В Москве в соответствии с ритуалом, который дошел до нас с древних веков, прошла интронизация 16-го Патриарха Русской православной церкви
В воскресенье в Москве в храме Христа Спасителя прошла интронизация 16-го Патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Напомним, что он был избран главой Русской православной церкви по результатам голосования в первый день Поместного собора 27 января. Кандидатуру митрополита Смоленского и Калининградского поддержали более 70 процентов участников Поместного собора.
В 9. 00 по московскому времени празднично зазвонили колокола на всех пяти колокольнях храма. Кирилл прибыл в черной рясе. У входа его встретили хлебом-солью два старших священника и мирянин. Там же его в последний раз облачили в голубые одеяния митрополита.
Интронизация проходила в соответствии с ритуалом, который дошел до нас из древних веков почти без изменений. Кульминацией первой части церемонии стало возведение избранного Патриарха на горнее место в алтаре. Два старших митрополита взяли Кирилла под руки и трижды посадили его на трон, провозглашая при этом по-гречески «Аксиос!», что значит «Достоин!». Затем его облачили в патриаршие одежды — саккос (большая нарядная ряса, расшитая золотом) и омофор (широкая лента, огибающая шею и украшенная драгоценными камнями). И только в конце литургии на Кирилла надели сшитую специально для него зеленую мантию Патриарха и белый куколь — головной убор главы Русской православной церкви. Также ему вручили деревянный посох, принадлежавший еще первому Московскому митрополиту Петру. Эта бесценная реликвия хранится в Оружейной палате Московского Кремля. За последнее столетие посох вынесли оттуда в третий раз. В первый раз это была интронизация Алексия II, а второй — его юбилей.
На церемонии присутствовали более четырех тысяч гостей, в том числе президент России Дмитрий Медведев с супругой, премьер-министр России Владимир Путин, президент Молдавии Владимир Воронин, мэр Москвы Юрий Лужков, Наина Ельцина, Никита Михалков.
В апреле 2007 года митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл дал интервью программе «Без галстука» телеканала «Россия». Несмотря на ограниченное время (священнослужитель должен был лететь в Оренбург через два часа после начала съемки), журналистке Ирине Зайцевой удалось побеседовать с Кириллом, как говорится, по душам. Текст беседы приводим в сокращенном варианте.
- Когда вы решили посвятить свою жизнь служению Богу, церкви?
- Порой мне кажется, что я с момента своего рождения уже был священником. А то, что хотел стать батюшкой с детства, это точно. Еще ребенком я играл и служил. У меня было детское облаченьице, сшитое какой-то монашкой. И дома я служил, кстати, много знал наизусть. Мне все это очень нравилось…
- Вы родились в семье инженера. Ваш отец Николай Васильевич Гундяев работал на военном заводе…
- Но при этом он всегда мечтал служить в храме! Инженер и храм — это было нетипично для того времени. Однако отец спустя годы все-таки добился своего. Он проявил настойчивость, и митрополит рукоположил его в священники, назначил в храм в Ленинграде, совсем недалеко от того самого завода, где работал отец. Так что в обеденный перерыв многие его бывшие сотрудники шли смотреть, как Николай Васильевич трудится на новом поприще. Вот в такой семье я родился.
- А мама?
- Мама была школьной учительницей. Преподавала немецкий язык. Я помню, кажется, только один случай какой-то легкой размолвки между папой и мамой, которая длилась, быть может, пару часов, а потом — все. Не было ни одного скандала, никто никогда не повышал голос друга на друга. Вообще, мы жили в атмосфере любви. Я до сих пор чувствую это тепло. Самая яркая картинка из детства, которая мне вспоминается,- это мама и я на кухне. Я помогал ей по дому. И готовить помогал. Даже сейчас могу сделать котлеты, если хотите.
- Конечно, хочу!
- Да? Ладно. Я всегда хорошо молол мясо. Потом лук, булочку. Мама поразительно готовила котлеты. Кроме того, она великолепно пекла пироги. С тонкими корочками.
- А вы и пироги можете?
- Нет, пирог, наверное, спечь не смогу, но замесить тесто знаю как. Я этим занимался. Месил, что физически довольно непросто. Потом я раскатывал тесто. Это была моя задача. Не всегда, конечно. Иногда мама обходилась без моей помощи. А бывало, она говорила: «Ну-ка, помоги мне». И для меня это было большое удовольствие. Мы ведь не только месили и раскатывали тесто или мололи и готовили котлеты. Мы беседовали. Учили немецкий. В нашей небогатой семье почти все деньги уходили на книги. Библиотека была отличная. Я воспитан на прекрасной литературе. А вот музыкой меня заставляли заниматься.
- На каком инструменте вы играли?
- На фортепьяно.
- И сейчас играете?
