мы прожили с Раисой 46 лет, и это были самые счастливые годы моей жизни...