- Боже упаси! (Смеется. ) Мои занятия музыкой закончились, как только я стал жить самостоятельно. Родители тут проявляли строгость. Меня фактически заставляли играть на фортепьяно, а мне почему-то это не очень нравилось.
- А как в школе вы учились?
- Мне было непросто, хотя учился я прекрасно. Но я был единственным учеником, не вступившим ни в пионеры, ни в комсомол. Очень активно со мной пытались работать. Уже тогда обо мне начали писать газеты.
- Да что вы!
- Да.
- Вы уже тогда были знамениты? В четвертом-пятом классе?
- Ну, нет, это был седьмой класс. И тогда в газете «Смена» появилась статья о том, что вот такой мальчик учится. Такое безобразие! Как глубоко религиозные предрассудки проникают в сознание нашего общества! Особенно в сознание молодежи. И что же нам делать, спрашивалось в статье? Ведь учится мальчик хорошо, а в Бога верит. Учителя боролись со мной, как могли, но удивляло другое: я всегда чувствовал поддержку одноклассников. Насмешек не было. Наоборот, все были за меня. Однажды на уроке истории меня вызвали к доске. Учительница начала спрашивать о Леонардо да Винчи, еще о чем-то. И разговор зашел о религиозных убеждениях Леонардо. И она вдруг меня спрашивает: «Ну а ты сам-то в Бога веришь?» Я взглянул на класс, а он замер… Я понял, что наступил момент истины. Тот момент, когда я не могу кривить душой. Я должен сказать прямо… И я сказал: «Да, верю!» Начались причитания, междометия: ох, ах, как в наше время космоса и так далее, какое безобразие! Кстати, а почему ты не пионер?
- И что вы ответили?
- Сказал, что я с удовольствием стал бы пионером, если бы мне позволили в красном галстуке пойти в храм. Вот если это допустимо, я готов стать пионером. Но я никогда не стану пионером, если пребывание в этой организации не допускает религиозных убеждений. Кривить душой и жить двойной жизнью никогда не буду. И вот в этот момент вдруг я вижу, как передают по классу записочку. И девочка… Вот ее лицо прямо перед глазами стоит, а фамилию уже не помню… С такими двумя косичками, черненькие волосы, в черном фартушке. Тогда же все в формах школьных были. И вот она, в коричневом платье, черном фартушке сидела и с такой симпатией на меня смотрела. И передает мне эту записку, которую из глубины класса кто-то передал. Я разворачиваю, а там написано: «Молодец, Володька! Держись!» Ну, я подумал, что это здорово… А в 15 лет я попросился у родителей уйти из дому, чтобы начать самостоятельную жизнь. Устроился на работу техником-картографом…
- Но в семье же вам было хорошо!
- Очень хорошо. Но мне захотелось жить самостоятельно. И в 15 лет я ушел. Поступил работать в геологическую экспедицию. Школу заканчивал уже вечернюю. Зарабатывал деньги. Очень немного. Рубль в день. И на этот рубль в день жил. Это было очень непросто, но опыт был хороший — жизнь в бедности с опорой на свои собственные силы. У меня появились новые знакомства. С питерскими интеллигентами. Однако именно в это время у меня возникла дилемма. Я окончил вечернюю школу и начал думать, куда пойти учиться дальше. Мне нравились точные науки, нужно было сделать выбор. Или идти в университет, чтобы физику свою любимую изучать, или в семинарию. И я решил соединить одно с другим. Думал, получу сначала образование в университете, а уж потом, как мой отец, стану священником. И с этими вопросами я пошел к тогдашнему митрополиту Ленинградскому Никодиму. Замечательный человек был. Он внимательно так на меня посмотрел и сказал: «Знаешь, у нас в Советском Союзе физиков много. Достаточно их, а священников не хватает. Иди-ка ты сразу в семинарию». Он знал, что говорил. Поступить тогда в семинарию, имея диплом о высшем образовании, было невозможно. Прием в семинарию жестко контролировался властями. Если бы не реальное участие митрополита Никодима в моей судьбе, мне было бы трудно поступить в семинарию. Наверное, даже невозможно.
- В вашей жизни были люди, которые вам помогали?
- Да. В 1965 году я поступил в Ленинградскую духовную семинарию, а затем — в Ленинградскую духовную академию. В 1969-м меня постригли в монашество с наречением имени Кирилл.
- Вы тогда предполагали, что сможете достичь такого карьерного роста?
- Нет. Причем говорю это не из ложной скромности. Если бы я думал о карьере, то так бы и сказал. Мол, занимая высокий пост, мог бы приносить большую пользу церкви. Так себя и ориентировал. Нет, этого ничего не было в моих мыслях. Передо мной был пример отца. Как и он, я хотел стать простым приходским священником…
- Но в 28 лет вас, архимандрита, назначили ректором той самой духовной семинарии и академии, которые вы закончили! И вы стали и остаетесь самым молодым ректором в истории этого заведения.
- Это так, но даже после этого назначения карьерных планов я не строил. Мне казалось, что всю жизнь буду ректором, профессором. Хотелось заниматься наукой. Но спустя 10 лет меня неожиданно сняли с должности и перевели в Смоленск.
- А в чем причина?
- Эпоха такая была. Я не понравился властям.
- Значит, это было понижение?
- Да, такое удаление из северной столицы. Это был 1984 год. Началась подготовка к празднованию тысячелетия крещения Руси. И на заседании комиссии по подготовке я имел неосторожность поделиться своими мыслями, как нужно праздновать. И вскоре после этого я был снят с должности ректора. Отправлен в Смоленск…
- Переживали?
- Очень, когда меня снимали. Так же, как школа переживала. Однако теперь я убежден, что сам Господь привел меня на смоленскую землю. Да, это было понижение в должности, но я узнал другую жизнь. Когда я своими ногами в резиновых сапогах начал месить грязь нашего Нечерноземья, бездорожья, когда соприкоснулся с реальной жизнью умирающих деревень, разрушающихся приходов, вот тогда понял, что русская церковь и Россия — это, конечно, не Москва и Петербург.
- То есть взлеты и падения, все это было?
- Да. Так и должно быть у человека нормального (смеется). Если только один взлет, опасно для духовной жизни.
- Скажите, а чем вы увлекаетесь в свободное время, если оно у вас есть, конечно?
- Спортом. Мне нравятся водные лыжи, горные лыжи, автогонки. Но люблю спорт любительский, а не профессиональный.
- А когда впервые встали на горные лыжи?
- Мне было 13 лет, когда я в первый раз спустился с очень крутой горы, упал и подумал, что только сумасшедшие могут это делать. Но я видел, как ездят другие. Их пример меня так заразил, что с 13 лет езжу, а в то время этот вид спорта совсем не был популярен. Вернее, не был модным.
- А спорт как зрелище — футбол, хоккей — вам нравится? Вы не любитель там покричать, поболеть?
- Нет, я только один раз был на хоккее. Священник из Финляндии, с которым я дружил, был страстный болельщик. Он приехал на турнир «Известий» и уговорил меня пойти на хоккей. В то время я еще как-то мог ходить в подобные места — люди меня еще не узнавали. Священнослужители на улице, конечно, тогда были большой редкостью. И вот мы пошли на ледовый стадион. Я никогда не забуду это впечатление. Мы немножко задержались, игра уже началась. Мы еще по лестнице поднимались, как вдруг я услышал… Нет, даже не услышал. Это слово не подходит. Всеми фибрами, всею кожей, не знаю, сознанием я воспринял какой-то дикий рев! Я остолбенел на этой лестнице. Прежде никогда не слышал такого крика. Когда мы зашли в зал, я понял, что это народ кричит. С тех пор подобные мероприятия не посещаю. Столь массовое выражение эмоций не для меня. А вот по телевизору смотрю, и с большим удовольствием.
- Чего вам очень хочется, а сделать не получается?
- Очень хочу выспаться. В отпуск хочу хоть на недельку. Может быть, как раньше, порыбачить. Но, как теперь говорят, с этим делом напряженка.
- У вас множество обязанностей, а также всяческих регалий. Вы являетесь автором книг, научных трудов, многочисленных статей в прессе. Вы — почетный член различных научных обществ…
- Но главное, я гражданин России. И все, что происходит в стране, мне не безразлично. Я убежден, что сегодня необходимо возрождать утраченные в обществе идеалы. Их надо возрождать. Через воспитание в семье, в школе, а главное — в средствах массовой информации.
- Почему церковь выступает против гомосексуализма?
- У нас совершенно ясная позиция. Это грех, так же, как и прелюбодеяние. Почему мы выступаем против гей-парадов? Потому что это пропаганда. И если власть допускает эту пропаганду, то в массовом сознании это становится нормой. То есть, подождите, это же позволено, это же возможно, это же доступно. Так почему же это не попробовать? Тогда уж давайте устроим парад наркоманов со шприцами. А почему нет?
- В вашей жизни кого больше — друзей или недоброжелателей?
- Знаете, за меня молится такое огромное количество людей, что, наверно, благодаря этим молитвам и живу. Поэтому я даже сравнивать не могу. Я не могу назвать этих людей друзьями. Просто я знаю, что они молятся за меня. И происходит это не только в Москве, но и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и в других местах. Это такая колоссальная духовная поддержка. Господь слышит молитву этих людей и, может быть, мне, грешному человеку, помогает преодолевать мои какие-то слабости. А есть какая-то группа ангажированных политиков, журналистов, у которых такое хобби — бороться с митрополитом Кириллом. Каждому свое…
Подготовила Наталия ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»